Мертвые Земли (1-26 главы)

— Не-е-е! Ольвэ-полуэльф, ну ты, конечно, сравнил! От козы — и мясо, — дроу мечтательно заулыбались, один даже зажмурился и демонстративно облизнул длинные и крупные клыки, — И молоко на сыр годится, и шерсть теплая, и шкура, тоже ничего — на перчатки хорошо идет, — дроу еще шире залыбились, оценивающе разглядывая Ольвэ, — Да и кожу на тонкий пергамент вполне можно выскоблить. Так что, если сравнивать, то не с козой, не обессудь!

— Рельяр-торговец! Ты мне тут объяснения не порть, и ребенка не сбивай! — Пригрозил лесному эльфу, обернувшись, маг, — Главное — понять суть! Верно, Алька?

Алька, медленно, задумчиво кивнула и, с чисто детской непосредственностью, подвела итог услышанному:

— Да, Ольвэ, я, кажется, поняла! Ты — хуже козы?..

Ольвэ, может, и ответил что-то... По крайней мере, рот он разевал широко и гневно. Да только ответ потонул в хохоте мужчин, стоящих вокруг, да в гомоне тех, кто стоял в очереди перед ними и дождался-таки, когда гномы-таможенники, досмотрев груз, дали разрешение проехать по мосту.

На широкий, белоснежный мост попали после буквально минутного досмотра — вещей у них с собой практически не было, а архимага с магистром гномы досматривать не то, чтобы побоялись, просто — смысл какой? Всем известно, что жаднее гнома — только маг. А маг-полуэльф, это вообще концентрированный жадюга! Вот и помялись для вида, Тина поприветствовали, пожаловались, что опять кто-то что-то из архимагов замутил в горах, да отпустили с обещанием 'разобраться'.

Алька только головой крутила, засыпая Тина (обиженный Ольвэ, насупившись, молчал) бесконечными 'а что это?'. Мост и вправду впечатлял, даже тех, кто по нему ежедневно проезжал, что уж говорить о меленькой девочке, в своей жизни ничего, кроме своего хуторка 'Переволоки' не видевшая. Широкий каменный мост был рассчитан на то, что по нему могут по две телеги в каждую сторону разом проехать, да еще по середине — обособленные друг от друга высокими, по пояс эльфам, бортиками, были отдельные места для конного и пешего люда. Сам мост, с высокой, резной каменной оградой в два человеческих роста, высился белокаменной громадиной, соединяя берега глубокого разлома, отделяющего владения эльфов от всех остальных народов. По обе стороны моста возвышались гигантские (а гномы делали, потому и такие большие) статуи: с левой стороны мост украшала пара из присевшего на одно колено эльфа-лучника и бородатого, закованного в броню гнома с боевым топором; с правой — эльф-северяни (тоже бородатый, но куда ему до гнома) с двусторонней секирой наголо (тоже присевший на одно колено, кстати), и гном с штурмовым арбалетом и метательными топорами за поясом. На дальней, эльфийской, стороне моста так же были статуи: с лева — дроу-воин и Высший эльф-архимаг, а справа — селестин-маг и эльф-горец с луком и парой узких парных клинков за спиной. Но эта пара статуй пока просто виднелась вдали, размываемая дрожанием жаркого воздуха, и о них рассказал Тин. Как и о том, что мост длинной в полторы версты, что стоили его гномы при помощи эльфийских магов. Но до этого почти сотню лет спорили да препирались — на чьи деньги будет вестись строительство. Эльфы упирали на то, что им мост не нужен, и не для того они отгородились провалом, что бы потом мосты мостить. А гномы упирали больше на выгодную торговлю, на стратегически-важные места и прочее. На что эльфы, под весом аргументов и устав от паломничества гномьих послов, предложили оплатить из своих карманов только стоимость материалов и дать в помощь гномам магов (все равно это будет дешевле, чем кормить и терпеть в Столице еще сотню лет бородатую делегацию), но оставили за собой право выбрать место для будущего моста, а гномы выторговали право выбрать материалы. Гномы, на радостях, что могут подрастрясти богатых и заносчивых соседей, предложили строить мост из серебристого гранита и украсить резными барельефами белого мрамора, а эльфы, из природной вредности, выбрали самую широкую и сложную для строительства часть ущелья. Гномы, гаркнув, навалились скопом и за двадцать лет мост-таки построили, выиграв попутно множество пари, заключенных по всему миру, а эльфы, скрипнув зубами, оплатили, да еще и статуи заказали. Гномы же, потирая руки, предложили скидки, если половина статуй будут изображать воинов-гномов... Еще два года споров и обид, и смогли договориться: две статуи — гномы, остальные шесть — эльфы, и таможня на въезде, тоже гномья. На том и сошлись, предварительно проспорив и похрипев сорванными голосами еще почти пять лет над эскизами... Уж больно обидным показалось гномам несоответствие роста гномов и эльфов, а эльфы напирали на необходимость реалистичного изображения, отказываясь сровнять эльфов с гномами в росте... Потом еще представители эльфийских кланов тянули жребий — кто и где будет стоять или сидеть. Тут тоже пытались спорить, но эльфийский Король Элеммакил Сиятельный и Архимаг Гэлторн, вмешавшись, совместными усилиями успокоили кланы.

В середине моста был форт, по мирному времени открытый, но с обязательным гарнизоном и магами для проверки проезжающих. Тут уже кого-то споро упаковывали за попытку протащить что-то магическое контрабандой под бдительным присмотром рунного мага — молодого (волосы едва ли до лопаток доросли), но матерого (жезл, покрытый резьбой с навершием, украшенным крупным, с перепелиное яйцо, алмазом, вызывал приступы повышенного слюноотделения у всех проезжающих торговцев). Рунный маг, беловолосый и сероглазый эльф из Высших, увидав знакомых, махнул мол, проезжайте, и тоже проверять ничего не стал, вызвав бурю негативных комментариев со стороны дроу, оказавшихся в лапах бюрократов и магов и, похоже, влипших конкретно и надолго...

Пока ехали по мосту, пока, так же быстро, как и оставшиеся позади, проходили таможню на эльфийской стороне, Тинвэ и Ольвэ поочередно вкладывали в голову Эльки историю, язык, начатки простейших знаний по магии воздуха, к которой у нее была явная предрасположенность. Но так, как они оба были скорее практиками, чем преподавателями, получалось так себе.

Иногда она что-то вспоминала — какую-нибудь мелочь из прошлой, до-хуторянской жизни, но это мало проясняло её происхождение, скорее только запутывало: ну да, на корабле плыли, в каюте. По морю? Не знаю, я не выходила никуда. С мамой. А потом — высадились где-то, в городе, в большом. От туда — телепортировались. Нет, не стационарным телепортом (а что это?), а мама сама перенесла нас. Куда? Не знаю, но там горы были. И война. Да, лошадь была. Белокрылая звали. Нет, крыльев не было, но мама говорила, что всегда мечтала о Пегасе. Нет, у мамы были черные волосы, как смола. А глаза — вроде как у меня. Или нет... Алька? Ну не знаю, не помню точно. 'Аль' — да, было в имени. Мама называла ласково — мэй-альвэн, чаще — 'Анни'... А почему 'Алька'? Да не знаю, прозвали так, и все: Аля, Алёна... 'Чужая', если перевести с одного из человеческих наречий.

В общем, обрывочные воспоминания девочки только запутывали бедных магов, уставших строить пустые предположения. Одна надежда на магов Разума и псионников в Академии — эти что-то да вытянут из памяти девочки.

Глава 6.

— Южный порт, имение 'Белый Бук' —

Маги, решив для начала пристроить девочку, а потом уже только заниматься своими делами, для начала завернули в предместья Южного порта — молодого, но большого и шумного эльфийского города, расположившегося между Трактом и побережьем. Благо было по дороге, да и оба эльфа порядком вымотались и устали от бесконечных алькиных 'почему?'

В Южный от Тракта вела широкая, мощеная светлыми плитами дорога, из местного, желтоватого камня, а Алька опять рот от удивления раскрыла: если до Заставы они ехали мимо изнывающего от жары, чахлого леса, то сразу за заставой началась облагороженная лесными эльфами территория. Высокие хвойные деревья, чьи нижние ветви начинались на головокружительной высоте, а кроны, сплетаясь, дарили приятную, прохладную тень, и ограждали Тракт с обоих сторон. Тин, указав на один из резных белых столбов, туманно для Альки пояснил, что это один из пяти тысяч артефактов, хранящих их леса от засухи и непогоды. Что это значит, Алька не поняла, но на всякий случай важно головой покивала.

По мере приближения к приморскому городу, столбов становилось всё больше, а воздух, даже здесь, в лесу, ощутимо более влажный, приносил множества незнакомых, кружащих голову запахов. И вот, когда перед взором путников, открылась панорама города, Ольвэ, вернувшийся, хоть не надолго, но домой, заулыбался, а Алька, широко распахнув глаза, и прижалась к Тину, и в страхе смотрела на обилие светлых домов под желтыми крышами, утопающих в цветах и зелени, на ровные и прямые, как стрелы, широкие мощеные улицы, сбегающие по склонам к далеким от сюда пирсам и ратуше, на ровные квадраты садов и крытые оранжереи, сверкающие крышами в солнечном свете. Гул и шум огромного города, доносимый ветром даже сюда, завораживал и напоминал прибой.

Путники пустили жеребцов вскачь, стремясь скорее добраться до дома Ольвэ, заметного даже с дороги. Уже издали, с пригорка над городом, было понятно, что усадьба магистра Ольвэ — одна из самых больших в городе, и, обнесенная забором из дикого камня, занимала почти целый квартал между двумя боковыми 'лучами' этого невероятного, сияющего города. А когда перед ними, не спрашивая, кто приехал, сами собой распахнулись диковинные, кованные из бронзы, ворота, Алька не выдержала и спросила:

— Ольвэ, а почему у этого города нет стен?

Непоседа-Ольвэ, давно забывший про обиду на девочку, подмигнув, спросил:

— А кто в здравом уме нападет на город, где каждый третий житель, включая детей — маг? А кто не маг, тот либо моряк, либо военный... Это, Алька, — Ольвэ нетерпеливо махнул рукой за себе спину, — Город, куда приезжают отдыхать, а не воевать.

Алька, не веря Ольвэ, задрала голову и уставилась своими синими глазами на Тина. Тот флегматично кивнул. Друзья уже давно заметили закономерность в поведении девочки: Алька старалась держаться по-ближе к Ольвэ, но верила словам Тина безоговорочно, подметив, что тот если и говорит что-то, то кратко и по существу. И не шутит. Вообще. И либо в том виновата была его спокойная манера коротко и внятно все объяснять, либо просто срабатывала стандартная реакция любого эльфа на слова чистокровного Высшего, но все непонятное девочка предпочитала переспросить у Тина. Ольвэ не обижался, но регулярно во время путешествия подкидывал другу задачки из разряда 'Тин, а объясни Альке, почему...' а дальше следовала какая-нибудь явная глупость, но, поскольку хватка у девочки была, как у тигра, Тину приходилось объяснять.

Тем временем ворота распахнулись и жеребцы, не дожидаясь команды хозяев, пританцовывая от нетерпения, порысили по дорожке в глубь сада, поставив точку в разглагольствованиях непонятливых двуногих. Тоже мне, хозяева! Сильфы устали, сородичей толком год не видели, а эти встали на пороге и болтают, вместо того, чтобы их уже выпустить! Долетев за пару минут до парадного крыльца и замерев, Серебристый недовольно потряс седоков, требуя свободы. Тин немедленно слез сам и подхватил пытающуюся сползти со спины сильфа Альку. Ольвэ, уже топтавшийся рядом, отпустил своего жеребца, напутствовав его 'Добрый, не драться!', на что тот только фыркнул и, задрав высоко хвост, побежал в сторону конюшни — наводить свой порядок в родных пенатах. 'каков хозяин, таков и сильф!' — констатировал Тин. 'Ага-ага!' — подтвердил его племянник, провожая насмешливым взглядом Серебристого, рванувшего догонять Доброго. На шум из распахнутых настежь дверей огромного, заплетенного зреющим виноградом, каменного дома, выбежала эльфийка в светло-зеленой одежде целителя и сумкой, бережно прижимаемой к груди, рыжим ураганом пронеслась мимо, поцеловав всех, включая отшатнувшуюся Альку, и, крикнув на ходу: 'привет, пап, Тин, люблю-целую! Я на вызов, к пациенту, Мэй и Айр у вас побудут! Буду вечером!!!', удрала по дорожке в сторону конюшни. Ольвэ только успел рот открыть, а девушка, оседлав светлую, песочного цвета кобылку, галопом пронеслась, игнорируя напрочь факт наличия дорожек.

— А это моя младшая внучка, целитель... — задумчиво протянул маг, разглядывая глубокие следы, оставленные кобылой в нежно лелеемом им газоне.

— А это его супруга, Майра. — В тон ему добавил Тин, поклонившийся вышедшей из дверного проема красивой и удивительно юной на вид полу-эльфийке.

Алька неумело склонилась в поклоне, а Ольвэ, наконец обернувшейся к ним, ураганом сорвался с места и, побросав сумки, кинулся на встречу к любимой.

— Вот меня Ольвэ вечно спрашивает — в кого у него дети такие не сдержанные? И я даже не знаю, что ему на это ответить, — доверительно склонившись к застывшей девочке, довольно громко произнес архимаг, храня на лице спокойное, скучающее выражение.

Тем временем Ольвэ с супругой, держась за руки, приблизились к ним, и Альке представилась возможность рассмотреть первую встретившуюся ей за всю дорогу эльфийку. Высокая, но на голову ниже Ольвэ, удивительно пропорционально сложенная и хорошенькая молодая девушка — даже женщиной её назвать сложно, выглядела, наверное, на человеческие лет двадцать. Довольно просто одетая, в светло-зеленое легкое платье с разрезами по бокам, и украшенное только по вороту и низу узких рукавов, она вышла к ним босая, мягко ступая по отсыпанной морским песком дорожке. Внимание всех к себе сразу привлекали её рыжие, как яркая и начищенная медь, длинные, до колен, волосы, собранные на затылке простой бархатной лентой и удивительно-яркие, лазурные, глаза. Неискушенной Альке, привыкшей за время жизни на хуторе к внешности человеческих женщина, и не имевшей возможности рассмотреть себя в зеркало за их отсутствием, Майра показалась воплощением прекрасной Богини Мэйнир, человеческой богини весны и начала жизни. Из состояния священного трепета девочку вывел вполне такой ехидный голосок этого чудесного рыжего видения:

— Так, Ольвэ-полуэльф, а скажи-ка мне милый, а что это значит? Тебя дома последние лет двадцать, как толком нет, а тут ты из очередной поездки привозишь светловолосую девочку...

Ольвэ, открывший было рот для того, чтобы представить супруге девочку, замер с открытым ртом и резко выдохнул. Встрепенувшаяся Алька мышкой шмыгнула за Тина и уже от туда подглядывала за начинающимся скандалом:

— Родная, познакомься, это Аля! Мы её...

— Та-а-а-ак, тихо! Сама посмотрю. — Майра присела на корточки и в упор принялась рассматривать девочку, которую Тин как раз изловил и вперед выпихнул, — Ага, поняла, хотя и странно немножко.

И, уже Ольвэ, на эльфийском:

— По дороге нашли дитя?

— Да, я как раз хотел рассказать, но ты, родная, меня перебила! — тихо возмутился Ольвэ.

— Потом расскажешь, после обеда, — отмахнулась девушка и, протянув руку для рукопожатия, сказала уже девочке, — Я Майра, хозяйка этого дома, не пугайся меня, дитя, я маг-целитель и ты мне нравишься.

Алька, как обычно, насупившись, пробормотала 'очень приятно' и крепче к Тину прижалась. Тин, положив руки на плечи девчушки, ободряюще сжал пальцы и перевел на нормальный язык непонятное для неё приветствие: