Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
"Завтра еще погостюю, да и уйду", — решил я и улыбнулся краешку солнечной лысины.
— Я, понимаш, с нох сбилси иво по всему Великому Ростоку выискивая, а он сидить, понимаш, улыбается, — здоровенный детина в расшитой рубахе, подпоясанной наборным поясом, орал неожиданно неприятным голосом, привлекая взгляды прохожих. Сверкающий начищенной медью пояс предполагал меч на боку, но вооружен горластый молодец не был. — Че расселся, понимаш? Прынц-то чужеземный грит, мол за стол с князем не сяду без мальченки свово леснова, а он тута сидить, лыбицца, понимаш. Светлейший наш тут жо меня от дел государственных отринул, а он тута как прилепленный...
— А чего ж сам не пришел? — тихонько выговорил я. — Понимаш?
Дворовый отрок даже рот раскрыл от изумления. В его голове не укладывалась мысль, что хозяин и повелитель центра мира — ростокского детинца — мог сам пойти...
— Голос у тебя громкий, — и не подумав напрягать свой, я продолжал почти шептать. — Не боишься потерять ненароком?
Детина сглотнул, и громкость сильно сбавил.
— Князь-батюшка спрашивает, прынц-то как к тебе прибился?
— Так получилось, — улыбнулся я такой резкой перемене. — Ряду чужестранцу дал, в Росток их привести. Вот и привел... Ты это, иди давай. Светлейшему скажи... обещанное я исполнил. Завтра скот посмотрю еще, да и пойду.
Лоб дворового человека наморщился. Я был уверен — половину забудет, другую переврет. Надо было идти самому.
Старики говорят, что когда солнце касается брюхом горизонта, ступени небесной лестницы кончаются, и золотой диск попросту падает на дно земли. Причем, бывает, шлепается, что до утра выправить бока не может — так и вылезает приплюснутым. Иногда и того более — трескается. На небе ни облачка, а оно полосами идет. Верная примета — будет буря. Не по душе солнцу таким битым по небу ходить, стыдно. Злится оно. А оттого ветры дикие налетают и другие непотребства. Грозы да ураганы — от злобы и есть — это всякий знает.
Слава Спящим, тогда светило ушло спать чистеньким. Быстро темнело. По изогнутым улицам отправились первые патрули ночной стражи. У таверн и столовых зажигали фонари. Дома стремительно размывались, становились одинаково-серыми.
— Соловушку то глянуть, — вскинулся я. — Ночь же скоро, чего ж это я... Со скотиной провозился, а лебедушка-то моя...
— Я не скотина, — обиделся княжеский гонец и замолчал. Там и семенил сзади, надув щеки и сверкая глазами, пока не показался мост через канал, окружающий детинец.
Чуть кивнув скучающим у ворот дружинникам, почти бегом вбежал в верхнюю крепость ростокского князя.
— Парнишка со мной, понимаш, — не слишком уверенно выдохнул приотставший запыхавшийся верзила.
— Да мы видим, — заржали воины. — Как же иначе-то?!
Похоже, дворового в казармах не слишком жаловали.
Слева, из пристроенной к стене кузницы, пахло, царапая нос, огнем и раскаленным железом. Из казарм вился язык запахов пота, кожи и прокисшего пива. Чистым бельем, пылью и жареным мясом тянуло с крыльца княжеского терема. Лошади, переговаривавшиеся в здоровенном сарае, располагались справа. Именно к ним я и отправился.
У моей лошадки все было в полном порядке. Копыта, поправленные знающим конюхом, больше не причиняли ей боль. От внимания рослых боевых коней выгибала лебединую шею, игриво переступала и косила большущими глазами.
В конюшне было сухо и чисто. В яслях — перемешанный с молодой крапивой овес. По углам старые веники пижмы и полыни, отгоняющей насекомых. Пол присыпан соломой.
— Проверил? — ехидно поинтересовался седой конюх от ворот.
— Да, — легко согласился я. Попрощался до завтра с соловой лошадкой и подошел к лошадиному мастеру. — Спасибо.
И поклонился ему, как кланялся деду и дядьям за урок.
