Там тебя никто не ждёт

Я повернулась, удобней устраиваясь на соломе. Эх, а первое время аллергия мучила на пару с простудой. Ничего, привыкаю...

Эдвард играл, внимательно смотря на меня — странный взгляд. Пугающе серьёзный. Я поёжилась.

А если подумать, мне ещё никогда никто из парней не играл. Даже на гитаре. И волосы не расчёсывал. И в шахматы никому и мысли не возникало предложить...

Отчего тогда здесь и налёта романтики не чувствуется?

— Эдвард? — тихо позвала я. — У тебя что-то случилось?

Музыка на время смолкла, а я поймала странно-настороженный, грустный взгляд.

Потом Эдвард снова заиграл — немного другую мелодию, но тоже красивую.

Я так и заснула под неё, как под колыбельную.

* * *

Следующим утром (по ощущениям — сильно после полудня или шестого часа, как здесь говорят) я проснулась, нашла на кровати со стороны Эдварда сменную одежду, у камина — завтрак-обед... А вот самого Эда, конечно, уже не было.

Сидеть в комнате одной не хотелось.

Через чёрный ход — а как ещё? — я проскользнула в парк. И тут же услыхала флейту.

Ага! Сейчас-то я узнаю, чем ты днём занимаешься...

Мелодия — не та, что прошлой ночью, повеселее — лилась ручейком со стороны беседки.

Я проверила на всякий случай, хорошо ли держится на волосах обруч и в порядке ли пла... блио. И поспешила на звук.

Вообще, по сторонам, конечно, стоит иногда смотреть. Так, может, и не налетела бы на эту страшную толстуху-башню... Я шарахнулась от неё, как от чумной и, честно говоря, совсем не ожидала, что тётка протянет руку, схватит меня чуть не за шиворот — а точнее за шею. Лапища у неё — зубы ротвейлера отдыхают.

Что-то тётка шипела, не знаю, не расслышала. Помню только, что флейта вдруг смолкла, эта... толстуха, наконец, отодвинулась, и мне открылся отличный обзор на беседку.

Эдвард целовался. С какой-то дамочкой. Разодетой в пух и прах. С колпаком, как у фей в сказке про Золушку.

Бр-р-р!

Меня толкнули назад, резко повернули, чего-то снова зашипели. Я уловила только последнюю фразу, сказанную чуть громче и понятнее:

— ... и если ты ещё раз... Поняла?

— Поняла,— машинально отозвалась я. "Поняла" — самая ходовая фраза на уроках французского. Впрочем, и тут сработало. Тётка отпустила, снова зыркнула и встала живым знаком "проезд запрещён".

Пришлось вернуться в комнату.

Но ждала я Эда на этот раз с больши-и-им нетерпением.

И конечно он пришёл ещё позже, чем обычно — в третьем часу ночи, в эту, которая хвалитны (господи, напридумывали!). Усталый и ещё более задумчивый.

Не замечая мой нетерпеливый взгляд, прошёл в комнату, стукнул засовом, свалился на кровать и с тяжёлым вздохом закрыл глаза.

А я впервые решила: хорошо, что стёкол в окнах здесь нет. От Эда стойко и очень странно, точнее непривычно, несло женскими духами. Противный такой аромат розы и чего-то... фрезии? Чего-то резкого.

Моя аллергия очень "вовремя" решила напомнить о себе.

Я всхлипнула-хлюпнула, отодвигаясь к окну, к свежему ветерку, со всей силы зажала нос. Эд повернул голову, посмотрел на меня сквозь ресницы.

— Катрин? — измученный голос. — Как ты?

Хреново! Особенно сейчас.

Я отдышалась и с трудом выдавила:

— Чьи это... духи... запах (в оригинале "тяжёлый аромат" получился)? С кем ты...

— Графиня де Лиакруа, — пробормотал Эд, не дослушав, и снова обессиленно закрыл глаза.

Графиня. Угу. Это, конечно, многое объясняет.

— Ты её любишь? — вспомнилась сцена в саду. — Эту... графиню.

Я тут же пожалела о вопросе — ну в самом деле, как ревнивая девчонка: "Ты её любишь? А меня?" Бред!

— Что? — выдохнул Эд, снова открывая глаза и с удивлением смотря на меня. — Конечно, нет!

Э-э-э... А меня?

— Но ты с ней целовался! — выпалила я, отодвигаясь ещё дальше к стене.

— Ты видела? — устало шепнул Эдвард. И замолчал.

— Ну... я... просто..., — а пусть не думает, что подглядываю! Я не такая! — Ну... А зачем тогда, если ты её не любишь?

И почему я чувствую себя теперь полной идиоткой?

Пока Эд молчал, в голове пронеслось сразу много всего: от коварного соблазнения до поругания женской чести.

Только Эд в роли коварного соблазнителя как-то... не представлялся.

— Катрин,— глядя в потолок, произнёс, наконец, юноша. — Ты знаешь, где сейчас находишься?

Ну-у-у... А что?

Поймав мой взгляд, Эд вздохнул и выдал:

— В доме терпимости.

Э-э-э... Это в дурдоме, что ли? Нет, я, конечно, подозревала, что с катушек съехала ещё там, у универа, но... но...

Зелёные глаза пристально смотрели на меня, не отпуская.

— В борделе, Катрин.

Глава 4

Уф... Не в дурдоме. Уже хорошо. Всего лишь... Где?!

Эдвард устало закрыл глаза и отвернулся.

Т-т-то есть к-к-как в борделе? Почему в борделе? В каком... в каком ещё борделе?!

— Эдвард, — тихо позвала я. — Пожалуйста... скажи, что ты не сутенёр.

Мне пришлось раза три объяснить значение слова, прежде чем Эдвард понял и, глядя на меня с каким-то болезненным изумлением, рассмеялся — по-моему, истерически.

— Что?! Ну конечно, нет, Катрин! Что ты... Господи, Катрин, ну ты и придумала!

А мне вот совсем не весело.

— В таком случае, — медленно произнесла я, — что ты тогда здесь делаешь?

Смех резко оборвался.

Какое-то время Эдвард пристально смотрел на меня. Потом спросил:

— Катрин, сколько тебе лет?

Я опешила.

— Восемнадцать.

Эд кивнул. И невыразительным, тусклым голосом (каким у нас обычно лекции читаются) продолжил, тщательно подбирая слова:

— В восемнадцать благородные дамы обычно уже давно замужем. Но их мужья часто старше их — намного. И больше увлечены управлением и войнами.

Да-да, я в курсе, пояса верности и всё такое...

— Но юным дамам, — продолжил Эд, — необходимо развлечение... и подходящий эскорт...

— И их мужья не против? — усмехнулась я.

Эд тоже улыбнулся — как обычно фальшиво.

— Только за. Такое... общение не приводит к дуэлям и войнам. Они... не чувствуют себя оскорблёнными.

Мда. Если мой будущий муж будет ходить по проституткам, очень сомневаюсь, что дома его встретит нечто кроме сковородки... или скалки...

Стоп.

— То есть ты, — выдавила я. — Ты...

Я не могла его произнести. Очень французское слово — все слова этой категории насквозь французские.

Но губы просто не слушались.

— Ты...

— Да, — спокойно отозвался Эдвард, отворачиваясь.

Я стиснула оконную решётку, та, кажется, даже задрожала.

Нет. Не может быть. Не может... Он же "принц"!

— Катрин, ложись спать, — минуту спустя позвал Эд. Как ни в чём не бывало.

Забавно — я машинально послушалась.

— Эдвард, — он в который раз повернулся ко мне, посмотрел выжидающе. — Скажи, зачем я здесь? Зачем ты меня... забрал?

"Ты решил и меня сделать...", — не было произнесено, но Эдвард понял.

Юноша приподнялся на локтях, зелёные глаза глянули в упор... Я оцепенела. Почему никогда раньше я не замечала, какие выразительные у Эдварда глаза? И каким тяжёлым может быть взгляд.

Я почти ожидала, что он сейчас закричит или ударит.

Но Эдвард просто лёг и отвернулся.

Молча.

* * *

На душе скребли кошки.

Я промаялась всю ночь, то и дело прислушиваясь к дыханию юноши рядом.

Стойкое чувство гадливости и отвращения царапало, не давая расслабиться. Я чувствовала себя обманутой, преданной и... бессильной. Снова.

Мерзкое ощущение.

"Принц" из борделя... Да что же мне так не везёт-то?

Я даже всплакнула в подушку, но, против обыкновения, это не очень-то помогло. Под утро, к их первому часу, а нашему — шестому, провалилась в сон, как в омут.

Слава богу, мне ничего не снилось.

Зато после пробуждения раскалывалась голова, а стоило подняться — атаковала слабость.

Чёрт возьми!

Я буквально вытолкнула себя из постели. Огляделась. Конечно, Эдварда не было. Интересно, он сейчас с кем-нибудь...

Я поморщилась и мысленно запретила себе об этом думать. Вообще не думать про Эда. Совсем.

Учитывая головную боль, получалось неплохо.

У камина стыл обед (судя по солнцу сейчас около полудня), на сене лежала одежда. Всё как обычно.

Я сжала виски, села, покачиваясь из стороны в сторону. Наконец, придя к выводу, что голая и голодная я нафиг никому не нужна — в том числе и себе, — переоделась и пообедала.

И кой чёрт меня понёс потом в парк?

Эдвард методично обрывал с куста светло-розовые и жемчужные хризантемы. Только-только распустившиеся цветы...

Поди, для очередной... клиентки.

Я резко развернулась и решительно направилась было в противоположную сторону, но...

— Катрин?

Я остановилась. Обернулась.

Непринуждённо улыбаясь, Эдвард протягивал мне букет.

— Я всё ждал, когда ты проснёшься, — сверкая, точно солнышко, произнёс он. — Катрин, ты не заболела? С тобой всё хорошо?

Я внимательно изучала хризантемы, пытаясь сосчитать до десяти.

Как он может делать вид, что ничего не произошло?!

В зелёных глазах, там, за налётом спокойствия и уверенности, промелькнула обречённость.

Я зажмурилась. В конце концов!

— Катрин?

— Да, Эдвард, мне восемнадцать. Но я не графиня. И даже не замужем. Так что оставь это, — я кивнула на букет, — для кого-нибудь другого.

Почему-то отвернуться и уйти прочь было очень тяжело. Я знала, что всё делаю правильно, надо сразу... обезопасить себя, а не лицемерить. Просто дать понять, что он не сможет мной пользоваться. Никогда. Что между нами... никогда...

Я всё-таки обернулась, когда дошла до рощицы.

Цветы валялись на земле — шёрсткой брошенного котёнка трепетали пушистые лепестки.

Эдвард исчез.

Я со вздохом повернулась... и с криком схватилась за щёку.

Одна из тех полуголых девиц — высокая, статная, рыжая — размахнулась снова, но, точно передумав, схватила меня за руку. Зашипела рассерженной кошкой:

— Дура!

Я дёрнулась — вырваться.

— Что ты о себе возомнила, принцесска? — тряхнув мной, точно половой тряпкой, выдавила девушка (с переводом тут возникли проблемы, половину слов я ещё не знала, но оставшуюся часть поняла). — Думаешь, чем-то от нас отличаешься? Думаешь, ты лучше нас?

— Пусти! — пискнула я.

Щас! Девица только сильнее сжала пальцы. И, дёрнув, зачем-то потащила меня обратно к дому.

— Хочешь, я докажу, что ты ошибаешься?

— Пусти! Эд... М-м-м! — девица с силой зажала мне рот, заставив прикусить губу. — М-м-м!

— Ты имени его произносить не достойна! — с глубоким убеждением прошипела рыжая, втаскивая меня на ступени. — Глупая, высокомерная девка... (дальше мои познания во французском кончились. Но очень сомневаюсь, что мне говорили комплименты).

Лестница, ещё одна, но прямая, незнакомая — и меня втолкнули в комнату. Мраморный пол, гобелены, громадная роскошная кровать, камин, аж три окна (правда, узеньких, точно бойницы).

— Видишь? — прошипела девица, хватая меня за подбородок и вынуждая смотреть. — Запомнила? А теперь пошли!

Уже знакомым манёвром меня втащили на два этажа выше — кажется, под самую крышу. Распахнули низенькую дощатую дверцу.

— Ну, смотри, — мрачно произнесла девица, стоя позади и крепко держа меня за плечи. — Смотри!

И я смотрела.

