Поднявшись к дороге, я попросила в помощь одного бойца и увела дочек в лес на большую поляну. Надо хоть немного освоиться с автоматами. Два часа изучали матчасть, собирали-разбирали, набивали магазины, стреляли одиночными и короткими очередями. Итог — с пятидесяти метров в ствол упавшего дерева дочки стали попадать стабильно. Потом учились чистить новое оружие. Притомились.

Вернувшись к конвою, стали думать, как быть с оружием в дороге. Решили так: тот, кто ведёт машину (а мы все водители, я — со стажем, дочки — по году ездят, но Ксюша поопытнее, интенсивность поездок у неё была больше, вот и натаскалась) в случае опасности набивает магазины и подаёт в руки стреляющих. "Стрелки" в дороге держат автоматы под рукой. Перед тем, как отделиться от конвоя, снарядим все запасные магазины патронами и положим под ноги (больше некуда, карманы на дверцах не подходят по габаритам). Открытую коробку с россыпью патронов поставим под ноги сидящего на переднем пассажирском сидении, чтобы водитель мог легко дотянуться. А пока едем с конвоем, каждая берёт себе десяток патронов и тренируется с магазином. Набила, выщелкнула, набила, выщелкнула. Интересно, а патроны от этого потрутся-помнутся? Надо будет спросить.

Потом, пока все отдыхали или купались в ручье, разговорилась с начальником конвоя, молодым лейтенантом, о дальнейшей дороге. У нас, оказывается, есть ма-аленькая проблема. За лесом начинается степь, но не гладкая, как стол, а в оврагах, балках и, вообще, довольно приличных выбоинах. Всё бы ничего, но набежавшие тучи обещают грозу, причём сильную. А этот участок дороги славится ещё и смерчами.

Разговаривая, стою, прислонившись к раскидистому дереву-великану, обхватив его за спиной руками и полностью прижавшись к стволу. Ощущение, что кора под ладонями нагревается от прикосновения.

— Кстати, это — пробковое дерево, из коры делают не только пробки для бутылок, но и снимают пластами для изготовления своеобразных ковров на пол для утепления комнат. Зимой хорошо, можно босиком ходить.

— Серёжа, ты мне зубы не заговаривай. Опасно сейчас трогаться?

Разговариваем тихо, чтобы не взбаламутить остальных женщин, ещё паники нам не хватало.

— Есть немного. Но если не будет смерча, то дождь с грозой нам не помеха. Главное, с грунтовки не сворачивать.

— А есть какой-нибудь признак, что будет смерч? Ну, там, давление повысится-понизится, ветер в определённую сторону?

— Не знаю, таких наблюдений ещё не проводили.

— Сделайте запрос в Исследовательский Центр от имени Союза конвойщиков, пусть шевелятся. Это же основной участок Главной дороги, здесь едут все, ведь только после Фермы Никитича идут развилки на Северную, Центральную и Южную дороги.

— Это мысль, подскажу ребятам.

— Подскажешь ты её не скоро. Сейчас-то как будем? — с тоской смотрю на быстро темнеющее небо. — Кто бы нам сейчас подсказал, можно ехать или нет? И, как назло, ни одного метеоролога среди присутствующих женщин.

— Всё шутите. Ладно, пойду с командой пообщаюсь.

Сергей собирается отойти в голову колонны, но в этот момент проносится сильный порыв ветра, и на дорогу между машинами со скрипом валится дерево.

— Никого не задело?!

Сергей бежит к машинам, а ко мне из-за дерева выходит Алёна.

— ?

— В кустики отходила, а потом увидела тебя и подошла, — невозмутимо говорит дочь.

— Много слышала?

— Про смерч? Слышала. Что будем делать?

— Не хочется мне ехать сейчас. Чувствую, что нельзя, опасно. Переждать бы грозу здесь. Сергей говорил, что смерчи к лесу не подходят.

Алёна внимательно смотрит на меня.

Прибегает Ксюша.

— "Крузер" зацепило. Хвост помяло, крыло порвало, колесо сдулось. Сейчас будут крыло править и колесо менять. И дерево с дороги оттаскивать. Засада.

— Хоть и плохо так говорить, но это хорошо. Есть шанс отсидеться здесь во время грозы.

— А что нам гроза? — Ксюша пожимает плечами. — Дорога ровная, главное с колеи во время дождя не съехать в кювет. Я в бинокль смотрела на степь, колдобина на колдобине.

— Смерч может быть, здесь они часто во время грозы бывают.

— Э-э-э, — дочь задумалась. — Не айс. А если всё-таки поедут?

Ещё порыв ветра, и к нашим ногам с дерева падает ветка. Небольшая, но ложится так, что как бы отсекает нас от остальных.

Переглядываюсь с Алёной. Отлипаю от дерева, наклоняюсь, пристально смотрю. Ветка зелёная, а излом засохший. Вредители, что ли, перекрыли соки, вот она и сломалась под своим весом да с помощью ветра? Поднимаю ветку.

— А мы не поедем. Останемся здесь переждать грозу, потом нагоним колонну. Сейчас жарко, дорога высохнет быстро.

Алёна задумчиво смотрит на меня, забирает ветку, тоже внимательно рассматривает, потом кивает головой:

— Мама говорит верно, я чувствую. Значит, не едем. Ждём окончания грозы.

С этими же словами я подхожу к Сергею, он в это время проверяет у всех количество горючего в баках.

— Ирина! Да не будет смерча, смотрите, вон и разрыв в облаках появился.

Ох, не нравится мне этот разрыв в дальних пока тучах, да и ветер крепчает.

Качаю головой.

— Нет, мы останемся здесь. Сразу после грозы вас догоним. Дорога прямая, как стрела, не разминёмся.

Наш разговор слышат другие женщины. Кто-то пожимает плечами, кто-то задумывается, но, в основном, все хотят ехать дальше и прямо сейчас. Тут через три дня мужа увидишь, какая там гроза!

В итоге колонна уходит среди начинающегося ливня без нас. Но и мы не одни. Ещё две машины с женщинами остались с нами: в одной есть беременная, в другой просто нормальные трусишки, боящиеся грозы. И не сметь осуждать за это женщин! Знаете ли вы, как страшно увидеть мышь или паука?! А тут вообще — ГРОЗА!

Сергей махнул на нас рукой и оставил одного бойца, на всякий случай. Гроза пройдёт через полчаса — догонят.

Щас! Гроза не закончилась и через три часа. Молнии били по всей степи регулярно, дважды вспыхивали одинокие деревья, но ливень тут же гасил огонь. А потом в мутный от потоков воды просвет между деревьями мы увидели смерч, потом второй.

Наверное последний в этом сезоне муссонный ливень закончился глубокой ночью. Когда стало понятно, что можно выйти из машины и не промокнуть мгновенно насквозь, некоторые вышли на дорогу. Сбились в кучку, обсуждали негромко стихию, стараясь не разбудить спящих. Спала Ксюша, развалившись на заднем сидении, спали беременная и её маленькая дочка. Дружно решили, что смысла ехать ночью нет. Дорога под появившимися из-за расходящихся туч звёздами сверкала, как река. Утонем ещё или в кювет сползём. Боец наше решение одобрил и тоже пошёл спать на свободном месте в одной из машин.

Ирина

4-й год, 3 месяц, 25 день

Дорога

Утром, первой проснувшись, я спустилась умыться к ручью, где давеча мыли посуду. Светило только вставало на востоке, небо очистилось, птицы пели оглушительно. Они-то меня и разбудили с утра пораньше.

А на берегу ручья ждал сюрприз. Потоки воды с небес подмыли нависший склон, земля рухнула в воду, перекрыв часть русла и изменив направление текущей воды на несколько метров. А за плотинкой обнажилась отмель с целой колонией речных устриц просто гигантских размеров, наполовину занесённых землёй. Диаметр раковин достигал тридцати-сорока сантиметров! Судя по справочнику, их можно было есть, но вскрыв висящим на поясе кинжалом из интереса одну из ракушек, я нашла там загрязнённого землёй моллюска, непригодного уже для еды. Зато с голубой жемчужиной размером с фалангу моего большого пальца!