— Тебе спасибо, — вернул поклон раскрасневшийся от похвалы старик. — Толстяк сказывал дворовым, будто ты два дня рядом с седлом бежал?
— Она же говорить не может, — я кивнул. — Это я знаю, как ей больно было. Парелю с принцем не до того...
— Это кто ж такое со скотиной бессловесной сотворить мог?
— Я не спрашивал его имени, — продолжая улыбаться, успокоил я старика. — Я его убил.
Седые брови взлетели. Видно было — поверил. Уточнять, за что именно поплатился бывший хозяин лошадки, я не стал.
— Иди уже, — вздохнул конюх. — Там Велизарий на навоз исходит. Его княже за тобой отправил. Он надулся, как индюк. А ты вместо хором в конюшню...
Я не удержался и хихикнул.
— Ты на него обиды не держи. Пришлый он. С купцами в Росток пришел да и прижился при детинце. Так-то он парень неплохой...
Оставалось лишь пожать плечами. Я про княжеского гонца уже и думать забыл. А в терем идти совершенно не хотелось.
Здоровяк мялся у крыльца и даже как-то стыдно перед ним стало. Парень добросовестно выполнял поручение, а я с ним так...
Вот и пошел под его почти невнятное:
— Ему, понимаш, честь великую... В гостевые хоромы, грит, проводи... А он, понимаш, коней... Э-э-э-х, самово-то соплей перешибить и не вспотеть, а он заместо князя пресветлова — к конягам безмозглым...
Топал себе, не останавливаясь, не разглядывая завешанные гобеленами стены. На поворотах, под "сюда изволь", послушно улыбался и кивал.
Гостевые комнаты занимали целое крыло княжеского терема. Когда в Росток приезжает мой отец, все эти помещения наполняются жизнью — суетой слуг, топотом посыльных. В просторных прихожих собираются приказчики местных торговцев, просители и мнимые благодетели. Весело и совсем некогда скучать.
В тот раз все эти пустынные пыльные залы навевали тоску. Из углов хлопали ресницами глаза мрака. Под полами необитаемых хором скреблись мыши. На чердаке возилась в гнезде сова. Рассыхающиеся доски поскрипывали. На счастье, мне отвели не все крыло, а лишь пару комнат, которые обычно занимал кто-то из дядьев.
— Сюда изволь, — последний раз буркнул гонец, открыл дверь и пропустил меня в приготовленное обиталище.
— Спасибо, Велизарий, — искренне поблагодарил я, бросая скудные пожитки на лавку у стены. — Воды бы мне. Помыться... и вообще...
"Колдун, не иначе", — беззвучно сказали губы парня. Однако он лишь торопливо кивнул и шепнул:
— Пожалуйста. Ща принесу...
Потом уже, вымывшись и причесавшись, открыл глухие ставни в студеную весеннюю ночь. Обмотал чресла полотенцем и стоял, ласкаемый нежными язычками ветра — сох. Нацарапанная засапожным ножом на подоконнике, руна подсвечивала лицо голубым, цвета неба, светом. Волосы трепетали, вились на сквозняке, словно живые...
— Ха! — вытряхивая из сладкой истомы общения с нареченным братом, гаркнул, входя, Балор — старший сын и наследник ростокского князя. — А я-то глупый смеяться стал, что тебя отрок дворовый колдуном назвал. А он стоит голый на ветру и чародейством волосы сушит!
— Я не голый, — уточнил я. — Здравствуй.
— Приветствую и тебя, Арч, — слегка поклонился княжич. — Как же — не голый?
— Я... не одет, — хмыкнул я.
— Хрен редьки не слаще, — откровенно веселился парень.
— Рад тебя видеть, — поклонился я в ответ. — Давно не виделись. Слышал, ты женился?
— А-а-а, — делано отмахнулся Балор. — Отец дочь владыки из Дубровиц сосватал.
Я кивнул. Бьющийся в сердце молодого человека огонь подсказывал, что невеста была ему по сердцу.
— А ты как? — вскинул брови товарищ по детским играм. — Сердце так и не дрогнуло от зеленых глаз лесной красавицы?
