Взгляд Бездны

— Жаль? — удивился Джоэл, точно знавший мое истинное отношение к мародерам... да и Мародерам из книги — тоже.

— Конечно, — кивнул я. — Ведь теперь придется выделять кого-то еще на штурм северной тропы. А там, по моим сведениям, стоит такое, что даже наши отбросы на это бросать — несколько жалко. Хоть и твари мелкие, но все ж таки, живые... хотя бы и относительно, как мы все.

— Кстати, — решился-таки уточнить Джоэл. — А зачем ты раз за разом штурмуешь Отшельника? Еще не убедился, что это — бесполезно?

— Как это "бесполезно"? — В свою очередь удивился я тому, что Сородич не понимает очевидного. — Каждый раз он встречает мои миноискатели чем-нибудь новым и любопытным. И, хотя я и не могу впрямую повторить творения Вер-Заррен, но мое понимание мира становится больше. А там, глядишь, получится и кое-что воплотить в кристаллах.

Ольга

Я думала, что знаю город... Но во время нашей прогулки Саша успешно доказал, что я даже собственного района не знаю. По крайней мере, открылось мне много нового. К примеру, семейство, содержащая ларек с шаурмой на углу — оказались самыми настоящими оборотнями. Так что у них эту самую шаурму можно спокойно покупать, не задумываясь о качестве мяса: тухлятину они рядом со своими чувствительными носами держать не будут.

— Правда, могут быть вопросы о происхождении этого мяса. И вполне может оказаться, что оно "не гавкало и не мяукало, но задавало глупые вопросы", — заметил Саша. Но это же он пошутил, правда? Хотя уточнять я все равно не решилась.

Также, по ходу экскурсии, Саша показал мне несколько Источников, или мест Силы. Причем Сила этих источников была весьма далека от добра и позитива. И большая часть этих мест была свежеобразовавшимися. Саша объяснил, что реальность раскачали во время Войны. Сила, выброшенная многими тысячами смертей, просто взламывала границы возможного, навязывая миру формы, далекие от того, каким его рисует строгая физика.

— Пространство местами просто дико искорежено, хотя это и не многие замечают, — вздохнул Саша. — Бывает по одному месту ходят годами, а потом — бац, и всплывает шпринг-мина4, или неразорвавшийся снаряд, или еще какой "подарочек" тех времен. Но здесь — места слабые. Основные Источники Некроса — севернее, в центре и заводских районах. И Хелькригер, вампиры-некроманты, предпочитают обитать там. Рэдин, в принципе, тоже... но они встречаются у нас реже. Жарко им у нас. И сухо. Маловато у нас и Ценерис, но уже по другой причине: духи тут буйные, их шаманские ритуалы проводить тяжеловато. Да и наследие Каганата — не так, чтобы их радовало.

— Почему? — удивилась я.

— Один из кланов Вигиландо, Хабиту, ныне крепко связанные со Священной конгрегацией Доктрины веры, тогда поддерживали Буланидов5. И из-за этого крепко поссорились с Ценерис, имевшими свои взгляды на то, кто должен править в Каганате, — со вздохом, начал рассказывать Саша. Видимо, эту историю ему пришлось заучивать если не наизусть, то для "пересказа близко к тексту". — Так что после строительства Саркела, руины которого сейчас на дне водохранилища, неподалеку отсюда, в его стенах был проведен какой-то совершенно чудовищный ритуал... — Саша замолчал.

— А дальше? — подбодрила я его. Мне было очень любопытно.

— А дальше покровители Ценерис, клан Луравис, известные своими возможностями в менталистике и политике, убедили молодого и горячего Святослава выступить против Каганата. Чем это закончилось для хазар — думаю, рассказывать не нужно? Но, несмотря на то, что Саркел пал, отголоски проведенного тогда ритуала — продолжают чувствоваться. Так что Ценерис предпочитают здесь без особой нужды не появляться. Видимо, только поэтому тебя так до сих пор и не нашли.

Саша

Ну вот... Стоило отойти за мороженым — как тут же нарисовались неприятности. Правда для кого — неочевидно. Потому как с тремя личностями, не обезображенными интеллектом, что сейчас подступают к Оле со вполне недвусмысленными предложениями, я уже как-то пересекался.

— Пойдем, красотка, чего ломаться... — кажется, эта фраза повторяется уже в третий или четвертый раз. Ну, заклинило ребят. Намертво. Даже самого умного из них.

— Да чего на ... эта ... и ... ломается? — попытался разрешить затруднения тот, что повыше ростом... и потупее с лица. Хотя все они — не светочи мысли, но этот выделяется даже на их фоне. — Хватай ее и пошли!

Вот что за везение у девчонки? Второй раз за два дня нарывается на подобные экземпляры. Но в данном случае — все полегче. Это не Элланзардо, пусть даже и новообращенные. Так что, пожалуй, справлюсь,

— Привет! — кладу я руку на плечо того, кто ближе ко мне. — Друг мой, — цитирую я книгу, из которой, увы, мне запомнилась только эта фраза6, — хочешь, я расскажу тебе, что такое "смирение"?

