— Что ж, — заговорил он, вытирая подбородок, по которому катились мутные капли от пролитого напитка. — Ты принес мне добрую весть. Старшие братья снова появились в наших землях, жаль только, что мне самому, наверное, уже не придется увидеть их своими глазами. Да... А когда-то, я, можно сказать, жил среди них, — юноша навострил слух. — Давно, очень давно это было, хотя мне кажется, что прошло совсем немного времени... — жрец замолчал и передал бурдюк гостю. — Скажи, Чаа"схе, неужели ты проделал весь этот путь только для того, чтоб сообщить мне эту новость? Зачем ты пришел?
Юноша оторвал от губ бурдюк (голова уже не болела вовсе, стало хорошо, будто он только что родился) и испуганно глянул на жреца.
— Что привело тебя в земли Сау-кья и Малого Народа? — колючие глазки впились в него и юноша весь осел: "Спрятаться бы куда-нибудь, хоть под камень забиться..."
— Я..., — начал он запинаясь. — Я год учился у жреца Гэнчжа, у Мана-кья: постигал мудрость и учился обрядам, слушал Тайное Слово...
— А, как же, как же, знаю я твоего учителя, — язвительно заулыбался старик, не дав гостю договорить. — Старый дурень, поди, совсем из ума выжил?!
Чаа"схе осекся, нижняя челюсть отвисла книзу. Неужели... Ну конечно, ничего не получится...
— Ну что же ты замолчал, говори, коль начал, — холодный голос Котла Вей нья обжигал. — Зачем ты пришел? Зачем Мана-кья послал тебя?
Чаа"схе отчетливо представил себе, что вот прямо сейчас Великий жрец встанет и крикнет, чтобы он, несчастный, убирался назад к своему учителю. А как же иначе? Мана-кья был известен как ярый враг Котла Вей нья и его самый заядлый недоброжелатель. Они даже не скрывали от людей ненависти, которую питали друг к другу. Чего же ожидать от Котла Вей нья, как не праведного гнева.
И все же Чаа"схе надеялся... надеялся на чудо.
И вот, то чего он так боялся, произошло. Он буквально кожей ощущал желчь, исходящую от старика, и ежился под его прямым жестким взглядом. Нужно что-то сказать, чтобы умилостивить жреца, иначе все рухнет, все его надежды рассыпятся и обратятся в прах. Как быстро все переменилось, вот-вот гнев Котла Вей нья вырвется наружу и обрушится на него, раздавит, как камнепад сорвавшийся с гор.
— Мана-кья не посылал меня, о па-тхе. Я пришел по собственной воле. Жрец Гэнчжа ничего не знает о моей тропе, — заговорил юноша, не подымая глаз. — Собственное сердце привело меня к тебе...
— Отлично! — закричал старик, вскакивая на ноги, отбросил бурдюк в сторону и засучил кулаками. — Очень хорошо! Как пришел сам, так и уходи. Видеть тебя больше не хочу. — Он резко отвернулся и пошел к тхерему, бормоча что-то неразборчивое.
Убитый горем, подавленный, он хотел уйти в тот же день. Зачем он приходил сюда? Неужели за тем, чтобы столкнуться с непониманием и недоверием; для того ли, чтобы на него кричали, как на бестолкового мальчишку? Разве за этим? "Все, хватит. Уйду!" — думал Чаа"схе, возвращаясь в стойбище. Он даже сказал о своем решении старейшине, но тот, немного поразмыслив, наблюдая за сборами гостя, удержал его: зачем вообще, в таком случае, нужно было приходить? Нельзя так сразу сдаваться, тем более, если он знал, что старик его прогонит. Нужно попытаться еще раз.
— Пусть себе злится. Пройдет день-два, глядишь, успокоится. Снова пойдешь, — говорил Джья-сы, останавливая руку юноши, которая уже тянулась к походному мешку.
Чаа"схе уступил. Сам не зная почему. Вроде и надежды, ну никакой нет, но все же поддался на уговоры. Может быть, даже только из-за того, что дома его на смех поднимут, когда узнают что старик выгнал его. А если Мана-кья прознает, о... тогда только держись... и он остался.
Узнав, что его гость — ученик жреца Гэнчжа, Джья-сы даже присвистнул.
— Да! Неудивительно, что наш старик прогнал тебя, — заметил старейшина. — Мана-кья у нас не жалуют, как и его друзей, — он почесал на затылке. — Ты, вот что: никому больше об этом не говори. А я не проболтаюсь.
В середине дня в тхереме собралась вся семья. Джья-сы приказал подать еду. Его жена и дочь (в ней юноша без труда узнал ту самую красивую девицу, что так бесстыдно передразнивала него, заводя подруг) принесли жареное мясо и рыбу на деревянных блюдах. Чаа"схе мрачно посмотрел на девушку, поставившую еду перед очагом и, как ему показалось, она была сильно смущена. Она не выдержала его взгляда и опустила ресницы, дрогнули пухлые губы. "Как она красива," — юноша не смог сдержать тихого вздоха. Длинные волосы заплетены в четыре косицы, спадающие на плечи, узкие изогнутые дугой брови, чуть вздернутый маленький носик, черные глубокие глаза с длинными ресницами... Так бы и любовался, кажется, если б не присутствие рядом ее родителей. Словно перед ним была не дочь человеческого рода, а коварная ч"оли — лесной дух, принимающий облик красавицы и заманивающий охотника в дремучую чащу, откуда он больше не возвращается.
Жена старейшины перехватила его взгляд, обращенный на дочь, и негодующе вздернула бровь. Дети, мальчишка лет семи и девочка чуть постарше, заулыбались. Чаа"схе спохватился и с трудом отвел глаза от миловидного лица:
— Это моя дочь Кэлтэ, — кивнул старейшина и подмигнул ей. Жена неодобрительно фыркнула: мол, незачем привлекать к дочери внимание кого попало, от женихов и так отбоя нет.
Пока все ели и в тхереме стояла тишина, юноша беззастенчиво поглядывал на Кэлтэ, которая, похоже, находилась теперь в таком же состоянии, как и он за утренней трапезой. Её щёки зарделись, она не смела оторвать глаз от пола: еще бы, ведь чужой мужчина (хоть и молодой) так таращится на неё. И Чаа"схе ликовал: а она не такая уж и смелая! Вон как притихла. Самодовольная улыбка нет-нет, да и проскальзывала на его лице. Сидящий рядом Джья-сы заметил странное поведение дочери, но не сказал ни слова, лишь глаза его беззвучно смеялись: пусть они сами разбираются, дело молодое. Только жена его недовольно пыхтела; ей трудно давалось сделать вид, что она ничего не замечает. Если б не муж, которого она почитала и боялась, она давным-давно вышвырнула бы этого выскочку из своего дома.
По окончании трапезы дети убежали играть, а Кэлтэ с матерью отправились на берег, где с другими женщинами они принялись потрошить рыбу, привезенную охотниками с дальнего конца озера. Джья-сы и Чаа"схе остались в тхереме одни.
— Я, хоть и не обладаю особой проницательностью, как наш па-тхе, все же догадываюсь, зачем ты, Пыин-ва, пришел к нам, — начал старейшина, когда голоса переговаривающихся на ходу жены и дочери стихли, приглушенные расстоянием. — Ты ищешь мудрости. Это так. Что ж, хорошее дело. Только вот терпения тебе не хватает. Котла Вей нья — хороший человек, поверь, но как и большинство стариков, капризный. То, что он тебя выгнал — ничего не значит. Пойдешь к нему после. Он одумается. Обязательно. Я по тебе вижу, что ты не желаешь ему навредить. Он все поймет.
Чаа"схе сокрушенно покачал головой.
— Нет, не станет он больше со мной говорить. — Я — ученик Мана-кья, его злейшего врага.
— Тише, тише, — перебил старейшина и сделал охранительный знак. — Зачем такие слова говоришь? Духи услышат. Если тебе действительно нужен Котла Вей нья, — Джья-сы игриво подмигнул своему собеседнику, — то наберись терпения. Возможно, тебе придется потрудиться, чтобы завоевать его доверие. Не отступай, держи тропу. Ты парень смышленый, у тебя получится.
Откровенно говоря, Джья-сы уже не надеялся на успех Чаа"схе. "Мальчишка еще совсем, что с него взять". Наверное, зря он пришел. Зачем отдал ему прозрачный камень: все впустую. Этот олух жрецом не станет еще долго, да и станет ли? "Слаб он. Слаб и ненадежен. Нет у него еще ничего. Ни влияния, ни богатства, ни удачи". Пусть еще попытается разок сблизиться с их па-тхе. Если не получится то он сам, Джья-сы, попросит его убираться куда вздумается. Эх, не знал он, что мальчишка обучался у Мана-кья: и связываться не стоило, пустое...
Через день Чаа"схе снова наведался и жрецу, но тот прогнал его, едва завидя. Старик сопровождал свою ругань такой решимостью размозжить "надоедливой пиявке" голову своим узловатым посохом, что юноша посчитал за благо скорее удалиться. Узнав об этом Джья-сы, изменился в лице. Что нашло на старика: может опасность чует? Может этот мальчишка — подосланный гадливым жрецом Гэнчжа шпион? А он-то поверил кваканью этого недоноска Пыин-ва! Наверное, разглядел Котла Вей нья то, что ускользнуло от других, разобрался в темных мыслях, что роятся в голове у этого Чаа"схе. Что же делать? Прогнать? Но так можно и беду накликать: этот Пыин-ва, хоть молодой и неопытный, но все же колдун, может и порчу навести. Да к тому же, род, к которому принадлежит его гость — многочисленный, может и отомстить за обиду, нанесенную своему отпрыску. И Мана-кья... Уж тот-то точно не упустит случая поквитаться с Сау-кья и их па-тхе. Пустит слух, что ни за что, ни про что выгнали человека, да еще его ученика. Тот уж точно всех злых духов пригонит в горы, чтоб изничтожили Сау-кья и Малый Народ. Мана-кья только и ждет такого благоприятного момента, когда руки у него будут развязаны. "Пусть сам решает, что ему делать," — решил, в конце концов старейшина.
В тот же вечер Чаа"схе присоединился к мужчинам Сау-кья, которые уходили в горы на охоту. Он решил в последний раз пойти к жрецу, но до этого нужно было выждать некоторое время, и лучше, чтоб не одолевала тоска, заняться чем-нибудь полезным; а что, как не охота, может отвлечь мужчину от невеселых дум?
Вечером они уже брели по узкой нахоженной тропе к горам, заслоняющим северный горизонт. Там, по словам охотников Сау-кья, пролегают главные оленьи тропы. В сумерки они подошли к безлесным округлым холмам, за которыми вздымались покрытые снегом вершины. На ночь остановились под нависающей скалой в устье распадка, по дну которого тек мелкий, но звонкий ручей, берущий начало из белеющего снежника. Охотники развели небольшой костерок и уселись поужинать. После еды Чаа"схе спустился к ручью и сел над говорливым потоком, вглядываясь в безоблачное чёрное небо, усеянное мириадами мигающих точек.
Почему все так? Точно клеймо какое-то на нем наложено, никак не пробиться к жрецу Сау-кья. Гонит и все тут. Хоть бы выслушал, а потом уже... Обидно и унизительно. Другой бы на его месте уже давно ушел, сразу после первого раза, а он... Неужели гордости совсем нет? Как не поймет старик, что Мана-кья — только наставник, что сам он, Чаа"схе, вовсе не послан жрецом Гэнчжа, а по собственному желанию пришел искать истины. И не виноват он, что попал в ученики к Мана-кья, этому жесткому и себялюбивому человеку: отец его отдал в обучение. Он тогда, разве мог предположить, что это станет препятствием на его пути к... к постижению Истины. С тех пор, как он покинул тхерем Мана-кья, прошло уже больше года, а он мало, в чем продвинулся. И вот теперь... Он так ждал этой встречи с Великим жрецом, так надеялся на благоприятный поход, на помощь духов. Не лучше ли отказаться от своих попыток расположить к себе Котла Вей-нья, не отступить ли?
Юноша обхватил голову руками и запустил пальцы в волосы. Хотелось закричать. Отчаяние. Что же делать? Если он сейчас сдастся, то все, назад дороги не будет. Котла Вей нья обладает огромной мудростью, подобной которой он никогда и ни у кого не сыщет. Он это отлично понимал, но уже так устал, сил просто никаких нет. А главное, нет почти никакой надежды на какие-либо изменения: вряд ли удается переубедить жреца. "Он и в следующий раз прогонит, — Чаа"схе почуствовал, как слезы наворачиваются на глаза. — О, духи, помогите, помогите мне! — взмолился он и возвел руки в небо, где мигали костры Иного Мира. И тут, как ответ на его призывы, небо прочертила белая полоса. Юноша едва не упал от неожиданности на острые камни, благо руками успел зацепиться за выбоины в глыбе. "Знак!".
На душе сразу полегчало. Да, это был Знак. Знак ему, Чаа"схе. Теперь уж он не отступит! Духи услышали его мольбу, духи помогут. Надо только выждать.
Он встал, высоко подпрыгнул и побежал к навесу, где уже спали Сау-кья у догорающего костра.
Утром он проснулся от жуткого холода. "Надо же, наверное, сразу заснул, даже в одеяло не завернулся, так, едва прикрылся". С гор спускался ледяной воздух и волнами разливался по долине. Костер давно погас, даже угли остыли. Чаа"схе пришлось долго копаться в золе, пока он нашел годный уголек, с помощью которого удалось раздуть пламя. Все спали, но едва желтые язычки пламени заплясали на охапке сухих веток, как все разом поднялись. Охотники загомонили, задвигались.
— Не знаю, найдем ли что, — сказал Джья-сы подходя к огню, у которого отогревался озябший Чаа"схе. — Много следов льва. Наверняка распугал все в округе.
Но, несмотря на это, никто не отказался идти дальше. Охотники взобрались на высокий горбообразный холм и залегли в траву у самого гребня. Джья-сы дал знак и они поползли к вершине. Чаа"схе медленно и осторожно пробирался вперед, чувствуя рядом локти товарищей по охоте и улыбался. Когда они достигли гребня, Джья-сы подал знак. Охотники, скользя по самой земле, стараясь не сдвинуть мелкие камешки, подползли к самой вершине и выглянули из-за нее на другую сторону холма. Чаа"схе едва не охнул от открывшегося его глазам зрелища.
Они находились над неглубокой ровной долиной, по краям которой растянулась вереница из кривых низеньких лиственниц: деревья были невысокими, но, судя по ветвистым, искривленным стволом, очень старыми. "Наверное, как сам Мир," — подумал Чаа"схе. Они казались чуждыми в этом странном месте, где даже летом не сходит снег. "Земли духов!" От гор, обрамлявших долину с противоположной стороны, спускался длинный язык ледника, доходящий едва ли не до горы, где они залегли. Оставался только узкий проход между крутым склоном холма и белым чешуйчатым телом Ледяного Червя. Но вот что странно: почему не видно травы?
Только что-то бугристое, буро-серое ... и кажется, что оно шевелится... И это "что-то" волновалось, пузырилось и дышало, как одно живое существо. Чаа"схе обернулся и встретился взглядом с Джья-сы, тот улыбался. "Чему же ты радуешься? — едва не закричал юноша. — Это же чудовище, пожирающее Вселенную!" Но сдержался. Что-то его остановило. Слишком спокойным был старейшина и другие охотники. Чаа"схе снова вгляделся вниз.
Да нет, вовсе это не чудовище. Вот от него отделилось несколько мелких частей, отрезанных деревьями. Грязно-серая масса все ближе подходила к узкому проходу у оконечности ледника... И тут Чаа"схе все понял: это олени. Огромное стадо (таких он никогда раньше не видывал) пересекало долину. Юноша оцепенел от удивления и восторга. Живой поток заполнял всю низину, даже просвета не видно. Сколько их здесь, оленей, не сосчитать, что звезд на небе. "А мы-то там у себя радуемся стаду в несколько десятков голов!".
Чья-то рука легла на его плечо. Это был Джья-сы. Чаа"схе, точно очнулся от дивного видения. Охотники уже начали спускаться вниз, к месту ночлега.
— Там есть ущелье. Олени пойдут через него. Всем скопом. Там нас ждет хорошая добыча, — сказал Джья-сы, когда они спустились до середины склона. Остальные мужчины далеко их опередили и уже почти спустились к ручью мимо белой лепешкой раскинувшегося снежника.