— Ха, — губы сами расползлись в широкую улыбку. — Отец зиму таскал меня по всему лесу. По селением народа в пределах недельного перехода. Знакомил с целой армией красавиц. А как ручьи зажурчали — я сбежал.
— Молодец, — веселился наследник. — И что к нам заглянул — тоже молодец!
На цыпочках, грохоча, как телега по мостовой, сторонкой прокрался Велизарий. Положил вычищенную одежду на широкий сундук, зачем-то расправил складки, чего-то буркнул и так же "неслышно" вышел.
— Ну, в Росток-то я случайно... — натягивая похрустывающую чистотой рубаху, прокряхтел я. — След раненого оленя увидел...
Отец Балора был хорошим правителем. Мудрым и справедливым. И с тех пор, как в бороде поселилась седина, никогда не принимал решение, полностью не разобравшись в деле. Тому же с младых лет учил и наследника. Так что я был уверен, что еще до посвященного принцу вечернего пира, увижу княжича у себя.
Юноша слушал внимательно — ему еще предстояло повторить мою историю для Вовура.
— ...Вот и выходит, что высочество мое приблудное отца твоего просить станет о помощи в войне. Потому и не стал я о себе да о народе из леса ему сильно рассказывать. Парнишкой из дикого леса побыть оказалось весьма...
— Представляю! — криво усмехнулся Балор. — А толстопузый с какого бока тут?
Кому-то-брат, видно, сразу ко двору пришелся. Такого в тереме ростокского князя еще не видели.
— Слабые там, за западе, за Великой рекой, люди живут, — фыркнул я. — Боги им нужны, чтоб штаны поддерживать. Как Спящие уснули, придумали себе Басру какого-то. Жрецов расплодили, что новые правила толкуют. Правды им мало. Нужно, чтоб кто-то за руку водил. Я так рассудил, Парель с Ратомиром Модулярским и отправился, чтоб право принцево удостоверить. Сами-то они Слову правдивому давно не верят. Золотым кружочкам молятся — не Басре своему выдуманному.
— Ну, и у нас злато-серебро в чести, — отмахнулся княжич. — Хорошо вам в своем лесу. Все, что надо, вам Лес Великий даром дарит. А чего нету — у нас берете. Вам потому и звон злата слово Правды не застит. За спинами нашими от мира отгородившись...
— Сам придумал, иль подсказал кто? — рыкнул я, ногой запихивая дареный меч под лавку. И тут же понял, откуда надуло в голову приятеля такие мысли.
— Жонку твою-то мы чем обидели? — по вспыхнувшим глазам наследника, увидел — я прав!
— Иди к принцу, Арч, — слегка покраснев, хрипло выговорил Балор. — Он без тебя на пир идти не хочет...
— Ага, — сразу согласился я. — Пойду, пожалуй...
5
Радость Ратомира оказалась неожиданно приятной.
Его глаза сурово блеснули на продолжающего меня опекать Велизария. Видимо, решил, что огромный по сравнению со мной дворовый, не столько прислуга, сколько надсмотрщик. Но все-таки промолчал. Тем более что в комнату вкатился кругленький Парель.
— Ключница у туземного владыки — весьма достойная женщина, — совершенно не выказав каких-либо эмоций от моего вида и не обращая внимания на отирающего косяк двери здоровяка, вскричал жрец. — Поведала, что торг здесь, слава Басре, побогаче Дубровического будет. Завтра наведаюсь туда...
— Его светлость, князь Вовур, приглашает его высочество принца Модулярского со спутниками присоединиться к гостям на вечерней трапезе, — громогласно пригласил нас всех явившийся слуга.
— Благослови тебя Всеблагой Басра, чадо, — обрадовался Парель. — Веди скорей. Не станем заставлять добрейшего князя ждать.
Не знаю, насколько чужеземный жрец был озабочен нуждами ростокского князя. Ноздри Пареля хищно трепетали от доносящихся из кухни в покои принца запахов, да и у меня в животе давно бурчало.
