| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
К несчастью Александр все еще не может пока занять положенного места в голове колонны и насладиться редким зрелищем, он мечется между сараями и обозными фурами, разыскивая внезапно пропавшего Гришу. Слава богу "потеряшка" появился из-за забора, а то уж были законные опасения, что напарнику местные купчики припомнили напоследок успешные амурные похождения, бежит Гришка стремглав ему навстречу.
-Гришка черт, ты где шлялся, меня Денисов с ротным убьют за тебя?!
-Я энто, глянь Лександр... -переводит дыхание запыхавшийся Григорий, -Чайник экий славный добыл, аж ведерный, кипяток сливать надоть было, вот и отстал.
-Купчиха что ли подарила знакомая на прощанье? -удивился Сашка, другую что-ли любовницу бывший столяр успел завести, его прежнюю пассию за сто верст в другой город услали, в соседний уезд. Чайник в походе вещь полезная, собирались было скинуться во взводе даже на самовар, но не по солдатским доходам такая роскошь.
-Ага, тока оне об энтом не знають... Шел мимо лавки, вижу эка вещь стоит на пороге без дела, прихватил и до полка побег.
-Спер, что ли??? ...А теперь уже все равно, кидай его в нашу фуру и побежали в строй, скоро двинут!
Они успели вовремя, даже осталась пара минут в запасе "почистить перышки" — обмахнуть пыль с надраенных до блеска сапог и поправить мундиры. Равнодушный к щегольству и парадам полковой командир решил напоследок порадовать зрелищем обывателей уездного городка. Горожане, несмотря на ранний час уже ждут, забыты даже вчерашние беспорядки и обиды на солдат. Не каждый тень такое увидишь, последний раз через город войска торжественным маршем проходили еще при матушке Екатерине, по случаю победы под Измаилом.
-Солдатский адрес нечего расспрашивать! Солдат в ответ не скажет ничего, а только нет синее неба нашего и нагляжусь, я вдоволь на него! -назначенный запевалой Федька старается сегодня от души. Оркестра в полку так и не завели свою "музыку" от бедности, все музыкальное сопровождение ограничивается казенным сигнальным рожком и барабаном. Поэтому надежда только на артистизм, голос и хорошую память этого бывшего владимирского мещанина, немало времени потратил с ним Сашка разучивая по распоряжению ротного строевые песни. Полк дружно подхватывает припев, правда слова немного коверкают, но это не беда, главное — все получается в ногу.
Улицы забиты людьми, яблоку негде упасть, никогда раньше столько народу одновременно не видел старый уездный городок. Провожают солдат хорошо, ах если бы так встречали в свое время. Женщины и девицы машут платочками, и некоторые тайком утирают слезы, прощаются, но с кем? Не исключено, что не только у его приятеля Гришки имелась здесь тайная "сударушка", теперь расстаемся навсегда, прощайте милые и простите нас за все грехи большие и малые. Лифчиков, как у одного поэта, местные красотки в воздух не бросали, их еще не изобрели, по крайней мере у своей Палаши Александр этой непременной детали туалета современной девушки не видел. Гулко грохочет барабан, отбивая дробь, наступает короткая передышка, главный полковой запевала восстанавливает дыхание для нового "творческого порыва". Еще немного и снова колонна, ощетинившаяся иглами штыков, подхватит песню, рожденную в другом веке. Но центральная улица быстро кончилась, и вот уже под сапогами пылит песчанный проселок, остались далеко позади толстые неуклюжие купцы, оборванные, с испитыми лицами, ремесленники, важные и не очень чиновники и их многочисленные домочадцы обоего пола. Только неугомонные городские мальчишки с криками "ура" бегут охваченные общим порывом за маршевой колонной еще с полверсты. Поход начался, а когда и где завершится — неизвестно, очевидно только одно — спокойная мирная жизнь 13-го егерского полка закончилась навсегда.
Следуя в голове маршевой колонны Сашка случайно подслушал разговор штабс-капитана с полковником. Получается, что тремя батальонами они вышли, до театра военных действий доберутся только два или два с половиной, один неизбежно отстанет, а вот вернуться обратно в Россию, дай бог, чтобы хоть с одним. Не факт конечно, что все нижние чины должны погибнуть, скорее всего большая часть выйдет из строя больными, ранеными, отставшими, но все равно перспектива печальная. Кто знает заранее, суждено ли тебе уцелеть, а или сгинуть без следа — своего рода лотерея.
-Полк стой! Вольно! -прощальной музыкой в ушах солдат звучит долгожданная команда. Блестящее представление подошло к концу, тут за пределами города нет больше зрителей кроме ворон и галок рассевшихся на березах вдоль дороги. Полчаса дано всем на отдых и подготовку к дальнейшему движению. Колонна на глазах преображается, точно змея скинув красивую парадную шкурку в пользу более удобной и практичной повседневной. Первым делом избавляются от неудобных мундиров фрачного покроя, их аккуратно складывают и вместе с ранцами отправляют в обоз. Погода стоит прохладная, летняя жара еще не наступила, поэтому "прусские" мундиры по старой, еще с петровских времен традиции, заменены шинелями надетыми прямо поверх нижних рубах. Бесследно исчезли и новенькие, заведенные только в прошлом году кивера с блестящими медными кокардами под "золото", на головах служивых теперь красуются простые полотняные серые колпаки с кисточками — появились сразу две тысячи с лишним в меру веселых и злых Буратин. По команде обер-офицеров с ружей снимаются штыки, а ружейные замки бережно обертываются промасленными чехлами для предохранения нежного механизма от грязи и влаги, в стволы вставляются деревянные пробки-затычки... праздничная бутафория и показуха закончились, впереди предстоит долгий и тяжелый поход.
Александр, с разрешения начальства, одел на голову свою старую армейскую панаму, один из немногих предметов уцелевших с момента его "провала" в прошлое. Джинсы и рубашка давно уже износились во время работы в оружейной мастерской и превратились в бесформенную ветошь, разве что молния перекочевала на ширинку форменных солдатских полотняных штанов, штормовка же превратилась в чехол для винтовки. Что еще осталось из "носильных" вещей? Совсем немного, только ремень офицерский кожаный, да кирзовые сапоги, они намного легче, удобнее и долговечнее казенных, специально сохранены для такого дела. Вопреки распостраненному мнению, "кирза" при должном уходе служит дольше чем натуральный материал. Сослуживцы тоже переобулись, кто в свои "домашние" сапоги, кто в поршни — примитивную кожаную обувь, кое-где и лапти с онучами на ногах солдат появились, это же поход а не парад и ноги следует беречь в первую очередь.
-Ишь лодырь, сапога собственного своего не имеет на подмену! -распекает солдата капитан Терентьев во втором батальоне. Лопоухий рязанец из недавних рекрутов, оправдывается, что крестьянам летом босиком привычнее ходить, а сапожный товар у него "как положено" заготовлен и лежит в обозе.
-Где же я возьму лишню обувку, ваш благородие Трифон Терентьич? Рекрутам не полагаитси денег, а человек я не мастеровой, хрестьянин.
-Пианствовать по трактирам меньше надо, у справных солдат всегда все есть, хоть первую роту взять для примеру! -привязался строгий капитан, -Пшел в строй бездельник!
Последний взгляд на унылый провинциальный город, с которым за пять лет уже свыклись как с родным и снова вперед. Ротный командует "песню запевай" и Федор снова рвет глотку:
-Аты баты шли солдаты! Аты баты на войну!!!
-А нам бы ба-а-а-а-абу, нам бы бабу! Нам бы ба-а-а-а-а-а-а-а-абу хоть одну! -дружно подхватывает и тянет рота, офицеры вокруг командира полка смеются, хорошее начало...
-Что же ты братец такой похабщине нашего Федора обучил, нешто там у вас там такое на походе пели? -Штабс-капитан Денисов добрался до Сашки и учиняет допрос, -Велено же было патриотические песни усвоить! Как хорошо про серые шинели было, только слова местами непонятные...
-Ваше благородие, Федька ведь не автомат музыкальный из кабака, где монету в щель закинешь, на кнопку нажмешь, и по заказу поет-играет. Что на душе у человека лежит, то и выходит песней.
Дорога затягивает, дорога покоряет, первые три дня шли весело с ухарством, и с безобразиями: задирали проезжих купцов и даже мелких помещиков, пугали баб и девок по деревням... Но затем, по прошествии первой недели, бесшабашное веселье стало постепенно убывать, лица у людей похудели и осунулись, молодые парни словно прибавили лет по десять в возрасте. "Эх яблочко куда ж ты котишься, к егерям попадешь — не воротишься!", докатились всем стало понятно, что предстоят нешуточные испытания, по сравнению с которыми все прежние трудности проходят по разряду "пустяки и развлечения".
.........................................................
Типичная сцена в селе Х, точнее в усадьбе Х, сколько еще таких будет на пути никто не знает. Пока одни воины зубоскалят с деревенскими бабами и девками, другие времени даром не теряют. Худой, высокий и испитой мещанин Кучеренков, главный остряк второго батальона, дурачился в пыли у самого крыльца людской на хозяйственном дворе. Он напялил на себя какую-то рогожу, шатался, изображая пьяного, да так усердно, что действительно оступившись свалился в сточную канаву. Доморощенный артист повозился там и полез назад, за собою он сосредоточенно тащил, зацепив веревкой, старый березовый чурбак.
-Каспада, сичас путит мусика!.. Пашалста, нэ мэшайт! -объявил он, изображая из себя иностранца и присел на лавочку возле ворот.
Вокруг толпились нижние чины и многочисленные обитатели помещичьего двора. Хозяин усадьбы не удостоил гостей вниманием, за что и будет обязательно наказан. Кучеренков, с рогожею на плечах, возился над своим чурбаком, словно медведь на ярмарке. С величественно-серьезным видом он положив обрубок на колени задвигал около торца рукою, как будто вертел воображаемую ручку шарманки, и хрипло запел:
-Зачем ты, безумная... Трр... Трр... Уу-о! Того, кто... уээ! Трр... Трр... завлекся... Трррр...
Он изображал испорченную шарманку до того великолепно, что все кругом хохотали: дворовые мужики, девки, бабы и солдаты.
-Каспада, пошалуйтэ пэдному тальянскому мусиканту за труды.
Денег у пейзан нет, поэтому гонорар получается яблоками, огурцами, яйцами и другой нехитрой снедью. Пока сельские ротозеи толпой обступили артиста, его сослуживцы уже успели взять обычную дань с богатой усадьбы, у барина добра много, не убудет...
-Господин полковник, падает дисциплина среди нижних чинов! Снова кур волокут, я устал уже изымать и возвращать хозяевам! -не все зрители оценили "народное творчество" положительно, штабс-капитан Денисов сразу понял в чем тут дело.
-Полноте вам Иван Федорович сокрушаться! -полковник только улыбается в густые усы, покуривая маленькую солдатскую трубку, неизменную его спутницу, -Нешто вы в походах не бывали? Раз помню в гвардии еще, я роту вел через деревню. Вышли в поле, слышу хрюкает кто-то в строю, глянул туда в середку, а они черти двух здоровущих свиней прихватили. Народ бессовестный к крестьянскому горю равнодушный, то поросей сведут, то теленка или бычка с пастбища по дороге, а уж чужой овес или сено, так завсегда гребут ровно свое. Мои же только парку-тройку курей взяли для заправки супа в котле и не у своего брата крестьянина, а помещичьих из птичника.
-Три или тридцать, все едино супротив устава и закона?
-Усадьба богатая, местного барина мы по миру не пустим, мог бы и сам защитников отечества угостить, чем бог послал. Ежели будет жаловаться на пропажу, так покрою убыток из экономических сумм. -полковник спокоен, он знает, что дальше будет хуже. Не стоит "затягивать гайки" из-за пустяков, мелкие хищения у обывателей — непременный атрибут армейской походной жизни во все времена.
-Начнут с кур и гусей, а далее до настоящих грабежей недалече, а не то и на баб накинуться? -Денисов безутешен, на войне о был неоднократно, но полки водить не приходилось, собственного опыта длительных походов у него нет, а из штабов же мелкие жизненные неурядицы не видны. Бог с ней с птицей, в самом деле поди пойми кто виноват: лисица, хорек, коршун или солдат?
-Увольте сударь мой, эти разбойничать не будут, ибо по натуре крестьяне и мещане покамест, а не солдаты. До санкт-петербуржских гвардейцев им далеко, про наших славных "донилычей" я уж молчу.
Тают под ногами бесконечные километры разбитых проселочных дорог и столбовых трактов, мелькают точно в кинофильме деревушки, села и небольшие уездные города. Это давно перестало походить на знакомый по срочной службе в СА полевой выход. В этом мире нет ни железных дорог, ни автомобилей, равно и транспортных самолетов. Даже обычные повозки обоза для рядового солдата непозволительная роскошь, он пехотинец, а значит должен передвигаться на своих двоих — пешком. В качестве анекдота штабс-капитан Денисов в первый же день им поведал историю, как поручик, сослуживец его батюшки а таком же дальнем походе успел влюбиться, жениться и даже обзавестись детьми, разве что там путь у него лежал из Малороссии в Сибирь. Шутка вышла не смешная, Варшава и Кенигсберг конечно ближе чем Иркутск, но как только подумаешь, сколько сотен верст еще надо пройти, так сразу и становиться не по себе.
Первую неделю с пищей насущной было более-менее сносно, но дальше начались большие и неприятные проблемы. Аналога полевых кухонь в начале 19-го века еще нет, хоть сама идея, что можно поставить котел и топку на колеса уже не нова. По мнению всезнающего штабс-капитана Денисова, даже у татаро-монголов, что-то подобное было и знаменитый "русский" самовар — отдаленный потомок походной кухни-очага кочевников. Слишком много времени войскам приходиться расходовать на обычное приготовление пищи. Часто люди на привалах валились от усталости и засыпали голодными, чтобы пожевав наскоро сухарей пополам с водой поутру снова двинуться в путь. В первые часы прихода на бивак стоит несмолкаемый гул и обычная сутолока лагерной жизни. Многочисленные костры точно искрами вкраплены в непроглядную тьму. Около импровизированных очагов суетятся силуэты людей, остро пахнет эрзац-чаем и едой... Придешь после долгого пути на ночлег усталый, измученный, с полной уверенностью, что обеда не дождешься, потому, что припасы остались в отставшем обозе, который всегда приходит позже. А когда наконец скрипучие фуры подтянуться — доставай котлы, рой в земле очаг, добывай черт его знает где воду и дрова. Начали варить — еще несколько часов жди. Одним словом, канитель такая, что и голодный солдат мысленно отказывался от обеда, который поспеет после полуночи, лишь бы только поскорей предаться отдыху и спасительному сну для того, чтобы к утру освежить силы к предстоящему новому переходу. Вскоре полк был вынужден устраивать дневки через каждые три-четыре дня. Обычно подходящее место выбирали на берегу речки или пруда, что бы можно было заодно помыться, постирать белье и портянки. Затем полковник вспомнил старый суворовский трюк, он стал высылать часть обоза с кашеварами и артельными котлами вперед на полдня пути. Стало легче но не намного, жаль все же, что военная среда консервативна буквально до мозга костей. Они с Денисовым еще два года назад набросали чертеж полевой кухни-одноколки и направили на рассмотрение, но в "верхах" по давней традиции принято любые прожекты выдерживать годик-другой, если сразу не положат под сукно. Удивительно, даже обещанная и подтвержденная приблизительными расчетами ожидаемая экономия продуктов не привлекла внимание военных бюрократов. К великому сожалению, своими силами изготовить походную подвижную кухню не получилось, в округе не было железоделательных заводов, а в кузнице такой "аппарат" не склепаешь.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