— Девочки, все с кинжалами сюда!

Первым прибежал с автоматом боец.

— Я же сказала "с кинжалами", а не "с оружием", — укоризненно глядя, вздохнула я.

И пока не закончилась стихийная "жемчужная лихорадка", о том, что пора ехать, никто и не вспомнил. Зато каждому (и бойцу, конечно) досталось по десятку крупных жемчужин чистейшего голубого и розового цветов. Чудо, как хороши! Кстати, ракушки вскрывали осторожно, стараясь не убить жильца, аккуратно поддевали ножом жемчужину, промывали под струёй воды устрицу от песка и земли и переносили на глубину в чистую воду. Пусть живут и размножаются!

Завтракать не стали, всё равно костра не развести из мокрой древесины, решили перекусить в дороге.

Напоследок подошла к пробковому дереву, с которого всё и началось. Прижалась к нему ладонями и лбом. Когда под ладонями стала нагреваться от тепла рук кора, прошептала:

— Спасибо, ты спас нас от грозы, молний, смерча и подарил возможность найти красоту.

Вот теперь можно ехать!

На конвой наткнулись через час, не проехав и пятидесяти километров. Все машины стояли в неглубокой лощине слева от дороги, до середины колёс утонув в вязкой мокрой глине, куда загнал их Сергей, увидев надвигающийся справа смерч. Пережили не лучшие полчаса, когда край вихря зацепил лощину, вырвав с корнем весь кустарник и оголив склон. Но если бы не остановились, то точно оказались бы на пути смерча. Продолжающийся ливень, нескончаемые молнии и ещё парочка смерчей, прошедших, правда, далеко в стороне, отбили всякое желание ехать. Там и заночевали.

К нашему приезду изгваздавшиеся по уши в земле бойцы вытащили лебёдками из лощины только три легковушки и один грузовик.

Потом все долго отмывались, причём я заставила всех снять грязную одежду, умыться из канистр, стоя на расстеленном целлофане, так как под ногами была раскисшая глиняная жижа, и одеться и обуться уже в чистое. Грязную одежду и обувь положили в большие мешки общей кучей.

Женщины, отмывшиеся первыми, в сторонке готовили на костре из запаса дров в большом казане горячую похлёбку. После еды отдыхать не стали — со вчерашнего обеда, считай, наотдыхались. Надо ехать. До Фермы Никитича, где обычно была ночёвка, километров триста пятьдесят осталось.

Ирина

4-й год, 3 месяц, 26 день

Ферма Никитича

Вчера очень поздним вечером доползли до фермы.

Уже на подъезде у двух легковушек и грузовика что-то сломалось, их просто взяли на буксир и тащили.

Встречали нас с фонарями, все были встревожены — на сутки опоздал конвой! На этом участке такое впервые. Мешки с грязной одеждой сразу утащили отмывать, чистить, стирать. Нас накормили и отправили спать в двухэтажный гостевой дом.

Утром я проснулась рано, умылась во дворе из длинного многоместного рукомойника и пошла проверять, как пережила ливень и дорогу моя техника, и как там Шуньке спится в прицепе.

Кошка сидела на земле и довольная лакала молоко из блюдечка, а рядом с ней на корточках сидела миловидная молодая женщина с толстенной косой, в камуфляже и высоких резиновых сапогах. Гладила кошку и что-то ей говорила.

Увидев меня, заулыбалась и встала:

— Проснулись? А я вот вашу девочку подкормить решила, а то скучает тут одна. Меня Василиной зовут, я дочка Василия Никитовича. А вы молоко будете, организм принимает?

— Буду с удовольствием. А хлебушка кусочек дадите? — улыбнулась и я. — Меня Ириной зовут.

— Тогда на веранду пойдёмте, там всё есть.

На веранде гостевого дома, действительно, стоял огромный холодильник с десятком глиняных кувшинов с молоком и надписью краской на дверце "А здесь у нас молоко. Пейте, гости дорогие!". На длинном столе стояли подносы с ещё тёплыми пирожками, накрытые полотенцами, и плетёнки с огромными фруктами-ягодами, по виду — вишня-переросток на длинной ножке. На стенке дома — открытая полка с чашками. На большой тумбе — старенькая печка СВЧ, ещё с Земли.

Василина налила в чашку молока, сунула на минуту в СВЧ, достала уже подогретое, протянула мне.

— Пирожки подогреть? Есть с вишней, яблоками, капустой.

— Василина, а откуда вишня и яблоки? Вы же деревья с собой не привезли?

— Не-ет, — смеётся, — это местные фрукты, просто они по вкусу похожи. Вот в плетёнке — это местные яблоки прошлого урожая. Уже морщиниться начинают, срок хранения вышел. Для вас берегли, до следующего конвоя уже не дотянут. Вечером из оставшихся сделаем ещё пирожков.

Пока не проснулись остальные, мы сидели с Василиной на веранде и рассказывали друг другу — я о наших приключениях, она — о жизни здесь.

Их большая сибирская семья на Зорюшке уже три года, они из самых первых групп переселенцев.

Первыми сюда попали женщины семьи — мама, тётя, старшая сестра с двумя дочками, жена брата и она сама. В Центре переселенцев, не найдя своих мужчин в совсем коротком ещё списке прибывших (и сотни человек не было), долго думать не стали. Поговорили с встретившими их эльфами, и те предложили это место — для размещения фермы и как ночлег будущих путешественников по Главной дороге. То есть, ферма и придорожная гостиница в одном флаконе. Женщины согласились.

По просьбе Совета им на помощь приехали полсотни гномов, "медведей" шой и эльфов, чтобы построить дом, гостиницу, помещения для животных. Женщины активно включились в работу — это ведь для них дом строят! Советовались с прибывшими помощниками, спорили, рисовали чертежи, рассказывали, что хочется в итоге получить. Проблем с языком не было — у всех инорасовцев висели на поясе коробочки переводчиков. Не было и проблем в общении.

Чуть позже им привезли из форта немного готовой мебели на первое время, наборы посуды и постельное бельё для будущих гостей. Обещали исполнять заказы на обустройство в первую очередь. Пригнали два стада местных овец и дойных животных, которых женщины прозвали "коровки" — молоко у них похоже на коровье, только чуть сладковатое. Но сметана и масло из такого молока сбиваются великолепно.

Когда три месяца спустя с востока материка с первым конвоем прибыли их мужчины, то были даже ошарашены объёмом проделанной работы.

А через неделю после воссоединения семьи в гости пожаловали эльфы из Центра переселенцев Западного Форта и Шой Шин, Глава Совета Планеты. Были очень доброжелательны, обошли готовые постройки, спросили о нуждах. Потом вежливо спросили, как относятся люди к другим расам?

Василий Никитович, мужчина умный и обстоятельный, быстро вывел разговор в нужное русло. Оказалось, что для прилетающих раз в пять месяцев пилотов космолётов был необходим период планетной восстановительной терапии — речка, простая еда, никакой техники перед глазами, уход за домашними животными (да-да, доить, вычёсывать, собственноручно выгребать навоз). Как-то это было связано с психикой и полётами в космосе со сверхсветовыми скоростями.

Матушка Василины в ответ на вопрос просто пожала плечами:

— Да пусть приезжают! Хорошо мы к ним относимся. Работящие, не хулиганят.

Гости рассмеялись и успокоились.

С тех пор раз в пять-шесть месяцев происходит "смена караула". Привозят десяток новых космолётчиков, забирают отдохнувших.

— Так они здесь по полгода живут?! — удивилась я.

— Да, — кивнула Василина, — обычно по пол земных года. Но бывает, что кто-то остаётся на десять месяцев или даже на год. Решают это врачи, приезжающие со следующей сменой, и, как ни странно, папа.

Посмотрев на моё изумлённое лицо, она засмеялась.