Смерть Шепарда

Сотни людей стояли по обе стороны дороги, соединившей поле и парк, который был заполнен народом до предела. Простыми людьми, в большинстве своем не знатными. Не занимавшими больших и значительных должностей или постов. Здесь не было многочисленных дежурных почетных траурных караулов... Здесь были все люди, кто хотел просто отдать дань благодарной памяти человеку, ставшему легендой в масштабах всей Галактики, показавшему множеству инопланетных рас лучшее, что было заключено в человечестве.

Здесь были практически все, кто встретил Джона Шепарда возле ретранслятора в составе Эскадры Памяти, кто встретил его на орбите Тессии, кто встретил его на главной планете Азарийского пространства, кто провожал его на Цитадели в те десять скорбных для миллионов жителей Млечного пути дней, кто был на бортах кораблей, встретивших фрегат и его капитана в Солнечной Системе, кто приветствовал фрегат, отдавая капитану почести на орбите родной планеты человечества.

Все они по молчаливому согласию остались в тени, предоставив возможность сказать последнее "прощай" тем, кто знал Шепарда особенно близко и глубоко.

Бывший адмирал, а ныне советник Раэль Зора, доживший до предельно преклонных для кварианцев лет, не стеснялся слез и потерянного вида. Вместе с Лиа Ваэл и Тали Зорой он, мягко но непреклонно отказавшись от поддержки, склонился над телом Шепарда, прошептав семейную заупокойную молитву клана Зора над тем человеком, кто не позволил ему нарушить клятву Адмирала Флота, кто защитил Флот от гибели, заставив его, адмирала Зору, отступить от своего стремления активировать гетов в неосторожном порыве к командованию ими. Все эти годы он раз за разом осознавал, что Шепард спас Флот и сделал впоследствии для Флота намного больше, чем было положено сделать ему Раэлю Зоре, кварианцу по происхождению и по рождению. Он знал, что именно капитан Шепард защитил его дочь от необходимости найти его, Раэля Зоры тело, ведь геты, вне всякого сомнения, просто вырезали бы весь экипаж "Алларея", а потом огненным серпом пошли бы по кораблям Флота, множась с каждой секундой.

Он знал, что его единственная дочь, Тали Зора, любила не только турианца Вакариана. Она прежде всех полюбила Шепарда, поверила ему, человеку, встретившему ее в труднейший момент Паломничества. Тали никогда не рассказывала ему, своему отцу, в подробностях то, что произошло в пустынном коридоре на Цитадели, но адмирал Раэль, как военный, знал, от какой судьбы, какой участи и какой опасности спас тогда капитан Шепард его дочь. И он никогда не осуждал Тали за то, что она, кварианка, молодая девушка, впервые полюбила не своего соплеменника, а человека, представителя расы, о которой кварианцы тогда... знали очень мало. Он радовался, когда узнавал, что Тали продолжает поддерживать связь с членами экипажа и членами команды корабля капитана Шепарда, хотя на Флоте такие контакты... мягко говоря, долгое время... не приветствовались.

И вот теперь ему, советнику Раэлю Зоре, довелось вместе с дочерью быть одними из немногих кварианцев, кто проводит в последний путь не только легенду Галактики и легенду Земли, а легенду Мигрирующего флота, легенду Ранноха, легенду кварианского народа. Раэль Зора был благодарен Шепарду за то, что тот вступил в бой с Жнецом на родной планете кварианского народа, вступил в бой и... победил. Ему, бывшему адмиралу, а ныне — советнику, трудно было представить себе большинство кварианцев на месте Шепарда.

Он с огромным трудом уговорил Вира, главкома вооруженных сил гетов, показать ему запись того боя, снятую гетами с разных точек со всеми подробностями. А потом с огромным трудом уговорил дать ему копию этой записи. Всю. Без малейших исключений. Он смотрел эту запись всегда один, когда Тали... не могла придти быстро и была... как можно дальше. После просмотра он несколько часов не мог... придти в себя. Этот Жнец... Это был не колосс, зажавший его дочь на Хестроме в помещении старой кварианской библиотеки. Это был не "ИМИР", от которого кварианцы, руководимые его Тали, могли пострадать на "Пути Свободы". Это было воплощение совершенного Ужаса для хрупких и беззащитных тогда... кварианцев. По сравнению с его мощью даже обьединенные силы гетов представлялись чем-то... декоративным.

Когда он, Раэль Зора, не мог решиться что-то абсолютно необходимое сделать, он всегда включал на своем инструментроне кадр из той записи, где капитан Шепард, стоя буквально под ногами Жнеца, целится в него из тяжеленного целеуказателя... А потом спрашивал себя — если он, человек, смог, то почему ты, кварианец, не можешь сделать это для кварианцев? И этот кадр делал то, что не могли сделать для Раэля никакие уговоры.

А потом... Потом после победы над Жнецом для Раэля Зоры пришло время Истины. Он смог увидеть то, что раньше и в самом радужном сне ему не могло присниться. Геты перестали быть врагами кварианцев. Они опустили оружие и принялись... помогать... Не только и не сколько своим создателям, сколько своим друзьям, которые были слишком незрелы, слишком молоды и слишком неопытны, когда... породили новую расу... Он, ставший советником Союза Кварианского Народа, Раэль Зора, увидел, как Легион, спасенный Шепардом от гетов-еретиков, Легион, впервые обретший индивидуальный разум, сумевший стать другом для капитана Шепарда... стал больше чем другом для Тали, его единственной дочери. И Раэль Зора не смог отказать Тали в ее праве... устроить свою собственную жизнь так, как она, воспитанная капитаном Джоном Шепардом, желает и считает необходимым.

А потом... Раз за разом видя Легиона рядом с Тали, он, Раэль Зора понял, что гет-снайпер... тоже прошел через влияние капитана... И стал больше, намного больше, чем машиной, чем самоходной платформой. Да, он, Раэль Зора хотел, чтобы у его Тали родились ее собственные дети, родились от кварианца. А видя то, как к ней, ставшей легендой кварианского народа, льнут многочисленные кварианцы-сироты, как они видят в ней гораздо больше, чем плакатный образ, Раэль Зора был вынужден признать правоту своей дочери: она хотела стать матерью для нескольких приемных детей — кварианцев, чтобы они выросли не только как ее дети, но и как дети Легиона.

И ему довелось увидеть, как огромный гет с радостью подчиняется маленьким кварианцам, как они из него буквально вьют веревки, но одновременно яростно постоянно отстаивают перед другими детьми и взрослыми его, Легиона, право и возможность быть для них не домашней игрушкой, не слугой, а отцом, папой.

Он вспомнил, как сидящая у него на руках, на руках Раэля Зоры, приемная дочь Тали — вторая приемная дочь, Стана, проснувшись, первым делом огляделась и протянула обе ручки навстречу подходившему Легиону. В ее возгласе "папа!" было столько веры, любви и уверенности, что он, Раэль Зора едва не прослезился... Легион тогда понял, какие чувства владеют отцом Тали. Понял, хотя сам Раэль Зора... вряд ли тогда мог читать в совершенстве мимику робота... А когда Стана оказалась на руках Легиона... Когда она прижалась к нему, к его металлической броне со значком Эн-Семерки... Раэль Зора понял, что для нее, кварианки, важно только то, что может дать только личность. А не ее оболочка. А личность у Легиона, знавшего Шепарда... была цельной и одновременно — очень глубокой.

И вот теперь он, Раэль Зора провожает в последний путь человека, подарившего его, Раэля Зоры, народу, больше чем родную планету, больше чем жизнь. Подарившего будущее. Будущее без изолирующих скафандров, будущее без стекол шлемов, отделявших кварианцев от богатства ощущений и... чувств. И старый советник, окруженный двумя самыми дорогими для него кварианками... не стеснялся чувств и слез, понимая, что Шепард... где бы он ни был, поймет... И будет... рад.

Келли Чамберс, подошедшая к капсуле с Шепардом, отчаянно пыталась собраться. Если уж кому и требовалась помощь психолога, то это была в тот момент она. Шепард всегда был для нее одной большой и многогранной загадкой. Как мужчина, он не желал говорить о своих чувствах, о своих эмоциях, раскрывать перед ней свой внутренний мир или говорить открыто о своих психологических проблемах. Да, Келли Чамберс могла бы с легкостью погрузить его в гипнотическое состояние и покопаться в его мозгах... Но странное дело — она раз за разом понимала, что сделав это... потеряет нечто большее, чем доверие пациента. Она потеряет расположение человека, сумевшего уже тогда сделать словосочетание "капитан Шепард" паролем, открывавшим большинство наглухо закрытых дверей и сердец с душами.

Она удивлялась тому, где этот человек, профессиональный десантник, жесткий командир и предельно дистанцированный от экипажа капитан... находит столько теплоты, нежности, любви, понимания, мудрости, что перед ним, а не перед ней, профессиональным психологом, раскрывают себя не только люди, но и почти все инопланетяне, к которым, если честно, сама Келли относилась весьма неоднозначно. А уж когда она увидела Шепарда в рейде за "Четверку"... Когда час за часом и день за днем видела его тогда вблизи и вдали, видела командующим, ведущим за собой, обсуждающим, обьясняющим, просто безмолвно смотрящим на собеседника, видела, как он истово, ломая ногти, срывает крышку с очередного кокона, чтобы освободить из плена, спасти от растворения в рое убийц очередного человека... как он склоняется над телом девочки-колонистки, задохнувшейся до того момента, как Шепард добрался до ее кокона, как его пальцы, дрожащие пальцы прикрывают ей веки... Как он обрушивает кулак на голову неосторожно подошедшего к нему коллекционера и тот валится как тряпичная кукла, поскольку удар у Шепарда уже тогда был... молотоподобным. И как он бережно выносит к расположению группы эвакуации очередного старика-колониста, выносит на руках, расходует свой панацелин, свою автоаптечку, своего автодоктора, чтобы он, пожилой человек, смог выдержать не только путь до фрегата, но и путь... домой... Выносит, не обращая внимания на то, что ему, капитану Шепарду, вроде как по должности положено стоять над картой, руководить, командовать, а не пребывать несколько десятков часов без сна в самой гуще событий.

Келли после этого рейда была готова неоднократно отдать ему свой диплом психолога и все полученные позднее сертификаты и грамоты и попросить отставки с поста штатного психолога команды и экипажа фрегата...

Она однажды попыталась это сделать... Но Шепард в полутемной каюте, сидя за рабочим столом, грустно посмотрел сначала на положенный ею перед ним диплом, потом перевел взгляд на нее и спросил только одно: неужели она думает, что он, Шепард... Тогда он уклонился, не стал называть себя капитаном Шепардом, чем резко снизил уровень официальности момента... Неужели она думает, что он что-то стоит без других членов экипажа и команды, без этого прекрасного корабля, без нее... молодой и уже настолько подготовленной профессионально... Она тогда не нашлась что ответить. И он ей сказал тогда, что для него дипломы никогда не играли определяющую роль. Он всегда старался смотреть на личность человека, а не на то, сколькими дипломами этот человек владеет. Он сказал это так просто и тихо... Что Келли и не подумала возражать — все это было чистой правдой.

И вот теперь она вынуждена сдерживать себя, чтобы не разреветься тут прилюдно. Не дать волю своей слабости, своему полуразобранному состоянию. Она смогла только отдать ему последний поцелуй и быстро отойти, понимая, что больше она не сможет... видеть его... таким... Пусть уж лучше он останется в ее памяти живым.

Стивен Кортез подошел к капсуле... Склонился над Шепардом, взял его за руку. Сколько раз он, простой водитель челнока, вот так, спокойно и свободно обменивался рукопожатием с капитаном фрегата. Сколько раз Шепард молча, столь по-мужски, одним рукопожатием благодарил его, снабженца, за то, что он сумел таки достать что-то очень важное для корабля, команды, для экипажа. Кортез вспомнил, что за все время, пока он знал капитана, работал под его началом, тот ни разу не попросил его достать что-то лично для него, Шепарда. Зато раз за разом был свидетелем и участником того, как за капитана просили члены его команды и экипажа. Как просили достать будто бы для них что-то очень малодоступное, но Стивен понимал — это не для них. Это — для капитана. И то обстоятельство, что за него, Шепарда раз за разом просят совершенно разные люди и разные... инопланетяне, лучше всяких слов показывало ему, Кортезу, насколько ценен и важен для них капитан. Насколько он ценен и важен не как командир, не как офицер, не как капитан. Как личность.

Для капитана Шепарда Стивен никогда не был простым придатком к рычагам управления шаттлом или челноком. Как и трое других водителей. Он раз за разом убеждался, что для Шепарда важен любой член команды, какой бы пост, какую бы должность он не занимал и какую бы функцию не выполнял. От любого из них зависел успех всей миссии в целом и ее отдельных частей, даже простых, малозатратных и не связанных с применением оружия челнока, высадок.

И еще Стивен знал — для Шепарда важно взаимное согласие между членами экипажа и команды. Если такое согласие было и оно было на пользу дела — он никогда не лез в детали и не пытался наводить во взаимоотношениях свои порядки, но если такого согласия не было или оно было не на пользу дела, то Кортез знал — Шепард пойдет по трупам, но заставит всех виновных ответить по всей строгости. Мягко положив руку Шепарда, Стивен выпрямился и склонил голову, отдавая последнее приветствие своему Капитану.

Заид Масани подошел последним. Старый наемник прибыл на похороны со своей виллы в Австралии, где последнее время предавался воспоминаниям и размышлениям. Многое пришлось вспомнить, многое проступило из тумана забвения. А уж когда пришло известие о смерти Шепарда... Масани понял, что не проводить капитана в последний путь он не может, не имеет никакого права. Даже если капитан был когда-то офицером вооруженных сил Альянса Систем, обязанным уничтожать наемников. Даже если он, Заид Масани когда-то создал одну из сильнейших вооруженных преступных группировок, "Синие Светила". Даже если встретившись с Шепардом он, Масани прежде всего поинтересовался, переведена ли ему оплата на счет за его, Заида Масани, участие в делах этого странного капитана. Даже если Шепард раз за разом слышал от Масани только одно : когда же наконец он, капитан, накажет его, Заида Масани, личного врага.

И Шепард помог ему наказать. Помог, хотя понимал, что наемник... личность очень и очень ненадежная. Заид знал, что так и не стал своим ни в команде ни в экипаже фрегата Шепарда. Что очень многие нормандовцы полагали: он, Заид Масани станет почти единственной жертвой, почти единственной смертью, которую предотвратить невозможно.

И когда отгремела финальная битва, он, Заид Масани, с удивлением отметил, что Шепард не торопится разрывать с ним отношения, которые совершенно незаметно давным давно намного превысили рамки письменного контракта. Он честно, по-царски расплатился с наемником, передав ему не только огромную по тем, послевоенным временам, сумму денег в самой распространенной, несмотря на разруху, валюте, но и разрешил оставить себе все трофеи, захваченные лично Масани в боях. И наемник уже тогда понял, что совершенно незаметно для себя... он изменился. Шепард всегда смотрел на него не как на расходный материал, а как на личность, имеющую право быть разной. И тогда Масани сделал то, что раньше для него было просто невозможным сном или фантастикой. Он подал Шепарду руку и сказал, что в любой момент, в любое время, в любом деле он, Заид Масани, встанет рядом с Шепардом и поможет ему всем, чем сможет. Бесплатно. Шепард ответил на рукопожатие и в его глазах... наемник прочитал безмолвный ответ: главная плата — нормальные, глубокие и прочные взаимоотношения между личностями, Масани. Между личностями, а не между функциями и должностями. Потом, в мирное время, живя на своей новой вилле, предаваясь ничегонеделанию, Масани неоднократно признавал правоту Шепарда. И вот теперь старый наемник держал в своей руке безжизненную руку того, кто дал ему возможность стать лучше. Несильно сжав кисть руки Шепарда, Масани вернул руку капитана на место и, склонив голову, несколько минут оставался неподвижным. Потом он развернулся и отошел ко всем остальным... провожающим.