Троица оборачивается ко мне, и сальные ухмылки на их рожах медленно сменяются вселенской тоской по мере того, как они осознают, что именно видят. Процесс происходит с некоторой плавной неторопливостью, но, тем не менее, приводит разыгравшихся детишек ко вполне однозначному результату.

Почему они не пытаются набить мне морду, хотя их трое, а я — один? Возможно, потому, что в прошлый раз их было пятеро... и нифига им это не помогло.

— Н-н-не на... — заикается тот, на чьем плече лежит моя рука, с ужасом убеждаясь, что позиция "в тылу" — отнюдь не столь безопасна, как ему бы хотелось. И сейчас он действительно в тылу. В глубоком тылу мироздания.

Ольга

Об этих троих я кое-что слышала. И, что характерно — ничего хорошего. Избить и унизить младшего или слабейшего, облапать понравившуюся девчонку, задрать ей юбку... — все это они творили легко и непринужденно. Благо, среднебогатые родители имели какие-то знакомства в местном отделе полиции по работе с несовершеннолетними, и им всегда удавалось выйти сухими из воды. Правда, чего-либо более серьезного им не приписывали даже самые отмороженные сплетники. Так что у меня была надежда, что еще обойдется.

— Привет! Друг мой, хочешь, я расскажу тебе, что такое "смирение"? — увы, Саша успел вернуться с мороженым. Парню может прийтись хуже... Избиения и издевательства за ними однозначно были.

Но, вместо того, чтобы вякнуть что-то вроде "Ты че такой дерзкий?", или чего-то аналогичного, эта троица отшатывается, и в их глазах виден настоящий страх.

— "Смирение" — это состояние души, — Саша медленно идет вокруг троицы, и те, будто загипнотизированные, поворачиваются за ним, — когда она находится в гармонии с миром, и не позволяет разнузданным страстям нанести себе ущерб...

Как будто что-то подталкивает меня, и я делаю два шага назад. Так что двигавшийся по дуге Саша останавливается между мной и мажорами.

— ...так что идите, дети мои. И не грешите более!

И трое, стоящие против одного (себя я, увы, за боевую силу не считаю), шарахаются, и бросаются бежать.

Ирр

Пока детишки отправились погулять, я вернулся к своим, временно прерванным изысканиям.

Помнящий камень. "То чего на белом свете вообще не может быть". Достался он мне совершенно по дешевке. Благо, истинную ценность этого каменного осколка может осознать разве что представитель нашего клана. Камень, на котором запечатлелось само время. Причем, не "одна из возможных возможностей вероятного прошлого", но сразу целый пучок мировых линий, позволяющий наблюдать события во всем их вероятностном великолепии. Вещица не уникальная, но весьма и весьма редкая: естественная, спонтанно образовавшаяся химера, обретшая форму камня. Красноватого камня, на поверхности которого видны были отчетливые углубления, как будто от пальцев на глине.

Я коснулся камня, и попытался впитать в себя его память, получить контроль над обрётшей реальное существование химерой и доступ к ее памяти.

Мы, Фаугле, редко испытываем потребность в сборе специфических компонентов, бормотании непонятных слов на давно мертвых языках или же вывихивании пальцев в сложные конструкции — печати (иногда именуемые мудрами). Это наша сила и наша слабость. Слабость в том, что отказ от костылей требует куда более совершенного контроля собственного разума, дабы получить желаемое... и еще более совершенного — для того, чтобы получить только желаемое. Магия, что естественнее дыхания — это не всегда благо. И сейчас был тот редкий случай, когда мне требовалось несколько стандартизировать собственное мышление, дабы не дать сознанию распасться при погружении в химеру чужого существования.

Лица, судьбы, цепь событий

Словно листья на ветру

Пути, дороги, сотни нитей

Вновь сливаются в одну7.

В отличие от более консервативно настроенных кланов, мы редко можем себе позволить использование устоявшихся формул. Мир меняется, и иллюзия нашего существования меняется вместе с ним. Собственно, это и есть причина того, что наш клан редко прибегает к ритуалам. Формула, действенная пару минут назад — может оказаться совершенно бессмысленной, или даже опасной в следующей точки проекции времени на массив Вечности. Вот и приходится постоянно отслеживать как религиозные течения, так и наиболее абстрактные фантазии смертных, подбирая слова и символы, пригодные для обращения к химерам — абстракциям высшего порядка. И сейчас самосотворенная химера услышала не столько мой голос, сколько те образы, которые были вложены в слова, и приняла их. И я Увидел.

Три кольца воды и два — суши, некогда нерушимая твердыня, рушились под ударом чудовищной мощи. Смертные маги противостояли воле бессмертных, и проигрывали. Но то, что они не погибли мгновенно — говорило о просто чудовищной мощи тех, кто сейчас отчаянно защищал свой дом от божественной кары. И химера, пронзая ставший твердым воздух, раскаляясь до температур, при которых даже тугоплавкие металлы плавятся, а камень — горит, запоминал происходящее. Древние слова разрушительных заклятий, несущих смерть равно смертным и бессмертным, вырывающих души с обода колеса Чакравартина. Мощь разбушевавшейся стихии, спущенной с поводков богами. И самое главное — голоса богов, нисходящих на землю, проницая непроницаемый ныне барьер. Я был далек от того, чтобы понять, какие силы они пускали в ход, чтобы проникнуть в наш мир... но теперь, получив в руки этот камень — я рано или поздно разберусь. Обязательно разберусь!

Между тем видение огненного полета продолжалось. И когда камень, который не камень, коснулся земли — битва была окончена. Боги — победили, и некогда богатая и могущественная страна была стерта с лица земли и водной глади. Боги — победили. Но страшна была цена этой победы. Из бесчисленного сонма богов — остались только двенадцать истинно бессмертных. Прочие же познали смерть вторую8. Лишь мелкие полубожки составляли ныне свиту бессмертных. И в страхе перекрыли боги дорогу в свои чертоги, своими руками обрушив радужный мост, оба конца которого ныне упираются в землю. Готтесдаммерунг, долгие Сумерки богов — начались.

Саша

— ...должен работать закон сохранения энергии, — закончила свое высказывание Оля.

— А почему? — поинтересовался я.

— Ну... — Оля задумалась. — Это же очевидно!

— Не вижу ничего очевидного, — я покачал головой. — Во-первых, магия нарушает даже закон причинности, и это куда более существенная основа реальности, чем законы сохранения. А во-вторых, вспомни, что постановление о запрете рассмотрения проектов вечного двигателя Французская Академия наук приняла лишь немногим позже другого своего постановления: о запрете рассмотрения сообщений о падении камней с неба "поскольку наукой твердо установлено, что небо — не твердь, и, следовательно, камни с него падать не могут". Первое постановление продержалось намного дольше второго, но теперь есть уже основания предполагать, что и оно последует за постановлением о камнях с неба.

— Какие это "основания"? — заинтересовалась Оля.

— Очень простые, — улыбнулся я. — У законов сохранения есть два основания: экспериментальное и философское. Экспериментальное — что до сих пор не удалось построить вечного двигателя.

— Солидное основание! — перебила меня девочка, перед которой я старательно распушал хвост.

— Не настолько, — улыбнулся я. — Из того, что "чего-то" не случалось в прошлом — не следует, что "этого" не случится в будущем. А эксперименты, на которых основываются законы сохранения проводились в чрезвычайно узком диапазоне условий...

— Чрезвычайно узком? — удивилась Оля. — Насколько я знаю, их проводили чуть ли не по всей Земле. И в космосе...

— В "ближнем" космосе, — пожал плечами я. — Где гравитационный градиент настолько мал, что пространство можно считать практически евклидовым.

— При чем тут это? — удивилась Оля.

— Чтобы объяснить, придется перейти ко второму основанию законов сохранения — философскому, — начал объяснять я. — Законы сохранения — есть выражение однородности и изотропности9 пространственно-временного континуума. Сохранение импульса — выражает однородность пространства, сохранение момента импульса — изотропность пространства, а сохранение энергии — однородность времени.

— Ну, где-то так и есть, — кивнула Оля, не уточняя значение термина "изотропность", чем резко добавила себе очков в моем рейтинге, поскольку явно поняла, о чем я вообще веду речь.

— Так вот... — я на секунду остановился, стараясь сформулировать следующее утверждение. — Общая же теория относительности утверждает, что в присутствии гравитационного градиента континуум становится неоднороден. А в областях с высокими значениями градиента (скажем, вблизи горизонта Шварцшильда10) — даже резко неоднороден. Вплоть до того, что измерения могут меняться местами, и, скажем, "направление "вверх" может стать течением времени и наоборот.

Оля кивнула. Похоже, по крайней мере, популярную литературу по этому вопросу она читала.

— Ну да... — задумчиво протянула она.

— А в некоторых версиях квантовой теории гравитации пространство и время и вовсе квантуются, — Оля кивнула. — Тогда о какой однородности и изотропности вообще можно говорить?

— Но ведь ОТО не отрицает законов сохранения? — зацепилась Оля за то, что показалось ей изъяном в моем рассуждении.

— Не отрицает, — согласился я. — И формулы ее, выведенные на основе законов сохранения — дают такой конкретный вид неоднородности, при котором законы сохранения выполняются. Было бы странно, если бы формулы, выведенные на основе некоторой аксиомы — эту самую аксиому и отрицали бы? Но, может быть, именно из-за попыток сохранить законы сохранения, — я улыбнулся непреднамеренно возникшему каламбуру, — так до сих пор и не построена квантовая теория гравитации. И две основные теории, признанные "истинными", то есть — адекватными реальности, противоречат друг другу чуть более, чем полностью, блистательно игнорируя закон исключенного третьего. А теория учит нас, что, когда изгибание ветвей Древа науки не дает нужного результат — следует не продолжать возню с этими самыми ветвями, а начинать рыть корни. Ну а корнями современной физики является что?

— Законы сохранения, — понимающе кивнула Оля. — Понятно. Думаешь, очередной шмель11?