В принципе, можно было и не торопиться. Из опыта предыдущих посещений княжеского терема, между приглашением и началом трапезы пройдет не менее получаса. Пока специально обученный дядька огласит весь список титулов каждого входящего, пока все рассядутся, пока принесут огромные блюда с пищей. Мне каждый раз было интересно: это они только ради гостей стараются, или у них ежедневно такой ритуал? А то может ну его, к Спящим, да и попросить Велизария накрыть прямо в комнате? Все равно о делах на вовуровском пиру говорить не принято, а на встречу в тесном кругу обязательно пригласят.
Впрочем, хозяин в городе — князь. Есть нужда, хочется похвастаться: вот, мол, какие люди не побрезговали за стол мой сеть, так кто я такой, чтобы отказывать ему в этой маленькой безобидной прихоти? В какой-то мере эта церемония — тоже часть политики. Умелые пловцы в ее мутном омуте могут по одному тому, как гостей рассаживают за столом, далеко идущие выводы делать. Кто в почете, кто ни рыба ни мясо, а кого подвалы темные заждались с нетерпением. Да и торговому люду такие знания ох как важны. Не сам же князь по лавкам шастает, все на людишек своих переложил. А терем ростокский одного хлеба поди пудов по пять в день закупает...
На счастье, мой приблудный принц значился в самом верху объемного списка.
— Его высочество, наследный принц Модуляр, отважный Ратомир со спутниками!
Я мысленно крепко пожал руку Балору. Так-то по праву сильного должны были меня вперед чужестранца вызвать. Но раз записан я был всего лишь в спутники, значит и Вовур с сыном не спешат глаза путешественнику раскрывать. Кто знает, что именно просить пришел. И зачем.
Мы вошли. Его высочество, блистающий вынутым со дна жреческих баулов расшитым золотом кафтаном и давленой кожи высокими сапогами. Высокий и статный. Причесан, умыт и с мечом на боку. С улыбкой до ушей и тревогой в глазах.
Следом кому-то-брат. Скромно опустивший голову и сложивший невинно колбаски пальцев на пузике. И с носом по ветру.
Потом уж я. Не чета Ратомиру. Воробей в стае петухов. В лесном камзоле из кожи с кротовьим подбоем, в простеньких штанах и мягких, оленьей кожи, сапогах. На голову ниже чужеземца и в два раза тоньше. И из оружия только нож в сапоге. Да еще угроза в глазах. Не всех княжич предупредить успел, пришлось и мне глазками поблестеть.
Сам-то князь уже лет с десять как вдовец. Так что по правую руку от Вовура, конечно, сын и наследник с супругой. А вот дальше принца и усадили. Нас с Парелем вообще к нижнему столу проводили, где обычно купцы из не слишком важных, отличившиеся воины да мастеровые располагались. Вот только ни к кому из них личного слугу не приставили. А у нас за спиной тут же встал Велизарий. Ратомир глянул сверху, чуть кивнул и тут же отвлекся на соседа — воеводу ростокского. Похоже, два воина быстро нашли общие темы для разговора.
Люди продолжали входить. Вскоре лавки у обоих, верхнего и нижнего, столов были заполнены. Поварята понесли на разносах всевозможные блюда. Виночерпии разлили напитки по кубкам — вино на верхнем столе, пиво на нижнем.
Балор встал, произнес первый тост — что-то про гостеприимство. Ратомир пригубил, встал и ответил. Потом здравицы полились, как вино. А вино — следом за словами.
Я ел, мечтая о матушкином киселе, прихлебывал пиво и вполуха слушал азартное обсуждение урожая и цен на зерно, затеянное братом Парелем и его соседом по лавке. Причем жрец, к нашему с купцом вящему удивлению, прекрасно разбирался в том, о чем говорил.
Глаза блестели, движения становились порывистыми, щеки краснели. Гости стали вскакивать или даже переходить с места на место. Разговоры становились все громче... Князь развалился в кресле во главе верхнего стола и добрыми глазками сверкал из-под кустистых седых бровей.
Мой принц успевал любезничать с соседкой — молодой женой ростокского наследника, живо общаться с самим Балором и не забывал кряжистого воеводу. Серебряная тарелка перед чужестранцем никогда не пустела, а вот вино, сколько бы слуга ни заглядывал гостю через плечо, почти не убывало.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |