Затопление Нуменора

И затем, словно спохватился:

-Раденек?

— Фарабей. Его зовут Раденек на самом деле.

Тариэль покивал, задумчиво побарабанил пальцами по столу.

-А скажи, это кольцо сейчас снова у тебя, верно?

— А ты не догадался? — Горт улыбнулся. — Да, у меня.

-Я просто уточняю, — Тариэль улыбнулся в ответ. — На третий ярус — нет, нельзя. Мне, знаешь ли, пока ещё почему-то дороги мои голова и должность. А вот в библиотеке открыть окно — это, пожалуй, можно.

— Ладно, и на том спасибо. И скажи своим слугам, чтобы перестали таскать сырое мясо. Пусть приносят нормальную еду.

Тариэль почему-то усмехнулся.

-Нравится одомашнивать?

— Я постараюсь передать ему свое знание адунаика, — сказал Горт. — Библиотекой он наверняка заинтересуется, а там ведь большинство книг либо на вашем языке, либо на вестроне. Хотя их наречие явно от него производное, так что, думаю, разберется.

Тариэль покачал головой.

-Ну смотри, смотри... как бы тебе не встать в тупик с воспитанием этого малыша. Сомневаюсь, чтобы он мог далеко продвинуться. Кстати... о тебе спрашивала одна высокая особа.

— Кто именно?

-Её величество королева Тар-Мириэль, — отозвался Тариэль и замолк, глядя на Гортхауэра.

— И что ее интересует?

-Её величество спрашивала об условиях, в которых тебя содержат. Я дал ей отчёт.

— О других бы лучше беспокоилась, — с неприязнью сказал Горт. — Кстати, что это за сожжения во имя Мелькора, о которых упоминал Ар-Фаразон?

В глазах Тариэля мелькнул интерес.

-Раз в год, поздней осенью, в Нуменоре горят костры. Немного. Девять. На них сжигают людей.

— И по какому же поводу это происходит? — майа прищурился.

-Сведения делятся на четыре степени достоверности, — Тариэль очаровательно улыбнулся. — Я не доверяю слухам.

— Выкладывай все, что не жалко.

-Что ж... Хорошо. Слух первый. Говорят, что здесь, в Нуменоре, существует секта тайных поклонников Мелькора. Слух второй: они мечтают о бессмертии и надеются получить его от того, кто властен над смертью. Слух третий: они жгут на кострах — священное число — девятерых, в тот день, когда, по преданию, в Валиноре Моргот был низвергнут за Врата Ночи, дабы выстелить ему их жизнями дорогу из-за Грани Мира и тем самым заслужить место в рядах его Верных. Ну, и обрести бессмертие, разумеется.

— Могу повторить вопрос короля: и почему же вы не чешетесь?..

-Потому что я жрец Эру, — Тариэль снова улыбнулся. — И вследствие этого я хорошо знаю, в отличие от этих бедолаг, что такое Стена Ночи. Пусть жгутся, несколькими дураками в государстве станет меньше. У меня нет ни времени, ни желания на сочувствие идиотам.

Горт побарабанил пальцами по столу.

— Понятно. Сейчас эти... идиоты должны, по идее, зашевелиться. По моему поводу...

-Мне уже передали несколько десятков адресованных тебе писем, — Тариэль развёл руками. — По большей части это любовная лирика, приправленная махровым бредом. Очаровательное чтиво.

Майа засмеялся.

— Ни разу не доводилось такого читать... Но вот в чем ты, Тариэль, по-моему, неправ. Обычно в этой области бывают либо серьезно настроенные люди, либо, как ты выразился, идиоты. Первая категория поступает просто: являются к нам. Вторые обычно ведут себя тоже иначе. Читать "А Элберет" задом наперед на кладбище, приносить в жертву черных петухов, писать возвышенные стишки... набор широк. Но вот убивать друг друга, тем более — таким страшным способом... Никто из них на такое бы не пошел. За этим может стоять чья-то рука. Хотя дискредитировать нас — выгодно многим...

