Я хотел, чтобы Загородский посмотрел на меня. Поднял свои холодные зеленые глаза и просто посмотрел. И вновь мне стало страшно. От того, что я требую чего-то неправильного и лишнего. Но Михаил только скользнул по мне взглядом, натянуто улыбнулся Насте и потянул Свиридова за собой, скорее сворачивая общение.

Я провожал Настю до дома. К типовым пятиэтажкам. В район, находящийся за тридевять земель от моего собственного жилища. Но я был не против. И только настроение мое неуклонно катилось к нулевой отметке. Я не знал, что еще мне в этой жизни надо. Что мне делать? Как себя вести с Михаилом? И опять, черт побери, я думал о нем. Идея фикс. Наваждение, которое нельзя подпустить ближе, но и оттолкнуть практически невозможно.

— Спасибо за чудесный вечер! — наконец заговорила Анастасия, отпуская мою руку и смотря мне в глаза.— Я рада, что с тобой познакомилась.

— Аналогично! Я тоже очень рад, что узнал тебя, — и это была чистая правда. Только лишенная всякой романтики и сентиментальности. Простая дружеская правда.

— Что ж. Спокойной ночи, Настя, — вежливость превыше всего.

— Да. Спокойной ночи, — проговорила она, смотря мне в глаза несколько мгновений, а затем резко подалась вперед и поцеловала меня в губы. Я был ошеломлен, но все же ответил на поцелуй, углубляя его. Ее губы были мягкими и податливыми. Со вкусом персика. Едва уловимым.

Мы стояли перед подъездом ее дома и целовались. Я отвечал, и мне нравилось. Но где-то глубоко внутри меня росло дикое, неподдающееся контролю желание, чтобы целовал меня сейчас кое-кто другой...

-5-

С воскресного ужина и знакомства с Настей прошла неделя, которую я благополучно провел дома. Нет, не в отдыхе. А в составлении компьютерных программ и их тщательной проверке — работе, которую милостиво по электронной почте мне скинула "глубокоуважаемая и обожаемая" Наталья Вячеславовна. Просто в начале рабочей недели Прохоренко самым наглым образом сдал меня, сказав, что моя персона уже поправилась и вполне может вновь вернуться в трудовую колею. Такого предательства я не мог от него ожидать. Зато потом корыстно использовал сей факт измены Родине себе в пользу, заставляя Димку приходить и помогать мне, попутно требуя принести чего-нибудь вкусненького.

Настя так быстро и изящно вошла в мою жизнь, что я даже не знал, что с ней делать и в статусе кого девушка чуть ли не каждый вечер или забегала ко мне после работы, или вытаскивала на прогулки — дышать свежим воздухом. Предполагалось, что она должна считаться моей пассией, быть обожаемой мной и любимой, но таких серьезных чувств Настя во мне вызывала. И я боялся, что ее это расстроит. Но она была так же дружелюбна и открыта, как всегда.

Дальше поцелуев дела не заходили. И не потому, что Анастасия была не привлекательна сексуально, а просто меня в этом плане не привлекала. Наши отношения могли походить на отношения супругов, проживших в браке счастливых лет пятьдесят. Словно страсть ушла, хотя между нами ее и не было никогда, и остались только привычка, взаимоуважение и какая-то почти детская, невинная симпатия. Но я знал, чувствовал, возможно, интуитивно предполагал, а возможно, сказывалась специфика моей мужской психологии, что моя "девушка" хочет большего. Много большего. Это мелькало в ее ясных серых глазах, каждый раз, когда мы заканчивали наши прогулки по городу продолжительным поцелуем. Но я не мог разделить ее желания. Я хотел другого...Именно. ДРУГОГО! Зеленоглазого, черноволосого, со спортивной фигурой мужика. Немногословного, противного, саркастичного мерзавца. С этой возмутительной мыслью я смирился. Я действительно испытывал к Загородскому сексуальное влечение. И что самое удивительное — только к нему. По отношению к остальным представителям сильной половины человечества, даже если они и были брутальны и привлекательны внешне, я оставался абсолютно асексуальным.

Проблем с принятием факта влечения к Михаилу не возникло. Возникли трудности с реализацией. Какая-то совершенно лишняя в моем характере черта, похожая на упрямство и отдаленно попахивающая трусостью и нерешительностью, все еще сопротивлялась и заставляла держать себя в узде.

К тому же, я безумно сильно боялся обидеть Настю. Слишком хорошо мне было с ней общаться, словно мы понимали друг друга с полуслова, имели одни взгляды на жизнь...В общем, были "до тошноты" похожи.

В таких утомительных раздумьях, протирании штанов за компьютером в стремлении хоть чуток почувствовать себя трудоголиком, и общении с Прохоренко и Настей прошла неделя моего "больничного".

И в понедельник, спеша в офис в как всегда переполненном автобусе и будучи как всегда вдавленным в оконное стекло, я чувствовал, что скоро произойдет что-то из ряда вон выходящее...

Поднявшись на нужный этаж, как только двери лифта благосклонно открылись, я попал в такую привычную трудовую атмосферу. Все те же пасьянсы "Косынка" на мониторах секретариата, та же болтовня и те же сплетни, и та же шефиня.

— О! Кого я вижу! Артем Сергеевич, как ваше самочувствие? — Железный Феликс продефилировала мне навстречу с улыбкой. Местами даже добродушной. А я думал, что же такое произошло, что я впервые получаю не вымученный оскал, а полноценный смайл.

— Здравствуйте, Наталья Вячеславовна. Я здоров и готов приступить к работе, — сказано было вяло, но этот факт прошел незамеченным.

— Отличненько! Ваша половина кабинета уже запылилась, — пропела шефиня и прошествовала в отдел бухгалтерии, в то время как я поспешил найти Прохоренко и поинтересоваться, что такого интересного произошло на работе.

— А! Друг, здорово! Как? — радостно воскликнул Димка, вскакивая из стола и обнимая меня, словно не виделись года два. Хотя только три дня назад он забыл в моей квартире мобильный.

— Да вроде ничего. Живой, — столько шума вокруг банального гриппа, который даже не сумел должным образом задержаться у меня в организме и геройски погиб под напором антибиотиков и меда. — Слушай, Дим, а только я один видел сейчас, что грымза в хорошем настроении? Это наверняка последствия болезни.

— Все с тобой нормально. Шефиня просто счастлива, аки дитя, получившее вожделенную конфету.

— И в чем причина?

— Просто она заключила очень-очень выгодную сделку, которая приумножает ее капитал на энное количество денег, и устраивает солидную вечеринку в банкетном зале на этаже ниже. В четверг, — плохо скрывая предстоящее удовольствие от банкета, довольно улыбаясь, информировал Прохоренко.

Заруливая в бухгалтерский отдел с банальной и корыстной целью — покушать домашней выпечки и попить чайку с Валентиной Семеновной, я столкнулся с Загородским. Буквально налетел на него. И был благодарен небесам, что в этот раз кофе при себе он не имел.

— Привет, Миш, — непонятно почему я улыбался.

— А, Артем. Доброе утро. Рад видеть тебя в добром здравии, — вежлив. До тошноты. За такой вежливостью обычно маскируют полное безразличие. Загородский стоял передо мной сдержанный и серьезный, словно буддийский монах во время сеанса медитации. И только чуть погрустневший взгляд говорил о настоящем настроении юриста.

— Миша, нужно поговорить. Я должен тебе кое-что сказать! — почти на одном дыхании выпалил я, удивляясь собственной смелости.

— Говори. В чем проблема? — поинтересовался Загородский, но звонок мобильного не дал мне даже начать. — Извини. Это начальство.

— Да....Хорошо. Конечно. Иду, Наталья Вячеславовна, — тысячи проклятий тогда мысленно я сыпал на головы шефини и того, кто изобрел такое средство связи, как мобильный телефон. — Извини. Потом поговорим.

И Загородский ретировался. Боле того, я был почти уверен, что он испытывает облегчение, так удачно избежав разговора со мной.

Последующие дни весь отдел был занят подготовкой к банкету. Приглашения фирме компаньону разосланы. План составлен. И только бухгалтерский отдел сходил с ума от невыполнимости задачи: "Чтобы было по максимуму, но с минимальными затратами". Мария и Наталья Семеновна были обречены на посиделки допоздна с калькуляторами в зубах, вынуждая Прохоренко страдать и лезть на стенку от невозможности побыть с любимой девушкой. Это Димка нечаянно проболтался, что она любимая. Моего друга всегда было так сложно зацепить чем-либо. Но вот этой девчушке невозможное удалось. И я этому был только рад.

А в среду вечером Прохоренко поставил меня перед неизбежным фактом — Настя пойдет со мной на банкет, ибо должна же любимая девушка знать, чем занимается ее молодой человек. Если честно, это была не очень хорошая идея. А если еще честнее, я вообще не думал о Насте последние дни. Просто забыл. Потому что все мои мысли были заняты зеленоглазым хищным чудовищем, который так удачно избегал разговора со мной все это время. А я думал, как бы в несколько фраз оформить весь спектр эмоций, которые возникали у меня при виде его фигуры, выгодно подчеркнутой деловым костюмом, его шелковистых черных волос и чуть сверкающей сережки в левом ухе.

И еще я сыпал проклятья Прохоренко, уже вслух, сидя перед телевизором дома, в гостиной. Но как бы перспектива провести весь вечер с Настей и рядом с Загородским, не имея возможности поговорить с ним, не удручала, в четверг вечером я послушно провел Анастасию в банкетный зал. Она стеснялась и краснела, крепче сжимая мою руку.

Вечер проходил на "Ура!". Хорошо и со вкусом подобранная музыка позволяла расслабиться и наслаждаться танцами. Стол ломился от закусок и подвергался периодическим опустошительным набегам со стороны Прохоренко. Думаю, Машка его не кормит. Потом сделаю ей выговор.

Представительные женщины и мужчины сновали туда-сюда, собираясь в небольшие стайки, и оживленно что-то начинали обсуждать. Некоторые танцевали. А Железный Феликс вся светилась и норовила лопнуть от чувства собственного превосходства. Мы же с Настей сидели за одним из столиков, и я был удостоен чести слушать ее впечатления от вечера. Слушал. Но не слышал. Потому что искал глазами Загородского. И не находил. И это расстраивало. Сильно.

Наконец, я увидел, как он входит в зал. Не один. Свиридов, как всегда с почти благостным и умиротворенным выражением лица, шел рядом, небрежно сунув руки в карманы брюк темно-серого цвета, попутно что-то рассказывая. Загородский же весело улыбался и поддакивал. Его рубашка была расстегнута на несколько верхних пуговиц. Так же как всегда. Складывалось впечатление, что галстуки он принципиально не признавал. Черный костюм, мерцающие изумрудным светом глаза — я почти уверен, что виновато освещение, а не моя больная фантазия, — небрежная прическа, полные губы. Одно слово — самец. Сейчас я как никогда ощутил себя кроликом — субтильным, жилистым и голубоглазым кроликом — мазохистом. Потому что я очень хотел, чтобы этот удав по фамилии Загородский меня проглотил.

От пришедшей на ум глупой и двусмысленной метафоры мучительно захотелось треснуть себя по лбу, но я не успел. Загородский и Свиридов подошли к нам.

— О, прекрасная дама, вы снова здесь?! Рад встрече, — Никита поцеловал руку смущенной Насте, а мы с Загородским уставились друг на друга. Это было что-то наподобие детской игры "в гляделки". Кто моргнет — тот позорно проиграл. И в этот раз, к моему внутреннему ликованию, проигравшим был Михаил. Он как-то поспешно отвел взгляд, и сухо пожелав нам приятного вечера, прошел по направлению к шефине.

К середине вечера я был в подпитии. Не улакался в нулину, но изрядно захмелел. Радовало то, что способность мыслить, причем довольно логично, и двигаться самостоятельно я не потерял. Мы с Настей несколько раз танцевали под медленную музыку, в то время, как половина присутствующих, в том числе и несравненная парочка Диман да Марья, предпочитали что позажигательнее. Михаил наблюдал за нами, оценивающе разглядывал Настю и просто сверлил взглядом мою спину, но в общей беседе не участвовал и к нам не подходил.

А когда шефиня решила публично поблагодарить юриста фирмы за профессионализм, то выяснилось, что Загородский пропал. Свиридов сказал, что его друг вышел покурить и скоро должен вернуться, поэтому с похвалой придется подождать. А у меня прямо глаза загорелись от неожиданно свалившейся на меня удачи. Я же теперь мог с ним поговорить. Тет-а-тет.

Свиридов в момент высочайшего восторга на моем лице как смотрел в мою сторону, а потом вдруг внезапно подошел к Насте и галантно спросил:

— Настя, не окажете ли вы мне честь потанцевать со мной? — девушка полностью стушевалась и воззрилась на меня как на спасательный круг.

— Иди-иди, потанцуй. Мне все равно нужно отлучиться, Настюш, — как можно терпеливей сказал я и старался изо всех сил не выбегать из зала. А сердце радостно забилось от предвкушения чего-то еще мне неизвестного.

Загородский обнаружился у себя в кабинете, как я и предполагал. Он стоял у открытого окна и курил, держа в другой руке бокал с шампанским. Он был похож на красивого хищного зверя, отдыхающего в тишине после неудачной охоты. Михаил смотрел сосредоточенно на определенную точку за окном, а я мог только приближаться к нему. Странным образом, все слова куда-то пропали. И своим захмелевшим мозгом я решил, что просто молчать с ним вдвоем — уже счастье. А потом подумал, что распустился, как сопливая девчонка и во всей этой романтической чуши потерял свое мужское эго.

Сейчас он был таким же, как и в день выпускного вечера. Таким же, как когда-то стоял у школы. Таким же красивым и опасным.

— Удивляюсь, как у тебя еще легкие не сгнили, — это было все, что я сказал. Он повернулся, и в темноте его глаза стали сверкающе-черными.

— Что ты здесь делаешь, Калинин? — голос уставший.

— Ищу тебя. Ты обломал шефине твою публичную похвалу.

— И ты пришел, чтобы мне об этом поведать? — снова чуть насмешливый тон. — Возвращайся, я сейчас приду.

— На самом деле я пришел, чтобы ... — я недоговорил, потому что просто подошел к Загородскому вплотную и поцеловал. Просто дотронулся губами до его губ в легком нежном прикосновении. Он не ответил. Я поднял на него взгляд и увидел, как это чудовище хмурится.

— И зачем ты это сделал? — вполне глупый вопрос.

— Затем, что захотел,— такой же глупый ответ.

— Исчерпывающий ответ. Калинин, ты просто перепил.

— Миш...

— Пойдем, — Загородский направился к выходу. Я разозлился. Нет. Пришел в бешенство.

— Ну почему ты никогда не даешь мне сказать?! Почему никогда не слушаешь?! — почти орал я.

— Что?

— Я поцеловал тебя, потому что захотел! И буду целовать еще! Потому что хочу! — я подходил к нему все ближе и ближе, не давая возможности опять сбежать. И теперь уже впился в его губы жадным поцелуем, на который он не сразу, но неистово начал отвечать. Лишь потом, оторвавшись и пытаясь восстановить дыхание, произнес:

— Тем, ты что творишь?

— Я просто хочу тебя, Миша... — и я снова хотел ощутить вкус его губ, но:

— Ты уверен в том, что говоришь? Иначе....

— Иначе что?

— Иначе я уже не смогу остановиться. Не захочу прекратить и....— мне порядком надоел его словесный понос, и жутко хотелось кусать его губы, чувствовать их мягкость и упругость, поэтому пришлось заткнуть Загородского самым действенным способом. Последним, что я явственно услышал перед тем, как впасть в блаженство, был щелчок дверного замка...