Больше всего это напоминало казарму — как про неё в газетах и книгах пишут. Маленькая, в сущности, комнатка. И кровати, кровати, кровати. Около тридцати штук. Вполовину не такие большие, как у нас с Эдом, но и не узенькие. В остальном — вылитые больничные койки. Большинство оказались пусты, на остальных по двое лежали встрёпанного, больного вида девушки. Одни переговаривались между собой, другие спали... наверное. На спинках висели эти... их... типа пеньюаров, в общем. На полу, ближе к единственному окошку (расщелине в стене) — тазики с водой. Я даже от двери видела, насколько она мутная и жирная.

А хуже всего был запах, какой бывает в маленькой аудитории после двух мужских групп и трёх лекций безвылазно. Хотя нет, этот был хуже. В комнате царила невероятная духота, о вентиляции здесь, наверное, отродясь не слыхали. Я задыхалась, даже стоя в дверях.

— Нравится? — холодно произнесла девица и чуть отодвинулась. — Наш курятник.

Я вздрогнула, обернулась.

Девица хмыкнула.

— Хотела бы здесь жить? Нет? Комната Эдварда лучше, не правда ли?

— Почему? — выдохнула я, отступая и прижимаясь к стене. Сырой и пахнущей...

Боже...

— Почему лучше? — хмыкнула девица. — Посмотри на меня. И на него. Таких, как он очень мало. Хозяйка на него не надышится. Любой каприз исполнить готова. Даже когда он девку притащил, — она сделал паузу, бросив красноречивый взгляд на меня, — смолчала. Но это пока. У тебя, милочка, есть все шансы оказаться здесь же, — девица кивнула на дощатую дверь. — Хозяйка давно к тебе присматривается. Ты молода, невинна и красива. Поначалу будешь стоить дорого.

— Нет, — прошептала я, цепляясь за каменные выступы.

Девица фыркнула.

— Нет? Куда ты денешься! Идти тебе, как я понимаю, некуда. Я же помню, какой ты была — нищенка с улицы! Ты останешься. Как и все мы. Или подохнешь в подворотне. Что, милочка, не думала об этом? Решила, мы все здесь по доброй воле оказались?

Я зажмурилась и мотнула головой.

Неправда. Этого со мной никогда не случится. Никогда. Нет!

— Катрин? — голос Эдварда раздался громом среди ясного неба. — Что ты здесь делаешь? Катрин!

Я буквально рухнула ему на плечо, плохо соображая, что вообще происходит. Голова взорвалась, алые всполохи затанцевали перед глазами, постепенно разрастаясь и заполняя собой всё пространство.

Кажется, Эд, что-то говорил этой... девице. Я слышала голоса, но не понимала, господи, ничего не понимала...

Потом снова была лестница, знакомая комната и не менее знакомая кровать.

И красные всполохи отступили перед ароматом глинтвейна. А вкус и тёплая, пряная горечь напитка их добили совершенно.

После глинтвейна жизнь ощутимо пошла на лад. Но не сильно. Как говорится, не всё сразу.

Не, ну правда — а то всё пиво, да пиво! Представляете, у них тут пиво — женский напиток! Мужчины его вроде как вообще не пьют.

Кому скажу — засмеют!

Эдвард взволнованно смотрел на меня, кажется, что-то спрашивал.

А я наслаждалась хор-р-рошим чувством экстаза — головная боль постепенно, легонько, постоянно оборачиваясь, — но уходила.

Итак, проблема: мне некуда идти. Да. Безысходность и бессилие. Угу. Оставаться здесь — тоже нельзя. Рано или поздно райская жизнь с защитником под боком закончится — и вуаля: подворотня или...

Размышлять об этом спокойно не получалось. Ответ перед глазами не маячил.

Зато маячил козёл отпущения. Хор-р-роший такой козёл, красивый, с грустными зелёными глазами.

И нахлынуло!

— Не трогай меня!

Эдвард мгновенно выпустил мою руку, отстранился.

— Катрин?

Я швырнула кружку с остатками глинтвейна в камин. Кружка железная, ей хоть бы хны. А глинтвейн пламя радостно выпило. И вспыхнуло ярче.

— Ты! Это всё ты виноват! Ты! Зачем ты вообще меня сюда притащил?! И лгал! Ты! Как же... Как же я тебя... ненавижу!