-Вы этим и сами успешно занимаетесь, — заметил Тариэль. — Особо и прибавлять ничего не надо. Но не в этом дело. Ты прав, сжигать себя способен только один сорт людей: фанатики. Доведение до фанатизма, воспитание фанатизма — это особое умение. И я не скрою: я только "за" то, чтобы они продолжали своё дело. Поэтому я пальцем не пошевельну для того, чтобы спасти этих людей от участи, которую они сами для себя выбрали.

— Заняться, что ли? — задумчиво спросил Горт. — Король будет доволен этим. А мне их все-таки жалко. Пусть идиоты... но в какой-то мере свои.

-Смотри не разочаруй их, — серьёзно предупредил Тариэль. — Они, знаешь ли, почитают Моргота, Великого и Ужасного. И то, что ты способен влететь к королю, чтобы спасти его игрушку, их сильно удивит... и расстроит.

— Сильно огорчусь по этому поводу. И начну срочно резать черных петухов на кладбище... Да, вот еще что. Когда меня могут потянуть на ваши дворцовые торжества?

Тариэль задумался — похоже, справлялся с каким-то внутренним календарём или расписанием.

-Полагаю, что в ближайшие дни.

— И что от меня может потребоваться? Просто присутствие, участие в каких-то делах, в придворных церемониях?

-Ну, указывать тебе я не буду. Посмотришь по обстановке... Всякое может случиться. В особенности, — он чуть улыбнулся, — если ты опять захочешь увидеть нечто, находящееся за пределами человеческого восприятия.

— Это намек на то, что посмотреть — все же стоит?

Тариэль посмотрел в сторону.

-Разбирайся сам. Я не хочу, чтобы потом ты указывал на меня как на автора плохих советов.

— Хорошо, — Горт поднялся. — Ладно, спасибо за разрешение насчет окна. Будем соблюдать правила... У меня все пока.

Тариэль церемонно отворил перед ним дверь и слегка поклонился.

Раденеку Горт сообщил с порога:

— В библиотеке окно открывать можно, и то хлеб. Пойдем — я тебе покажу... оттуда видно не в пример больше.

Тот вскинулся — в голубых глазах было неверие, надежда...

-Что, прямо сейчас?

— Конечно, чего ждать? К тому же, там много интересного. Здесь рядом.

Раденек подошёл к нему, опасливо глянул на дверь, на коридор за нею.

-А... Там много народу?

— А, вот ты к чему... Нет, там обычно одна Астарта или ее помощницы. А часто и вовсе никого.

-Ну... ладно...

Он подошёл к выходу, постоял... и, как будто ему предстояло прыгнуть в воду, зажмурился перед тем, чтобы шагнуть наружу.

Горт помедлил пару секунд, потом все же взял его за руку. Как это, должно быть, трудно — простой минимум свободы после многих десятилетий жизни в клетке...

...Окно в библиотеке и обычно было приоткрыто. Оно было не слишком большим, узким и высоким, но все же из него было видно настоящее небо. А не тот жалкий клочок, что виден из подвала. Вечно синее небо Нуменора...

Раденек замер... а потом медленно, на цыпочках, пошёл к окну. Остановился, вцепившись в раму, прислонился к стене, не мог оторвать глаз от открывшегося простора... и вздрогнул, когда за спиной услышал заливистый смех.

-Фарабей! надо же! Гортхауэр, это ты додумался одеть его? Эру, как смешно!

Майа обернулся.

— Ничего смешного, Стесси. И будь добра, забудь эту кличку: его имя Раденек, а не Фарабей. Он не виноват, что жрецы лишили его слуха и голоса и одурманили рассудок. Если б над тобою вытворили такое, ты бы тоже была не лучше.

Стесси — красивая, нарядная, стройная, — стояла среди книжных шкафов и не могла удержаться от смеха. Раденек сжался, ссутулился, резко стал похож на зверя. Похоже, ему очень хотелось исчезнуть.

-Нет, нет, Гортхауэр, это просто прелестно!

Горт отвернулся от нее. Проговорил на языке Раденека:

— Я говорил, что тебе нужно знать их наречие. Этим придется заняться серьезнее, непременно. Найти быстрый способ.

-Она... она смеётся надо мной... Я же вижу. Что она говорит?

