Манящая корона часть2

-Так он вам знаком? — заинтересовалась служанка. — Я-то немного слышала о нем, но не видела ни разу!

-На твое же счастье, дочь моя! А то он, чего доброго, и тебя наградил бы "подарочком"... Тьфу!!! О, святые угодники, что только не ляпнешь из-за таких богомерзких грешников!

-Ах вы, бесстыдник, прямо в краску вогнали! — притворно нахмурилась Эйрис, втайне посмеиваясь над страшно смущенным и покрасневшим отцом Диком. — В мои-то годы, и вдруг "подарочек"... Что только вам, мужикам, в голову взбредет!

-Вот, вот, дочь моя, в самую точку! Это не барон — это самый настоящий мужик! Просто какой-то зверь похотливый! Ему без разницы — дворянка, или служанка, красавица, или уродина — лишь бы юбку носила!

-Ну и ну... — присвистнув, покачала головой служанка. — Я-то думала, таких мужиков уже нет.

-С тех пор, как он поселился в наших местах, а было это пять лет тому назад, начался самый настоящий кошмар! Не счесть, сколько семей он опозорил! — продолжал гневно выкрикивать отец Дик. — Ни один муж, ни один отец, имеющий взрослую дочь, не может быть спокойным, когда рядом этот... этот... — священник, не нашедший подходящего по точности и крепости эквивалента, умолк, переводя дыхание.

-С дочерями-то понятно... У молодых девчонок ветер в голове, улыбнись им да шепни украдкой пару слов — готовы плюхнуться на спину. А с замужними-то как, неужели только силой берет? — с неподдельным интересом спросила Эйрис.

-Если бы!!! То есть, я хотел сказать, в таком случае его можно было бы привлечь к суду Правителя, как злодея и преступника. Но все происходит по доброй воле, не придерешься! Так что оскорбленным мужьям остается или вызывать его на дуэль, или молча сносить бесчестье. Если они принадлежат к дворянскому сословию, конечно...

-И которых больше? Тех, кто вызывает, или .... сносит?

-Он — лучший фехтовальщик во всей округе! — с досадой пожал плечами отец Дик. — К тому же, силен, как ломовая лошадь. Желающих вызвать давно уже не было.

-Понятно... Чего же удивляться, что баб к нему так и тянет! Храбрый боец, наглый и сильный, — на нашу сестру это действует...

Священник, еще больше покраснев, зачем-то оглянулся по сторонам и понизил голос:

-Дочь моя, дело не только в этом. Упорно шепчутся... О-ох, грехи наши тяжкие... Ну, в общем, ты видела, как выглядит это богомерзкий Маррнок?..

-Тьфу, не приведи боги увидеть такую пакость во сне! — сплюнула служанка. — Не разберешь, то ли мужик, то ли бык, да еще с крыльями...

-Да при чем тут крылья!!! — святой отец, с досады махнув рукой, склонился к уху женщины и что-то зашептал.

Глаза Эйрис медленно округлились, а челюсть слегка отвисла.

-Правда это, или выдумки — одним богам ведомо, — смущенно откашлявшись, докончил отец Дик. — Я, знаешь ли, его в первозданном виде не наблюдал... хвала тем же богам! Конечно, дыма без огня не бывает, опять же, не зря женщины тянутся к нему, как осы на сладкое! И все-таки всему есть предел...

-Надо же! — выдохнула потрясенная служанка. — Сколько живу, о таком чуде и не слыхивала! Он-то как, женат?

-Да, у него есть жена, вот только детишек им боги не послали — видно, в наказание за бароновы грехи.

-То ли она счастливица, то ли мученица... — Эйрис машинально перевела взгляд на грядку с продолговатыми тыквами. — Так сразу и не разберешь!

Посмотрев в ту же сторону, священник возмущенно топнул:

-У вас, баб, только одно на уме! Возьми себя в руки, дочь моя, и возблагодари судьбу, что тебе не доводилось встречаться с этим богомерзким искусителем!

-Верно, пока еще не доводилось... Но я его точно увижу, и сегодня же.

-Милостивые боги!!! Неужели и ты готова впасть в смертный грех блуда?! Постыдись, ты ведь уже старая...

-Нет, это у вас, мужиков, только одно на уме!!! — рассердилась служанка. — А за "старую" могу и по шее дать, не посмотрю, что духовная особа! Вы дослушайте-то сначала, святой отец, а потом несите всякую чушь... Эта бедная дурочка хочет перед смертью с ним проститься. Просит, чтобы его привезли сюда. Ясно?

-Несчастная! Да у нее помутился разум... — огорченно всплеснул руками священник. — Он наверняка давным-давно забыл о ней, для него она — как песчинка на берегу океана...

-Песчинка, или не песчинка, а только это ее последнее желание. Сами знаете, что это такое, святой отец!

-Да, конечно... Последнее желание умирающего священно, и не исполнить его — великий грех.

-Вот именно. Так что садитесь-ка в повозку, святой отец, поезжайте за бароном. И поторопитесь, бедняжка совсем плоха, еле дышит, долго не протянет...

-О, святые угодники! Да ты только взгляни, Форри тоже еле дышит, я ее чуть не загнал... Падет в дороге, что я буду делать?!

-Боги милостивы, авось, не падет. Поезжайте, не теряйте времени!

— — — — — — — — — — — — — — — —

Они простились так, как было принято в Империи — крепким рукопожатием. Глава Четвертого Семейства оценил деликатность посла, воздержавшегося от обычая своей родины — поцелуя в щеку.

Конечно, в каждой стране свои порядки, но, честное слово, это уже чересчур! Чтобы мужчины целовали друг друга, как какие-то... тьфу! Хочется верить, что король Эсаны и впрямь не будет навязывать жителям Империи то, без чего прекрасно обходились многие поколения их предков...

Вообще-то они и без короля Торвальда прекрасно обошлись бы! Но надо быть реалистом и смотреть правде в глаза.

Империя обречена. Силы слишком неравны. Джервис сказал то, что есть: рано или поздно Торвальд заполучит деньги, потребные для строительства большого флота. Это всего лишь вопрос времени, а зная неуемную настойчивость эсанского повелителя... В крайнем случае, возьмет заем у ливерийских или маронских банкиров, пусть даже под чудовищно высокие проценты.

Конечно, дипломаты Империи давно и настойчиво советуют главам крупнейших банкирских домов не ссужать короля Эсаны, но... Империя далеко, за океаном, и слаба, а Торвальд близок и силен. И его аргументы могут показаться куда весомее.

И, если флот будет построен, на что тогда надеяться? На бурю, которая внезапно налетит и разметает корабли Торвальда, перетопив и выбросив на скалы?

Так ведь может и не налететь...

План Джервиса прекрасен, спору нет. Вопрос лишь в том, кто будет этим самым Наместником.

Когда во время последней встречи танов на втором этаже "Золотого барашка" его внезапно пронзила мысль: "почему не я?!", в первую минуту он подумал, что лишился рассудка. А потом... потом это уже не казалось столь невозможным и недостижимым...

Он молод, здоров и умен, довольно ограничиваться собственным Семейством, надо подниматься выше.

А еще через некоторое время нахлынули мысли: просто стать Наместником недостаточно... Сумеет ли Наместник быстро навести порядок, подчинить своенравное дворянство, свести в один кулак провинциальных гвардейцев, чтобы было чем ответить на вторжение Эсаны — это еще очень большой вопрос. И нет никаких гарантий, что ответ на него будет положительным.

Так почему бы не сделать так, чтобы Эсане незачем стало вторгаться...

-Всего хорошего, господин Борк! — раскланялся седоволосый.

-И вам всего хорошего, господин посол.

Негромко хлопнула дверь.

Граф Геро Деспас, чрезвычайный и полномочный посол эсанского королевства, выждав некоторое время, вернулся в комнату и надавил на едва заметный рычаг в углу. С тихим скрипом отъехала в сторону дубовая панель обшивки.

-Вы все слышали, друг мой? — улыбнулся граф человеку, выходящему из тайника.

-Все, и очень отчетливо.

-Позвольте выразить свое восхищение: вы оказались абсолютно правы! Признаться, я до последней минуты не верил, что он придет... Да, моему государю очень повезло, у него будет великолепный Наместник! Умный, прозорливый, опытный.

-Ну, а клятва? — добродушно усмехнулся гость, неторопливо усаживаясь в кресло. — Два Наместника в одной провинции, знаете ли, все равно, что два медведя в одной берлоге. Даже если провинция такая большая, как Вельса...

-Постарайтесь припомнить, друг мой, как именно я поклялся. "Все слова и обещания, сказанные и данные мною будущему Наместнику, в обществе которого я имею честь находиться..." Имени-то я не называл! Должность Наместника была предложена вам раньше, чем ему. И сегодня вы тоже пришли сюда раньше него, и никуда не отлучались из этой комнаты, то есть, я действительно находился в вашем обществе... А то, что вас не было видно, так это его проблемы, а не наши! Стало быть, именно вы — будущий Наместник, а моя клятва к Борку никоим образом не относится. Не так ли?

-Сдаюсь! — грузный краснолицый человек шутливо поднял руки. — Вы и впрямь непревзойденный дипломат, господин посол.

-Очень сожалею, что вам пришлось провести столько времени в тайнике, там так тесно! Честное слово, я рассчитывал, что он уберется раньше! Не сердитесь, друг мой.

-Помилуйте, о чем разговор!

-Просто, если бы я поторопил его, это наверняка показалось бы подозрительным... Не желаете ли выпить?

-С удовольствием! Только не эту сладкую тянучку... Пожалуй, единственное, в чем я солидарен со стариной Джервисом — терпеть ее не могу.

-Если честно — я тоже! Никогда не понимал, что мои земляки находят в ликерах?! Давайте-ка лучше вашего любимого дауррского, специально распорядился, чтобы его доставили сюда!

-О-о-о, вы очень любезны! Благодарю! Ваше здоровье, господин посол!

-Ваше здоровье, почтенный тан Кристоф.... то есть, господин будущий Наместник!

— — — — — — — — — — — — — — — —

Дворецкий Ральф в последние три дня истерзал себя мучительными сомнениями больше, чем за всю прожитую жизнь.

Он жестоко страдал, в бессчетный раз задаваясь вопросом: надо ли было тогда открывать глаза графу. Сколько мужей носят рога, не догадываясь об этом и потому не испытывая ни малейших неудобств! И счастливы в браке, и в могилу сходят, так ничего и не узнав... Не лучше ли было промолчать? Молодая графиня осталась бы жива, ее камеристка, смазливая куколка с простодушным личиком и душой змеи — тоже. И дурачок секретарь, посмевший посягнуть на то, от чего должен был бежать, как от чумы, продолжал бы радовать мамашу, почтенную вдову-чиновницу.

Откровенно говоря, его вина самая малая: только cлепой устоял бы перед чарами молодой хозяйки! Столь обворожительной красавицы ему, Ральфу, никогда не доводилось видеть...

Дай боги, и впредь не доведется!!! Правильно говорят — от излишней красоты одни несчастья.

Может, все-таки не надо было...

Но, с другой стороны, промолчать, скрыть правду, пусть и невыносимо позорную, означало предать своего господина.

А это самый тяжкий и непростительный грех, который только может взять на душу слуга — так без устали втолковывал ему в свое время покойный отец.

Уже многие поколения его предков жили под одной кровлей с графами Хольгами, пользуясь их расположением и полным доверием. Такая удача выпадает только самым достойным, поэтому дворецкий должен быть усердным, преданным и абсолютно честным. У него не может быть секретов от господина.

Так изо дня в день внушал ему отец.

То же самое он внушает и собственному сыну, которому в будущем предстоит стать новым дворецким у нового графа Хольга.

Точнее, предстояло... Ведь молодой граф не выживет.

Дворецкий застонал и обхватил руками виски, совсем побелевшие за эти дни.

Может быть, это небесная кара? Как там говорят святые отцы: "Жернова божьи мелют не скоро, но верно..."

Глупый мальчишка секретарь принял самую легкую смерть. Он, наверное, не успел ни испугаться, ни даже понять, что происходит. Внезапная боль, пронзившая сердце — и все.

Графиня страдала дольше. И ему до сих пор невыносимо стыдно вспоминать свое возбуждение при виде ее обнаженного тела, корчащегося в муках удушья...

Ну, а камеристка уходила на тот свет так долго и страшно, что его потом несколько месяцев терзали ночные кошмары, и он просыпался с диким криком, пугая жену. Именно тогда в его черных волосах появились первые седые пряди.

Потом, конечно, привык, стало полегче. Время — лучший лекарь.

Но каждый раз, встречаясь с молодым графом, он чувствовал острый укол совести: ведь именно из-за него мальчик лишился матери.

Он гнал от себя эту мысль, но она упорно возвращалась вновь и вновь, доводя до отчаяния. Почему, собственно, из-за него?! Он лишь исполнил свой долг! Если бы эта бесстыдница не растоптала клятву, данную в храме, если бы не осквернила супружеское ложе...

Хотя, строго говоря, его-то она и не осквернила — любовники предавались блуду в уединенном домике за пределами усадьбы, куда вел потайной ход, прежде известный только самому графу, и его верному дворецкому.

И если бы опьяневший от любви граф не показал его молодой женушке, может быть, дело не зашло бы так далеко...

Опять это "если бы!"

— — — — — — — — — — — — — — — — —

Хольг стремительно шел по коридору, чувствуя невыразимое облегчение и ликующую радость, знакомую лишь людям, которые чудом избежали неминуемой гибели.

Два лакея, попадавшиеся ему навстречу, шарахнулись в разные стороны, стараясь вжаться в стену, и горько жалея, что не могут стать невидимыми: так испугало их лицо господина. Все уже знали, что молодой граф обречен, что лучшие врачи Кольруда, включая ректора медицинской академии, лишь бессильно развели руками в ответ на мольбы и угрозы убитого горем отца... Все ожидали вспышки безудержной ярости, громокипящего гнева, и были готовы к чему угодно...

Но только не к веселой, доброй улыбке, не к радостно сияющим глазам.

Господин сошел с ума — это было яснее ясного.

— — — — — — — — — — — — — — — — —

Толпа, переполошившая всех псов, и цепных, и бездомных, на добрую милю вокруг, разбухала с каждой минутой, как река, вбирающая в себя ручьи. И громовое скандирование "Сла-ва Холь-гу!" становилось все более оглушительным.

Рамона по-прежнему несли на руках, будто статую святого угодника. Бывший сапожник что-то кричал, потрясая кулаками, и его небритое, опухшее лицо сияло.

Из всех окон выглядывали люди, привлеченные невероятным, неслыханным со времен Великой Смуты шумом, — кто испуганно, кто с любопытством. Спросить, что происходит, и получить ответ было немыслимо — все заглушали вопли, непрерывно вырывающиеся из многих сотен глоток. Уверенно слышалось только имя графа. И те, кому этого было достаточно, торопливо выбегали на улицу и присоединялись к шествию.

Скорее случайно, нежели осмысленно, часть народа принялась кричать:

-Хотим Наместника Хольга!

Некоторое время звучала сущая нелепица, потому, что примерно половина толпы продолжала истошно декламировать: "Сла-ва Холь-гу!" Немного погодя, сначала нестройно, робко, потом все более уверенно голоса стали сливаться в общий рев:

-Хо-тим На-мест-ни-ка Холь-га!!! Хо-тим На-мест-ни-ка Холь-га!!!

Четкие, как барабанный бой, слоги призыва звучали все громче и громче, пробуждая в людях первобытные инстинкты, разгоняя кровь и вселяя надежду.