Горт улыбнулся.

— Ну, не самое плохое... ее смешит, что ты в одежде. Хочешь поговорить с ней? я переведу.

Раденек отрицательно покачал головой.

-Давай уйдём...

— Из-за глупой девчонки? Много чести, — он повернулся к ней. — Стесси, покинь библиотеку.

Та, подбоченясь, откровенно разглядывала Раденека.

-Почему?

Майа шагнул к ней. Тон его голоса изменился.

— Ты забыла, с кем разговариваешь? — он поднял руку, и от его ладони на Стесси хлынула волна страха — не того, сметающего рассудок, что некогда обрушивался на защитников Минас-Тирита, но достаточного, чтобы замерла душа и сжалось сердце. — Уходи.

Девушка споткнулась, отступила на шаг, испуганно вскинула руки жестом защиты... и со всех ног бросилась бежать прочь.

Раденек молча смотрел на всё это.

— Самое трудное — научиться быть собой. Жить, постоянно доказывая, что ты — тоже человек... — он помедлил, распахнул окно настежь. — Я мог бы улететь отсюда в любой момент... можно забрать тебя отсюда — хоть сегодня же ночью...

Раденек опустил голову.

-Я не умею доказывать. Я умею просто быть...

— Вот именно что — быть. Быть, а не сжиматься, заслышав чужой голос. Ну сам посуди... что они могут тебе сделать?.. Особенно при том, что я — рядом. Знаешь, самое плохое с тобой уже произошло, ты это пережил и ничего, цел, слава Небу.

-Самое страшное... А что для тебя — самое страшное?

Во взгляде майа словно мелькнула молния — вспышка боли. Он ответил не сразу.

— Остаться одному, когда все погибнут, — произнес он наконец. — Пожалуй... А вообще — не приведи Эа такое познавать на собственном опыте.

-Сейчас... у тебя есть твоя страна, — тихо сказал Раденек. — И над тобой никто не смеётся.

— Это точно, — кивнул Горт. — Со мной они как-то больше по части закидать тухлыми яйцами и овощами под угрожающие вопли.

-Почему они так ненавидят тебя и твою страну?

— Давняя вражда, Раденек. Я — самый древний враг Света... вернее, того, что они им называют. А народ наш — потомки их врагов. Кроме того, мы в союзе с теми, кто не признает нуменорцев высшими над собою.

-Я не понимаю, — Раденек совсем ссутулился. — Что такое Свет? Или... Ладно. Ты говорил, что надо выучить их язык, может, тогда они и правда... Или...

Он совсем запутался, смутился и вжался в стену.

— Надо, надо. Давай попробуем еще раз с Кольцом — это должно помочь преодолеть тот барьер, что в тебе заложен. Только в прошлый раз ты спал, а сейчас будешь в сознании, — Горт снял с пальца Кольцо, то оставалось невидимым. — Давай руку...

Раденек медленно протянул руку, потом остановился на полдороге.

-Я... что я почувствую?

— Увидишь мир, — сказал Горт. — И небо, кстати, тоже... Ты этого не бойся. Хоть посмотришь, как выглядит то место, куда нас с тобой занесло.

Раденек закрыл глаза, потянулся к Гортхауэру, уткнулся в него, — плечи вздрагивали.

-Я бы хотел жить...

— Садись....

Он заставил его сесть рядом с окном, сам опустился рядом, и надел Кольцо на палец Раденека.

Если бы кто-то сейчас видел их — изумился бы: для посторонних глаз Раденек попросту исчез.

Каменные стены вмиг словно исчезли. Вокруг распахнулся необозримый мир, ясное синее небо, солнце, сияющее, но не режущее взгляд — ибо смотрел сейчас Раденек не глазами, нечему было ослепляться. Море плескалось совсем рядом — руку протяни; шумел огромный город, раскинулись перелески по холмам...

Гортхауэр не отпускал его руку.

-Что это? — изумлённо спросил Раденек. Душу его переполняла радость, восторг, — он никогда не видел ничего подобного, и не думал, что когда-либо увидит... Этого было намного больше, чем всё, что он мог когда-либо представить.

"Мир, — мысленно ответил майа. Раденек ощущал его рядом — не физически, иначе, он сам бы не сумел описать, как это, если бы его спросили — что-то живое и бестелесное, темное, странное прикасалось к его душе, почти проникало в нее. — Хочешь — уметь видеть это и после?.. всегда?.."

"Да... Конечно! Это же так здорово..."

"Значит, так и будет. Смотри... — море приблизилось, стремительно понеслась перед ними водная гладь. — Там, далеко на востоке, лежит материк. Мы оба — оттуда. Видишь? — они, казалось, взлетели на огромную высоту, под ними распахнулась зеленая бескрайняя земля, снежные вершины гор... — Где-то там и твоя страна. А моя — дальше, на востоке, за оградой черных гор. "

"Здорово... — Раденек чуть не плакал от счастья, от того, что он может всё это видеть. — А как это мы вот так летаем? Что, мы удрали оттуда?"

"Это зрение самой Арды, Раденек. Помнишь, я говорил — Кольцо собирает ее силу?.. Когда оно на твоем пальце, ты можешь видеть и слышать все, что происходит в мире. Только тебе долго так нельзя — тело начнет развоплощаться. Оно не приспособлено для людей, Кольцо. Я делал так специально — чтобы им не смог воспользоваться никто, кроме меня самого."

"Понятно... — Раденек вздохнул. — Что же, это значит, что мы не улетели? И придётся возвращаться?"

"Придется, увы. Но умение видеть вне тела у тебя останется."

"Жаль..."

До Гортхауэра донеслась острая тоска — опять, опять в этот кошмар чужой страны... Раденек отчаянно боялся сказать, что у него никого нет на свете, и что он страшно не хочет помешать этому странному тёмному королю... или не королю... в общем, у каждого жизнь-то своя, и он совсем не виноват в том, что ему, Раденеку, некуда деваться... Он и рад был бы не навязываться, но действительно ведь никого же...

"Мне тоже жаль. Честно. Никакого удовольствия и мне нет сидеть в этих каменных стенах... Ладно, давай обратно."

На этот раз они оказались над Арменелосом сразу; вот встала перед ними крепость, та башня, в нижнем ярусе которой они сейчас находились; движение замедлилось, майа осторожно вводил Раденека обратно — они, будто невидимки, проскользнули через ярусы, и вот снова уже — библиотека, деревянные стеллажи с книгами...

Горт снял Кольцо с его пальца.

— Дольше нельзя, — сказал он на адунаике, — Кольцо может начать развоплощать тебя.

Раденек прислушался к своим ощущениям.

-А как это — развоплощать? — он попробовал ответить на том же языке и очень следил за тем, что у него получается.

— Призраком станешь, — ответил Горт. — Это удовольствие, знаешь, не для каждого.

Раденек покачал головой.

-Ничего себе средство от воров...

— А представь, если такую силу получит кто-то, кто хочет, например, власти. Он же весь мир сможет под себя подмять, и никто не сумеет с ним справиться. В таких делах лучше не рисковать...

-А... а ты что — не хочешь? Тебе власть не нужна?

— Была бы нужна — я бы сейчас сидел на троне, а Ар-Фаразон Золотоликий валялся бы у моих ног и умолял бы пощадить его Остров, — ответил Горт.

Раденек улыбнулся: глядя на Гортхауэра, ему трудно было представить себе, что тот может захотеть нечто подобное.

-Послушай, но ведь другие тоже могут такую штуку себе сделать. И будете меряться силой до бесконечности... Нехорошо.

— Нет. Арда лишь одна. И никому более такое не под силу.

-Это хорошо...

Раденек снова посмотрел на небо. Подумалось: улететь отсюда... И что будет? У него там целая страна... страна, в которой он, Раденек, будет чужим, как и везде. Хотя бы не будут смеяться... наверное. Хотя, может, он и для тамошних Громадин будет казаться смешным... А Гортхауэр останется тут, на острове. У него дела...

— Домой тебе надо возвращаться, — сказал Горт. — К своему народу. Ну, и чтобы наших из виду не терять, тоже — ты теперь это сможешь легко.