Тихий Коррибан

Он садится на койку, упершись руками в свои колени. Его поднятые плечи и насупленный опущенный взгляд говорят о напряжении, которое он впервые при мне не прячет. Я сажусь напротив него и, сложив руки в замок, какое-то время думаю, что теперь сказать. Возможно, выбираю не лучший вариант вопроса:

— И что, Тьма гоняет тебя по этой планете? Или что-то еще?

— Я искал кое-кого… — тихо, словно не отрываясь полностью от каких-то своих мыслей, говорит Дуку. — Впрочем, скорее всего, мне просто показалось…

— Я не пойму одного — неужели у тебя нет желания разобраться, что тут творится? — перехожу я к тому, ответа на что так и не мог добиться от него.

— Оно было… но я думаю, что это невозможно. Это за гранью, — он поднимает голову и смотрит мне в глаза. — Знаешь, как давно мы покорили космос? А как давно познали Силу?

— Навскидку трудно ответить, — вопрос застает меня врасплох. — Сотни поколений назад.

— Пусть будет так, — прощает неточность граф и продолжает свою мысль: — Суть в том, что с детства мы уже узнаем столько об устройстве мира, что у нас не остается белых пятен, в отличие от примитивных культур. Мы привыкаем, что на всякий наш вопрос есть научный ответ. И в девяноста девяти процентах случаев это действительно так. Но почему же тогда многие расы — цивилизованные, развитые, ученые — не отказываются от своих архаичных религий и верований? Я считал людей несколько превосходящими прочие виды в этом плане, но и у людей сохраняются в культуре некие… отголоски ритуалов. Я не находил этому объяснения, пока не попал сюда, попал именно в один оставшийся процент. Тот один процент непознанного, необъяснимого, страх перед которым живет во всех нас на подсознательном уровне. Мы всегда чувствовали, что есть что-то за гранью. И боялись этого. Все и всегда.

— Это объяснение философа. Теоретика, — мне не нравится то, о чем он говорит. В этом нет никаких ответов, нет логического объяснения, которое поставило бы назад пошатнувшееся чувство реальности.

— Не думай, что я не пытался разобраться, — резко отвечает Дуку. — Побудь тут с мое — и ты не так запоешь.

— А, может, не в этом дело? — подозрительно всматриваюсь я в его невыносимо спокойное лицо. — Ты смирился! Ты джедай, и прожил жизнь как джедай, а я как ситх…

— Да что ты там прожил?! — перебивает меня он. — В твои годы я тоже думал, что у меня багаж за плечами. Как я ошибался.

— Ты не равняй нас… — предупреждаю я, категорически не желая его слышать. С чего я вообще завел разговор с джедаем? Что от этого можно было ждать? Он же еще толком не был на Темной Стороне, чтобы понять ее.

— Да я и не рассчитывал, что ты это поймешь, — подняв брови в выражении триумфа от предсказуемости происходящего, усмехается человек. — Не в этом возрасте. Хотя, опыт подсказывает мне, что ты не проживешь долгую жизнь.

Его слова не вызывают моей ярости — может, сил не хватает уже даже на эмоции. Зато они напоминают мне о том, что надо осмотреть рану. Поставив ногу на койку, я снимаю промокший кусок ткани и испытываю шок — порез сильно гноится. Как инфекция могла развиться с такой скоростью?!

— Твои дела плохи, забрак, — замечает Дуку.

— Знаю. Не помогла даже бакта.

Кусками ткани я пытаюсь убрать из раны гной. Я не могу лгать себе и вынужден признать свою слабость — в этот раз мне действительно больно. Я активирую один из клинков меча и прижигаю порез, стиснув зубы так, что они начинают ныть, но не роняю ни звука. Сделав это, я достаю шовный материал и иглы, которые извлек из медицинского дроида в операционной.

— Ты засунешь это в рану? — снова отвлекает меня голос графа Дуку.

Конечно, идея была не лучшей, это мне прекрасно известно. Но без применения каких-либо, пусть даже таких сомнительных, мер обойтись уже нельзя.

— Другого выхода у меня нет, — отвечаю я и, закусив губы, делаю дело.

Я зашиваю порез и перевязываю ногу еще одним куском робы.

Граф ложится на койку, сложив руки за головой.

— Нам обоим стоит отдохнуть, — констатирует он, уставившись на обшарпанный потрескавшийся потолок, — если мы хотим выбраться.

— А я хочу еще и разобраться, — выразив согласие, все же добавляю я. — Но как мне знать, что ты меня не убьешь?

— Слово графа Серенно. У меня есть кодекс чести, — Дуку сказал это, как отрезал — в нем вновь невозможно усомниться. — А вот что касается тебя…

— У меня он тоже есть, — меня злит такая попытка кинуть камень в мою сторону. — Мне не нужно незаслуженных побед!

— Это радует, — без эмоций произносит граф. — Воин без кодекса чести — просто дрессированный зверь.

В решении сделать «привал» в госпитале есть одно существенное упущение — здесь небезопасно так же, как и везде. Нужно как минимум перекрыть двери палаты. Всем, чем только можно. Я встаю и, собрав последние силы, перетаскиваю пустые койки к дверям и ставлю их боком, перегородив дверной проем, насколько возможно. Мера несущественная, особенно против несокрушимой Черной Пирамиды, но порой исход боя решает даже одна выигранная секунда.

— Если Тьма наступит, ей будет все равно, запер ты дверь или нет, — предупреждает Дуку.

— Если здесь появится что-либо — мой меч на поясе, моя рука на нем.

Я готов встретить опасность всегда, в любом состоянии. Этим по праву можно гордиться. Этого у меня не отнимут никакие истязания.

Граф Дуку ничего не отвечает и закрывает глаза. Кажется, он проваливается в сон мгновенно. Думаю, учитывая мое состояние, со мной будет то же самое.

Опустившись на койку, лежа на боку с согнутыми ногами и поднятыми плечами, я ощущаю, что меня трясет. Он прав, мои дела очень плохи.

Меня будят шорохи, которые становятся все громче. Я чувствую себя так, словно не спал ни минуты, но знаю, что это не показатель — могло пройти сколько угодно времени, вплоть до нескольких часов. В палате мрак, но разбитое зарешеченное окно не исчезло. Значит, темно на улицах, наступила Тьма. Звуки, разбудившие меня, были шелестом осыпающейся со стен краски. Я поднимаю голову и не вижу серого, покрытого трещинами потолка. Вверху непроглядная пропасть, пересекаемая через равные промежутки ржавыми рамками, постепенно теряющимися из виду в темноте.

Граф тоже уже не спит, он раньше меня встал с койки и взялся за оружие. Мы оба стоим у остатков стены, не говоря ни слова и не шевелясь. Звуки начинают долетать до нас из провала над нашими головами. Ритмичный металлический стук — нечто спускается оттуда. Звук идет со всех сторон, либо отражается от стен, что мешает оценить его более точный источник. И по всему периметру помещения на оголенный решетчатый каркас стен начинают опускаться клетки. Они съезжают из черноты вверху подобно лифтам, и в каждой из них заключено не имеющее нижней части уродливое тело. Две такие клетки опускаются просто у нас за спинами, мы едва успеваем отойти, когда то, что находится в них, начинает попытки сразить нас длинным заостренным штырем, к которому приросла его правая конечность. Левая рука или какое-то ее подобие у тварей отсутствует, как и вся нижняя часть тела. Их глаза и рты зашиты, а кожа со спины растянута крюками на задней стенке их клеток. Ржавые прутья ограничивают их движения, но хаотичные выпады стальных штырей со всех сторон совершенно непредсказуемы, отчего от них крайне сложно увернуться. Один из монстров едва не оставляет порез на моем плече, когда я замахиваюсь на него световым мечом, но его клетка тут же со скрипом поднимается вверх. Как только я перевожу внимание на другого монстра, она опускается снова, и удар штыря вновь угрожает мне.

— Ты ведь тоже видишь их? Так?! — кричу я, не имея возможности взглянуть, что делает Дуку.

— Это ты «тоже», — слышу ответ, — а я вижу их не первый раз! Лови момент, когда они наверху!

Меня ввергает в ярость его совет — как будто я не способен справиться сам! Но ярость придает сил, да и он говорит дело. И все равно этот человек никогда не услышит моей благодарности.

Я атакую очередную тварь, которая тут же скрывается вверху. Отбиваясь от атак монстра рядом, я вслушиваюсь, чтобы уловить первый же скрип — сигнал о том, что клетка снова едет вниз. В полном хаосе, творящемся в помещении, это непростая задача, но мне удается поймать нужный момент и, опередив появление твари, встретить ее внизу световым клинком, вошедшим в ее омерзительную коричневую плоть. Мертвое тело повисает в клетке на крюках, которые держат его за растянутую кожу. Тут же я повторяю маневр. Чем меньше остается неубитых монстров, тем проще становится расправляться с ними.

После напряженной борьбы, в конце концов, наступает долгожданное затишье, нарушаемое лишь дыханием двоих уставших бойцов, стоящих спиной друг к другу. Долгое время мы снова молчим во мраке.

— Испорченная реальность, — первым начинает говорить Дуку, — с червоточиной. Здесь восприятие каждого создает свою реальность, притом вполне материальную, даже для других — неплохой субъективистский удар по мировоззрению материалиста.

Совестно признавать это, но я не понимаю ничего из его слов:

— Что ты пытаешься объяснить?

— Что важно не то, что ты видишь, а важно, почему ты видишь это, — упрощает основную мысль граф. — Думай, забрак. Что они тебе напоминают? «Слепые, связанные»… Мы ведь говорили об этом, так?

— Так, — соглашаюсь я, хоть и без твердости в голосе. Я не уверен, что уловил суть.

— Джедаи, — подсказывает Дуку. — Я же их презирал и стыжусь, что был одним из них. Наверняка ты испытываешь отвращение, осознавая, что сражался плечом к плечу с бывшим джедаем.

— Не скрою.

— И монстра в инвалидном кресле ты видел тоже! Что являет собой он? Слабость. Беспомощность. Ты боишься этого, так ведь?

Ход его мыслей становится мне понятен. Он хочет сказать, что здесь существует нечто, что играет на наших страстях. На том, через что мы должны получать силы. Такая теория объяснила бы многие вещи, если только не вообще все. Но я ничего не отвечаю. Признать наличие у себя страха, да еще и открыть его джедаю! Да ни за что!

— А почему ты не делился этими соображениями раньше? — ставлю я свой вопрос графу Серенно.

— Претензии неуместны. Я вообще должен был тебя убить.

— Ты прав… — нечего возразить мне. — Проклятье.

Небо за мутным разбитым стеклом начинает светлеть. Трупы монстров чернеют и рассыпаются, словно сливаясь с почерневшими от коррозии остовами стен. Я вспоминаю еще кое-что:

— А ты ни разу не видел здесь черного монстра, как бы закованного в броню? То есть, броню, вросшую в тело. Между ее пластами видна сожженная дотла кожа.

— Черный монстр в броне… сожженная кожа… — задумчиво повторяет Дуку. — Ничего подобного не могу припомнить. Я полагаю, такое было бы сложно забыть. Но, если его видел только ты, тебе есть, над чем подумать…

— Тихо! — прерываю его речь я. Мне кажется, что на улице слышатся какие-то разговоры.

Я подхожу к окну. И помещение, и улицы уже полностью обрели свой нормальный облик, и на Дрешде снова спустился туман. Но пока он еще неплотный, и я вижу, как целая толпа движется по дороге, ведущей мимо госпиталя на городскую площадь.

— Это что, люди? — не могу поверить я собственным глазам.

— Я видел их прежде, — сообщает Дуку. — Не все они люди…

Конечно. Теперь, когда они проходят мимо здания, можно отчетливо разглядеть их всех. Разношерстная публика — люди, тви’леки, забраки, адвозжеки… Все в ужасно пыльной одежде и старых доспехах. Их кожа покрыта черными разводами смеси пота и пепла. Волосы тех, у кого они есть, выглядят грязными и спутанными. Но каждый из толпы этих личностей имеет световой меч. Кто бы они ни были, они оказались тут не случайно и явно провели здесь немало времени, гораздо больше, чем и я, и граф.

— Я не о том. Они живые! Здесь! — высказываю я свое неподдельное удивление.

— Я тоже был ошеломлен. Они точно также собирались на площади, что-то кричали, словно какая-то секта.

Пока Дуку рассказывает это, под окном проходит длинноволосый человек с бородой, черты лица которого выраженно напоминают одну прекрасно известную мне историческую личность:

— Скер Каан? Чертовски похож.

Разумеется, Каан жил тысячу лет назад. И, как утверждают известные мне источники, не оставил потомков. Но сходство столь выразительное, что в этой информации усомнился бы любой. Человек с бородой выходит вперед и становится перед толпой — видимо, он лидер этой группы грязных гуманоидов в доспехах. Его мощный голос эхом разносится по тихим улицам, и мы здесь, в госпитале, слышим каждое его слово:

— Братья и сестры! С прискорбием говорю я, что Тьма приходит все чаще! Сердце Коррибана голодно! Пробил час жертвоприношения. Но я принес вам и благую весть — весть о том, что я ощущал в Силе. Избранный, явления которого мы ждали веками, здесь! Мы найдем его!

— Да! — фанатично отвечает криком толпа.

— И Сила освободит нас!

— Да!

— Мы вырвемся из этой тюрьмы и очистим мир!

— Да! — повторяет толпа еще раз и начинает скандировать: — Каан! Каан! Каан!...

Еще одно предположение подтвердилось. Но что значили эти слова, произнесенные на площади наследником Скера Каана, лидера Братства Тьмы? Сразу приходит мысль, что он пытается продолжить дело предка или взять реванш у Ордена Лордов Ситхов и отомстить за Скера, убитого со всеми его приспешниками Дартом Бейном, создателем Правила Двух. Но во всю эту теорию, выстроенную на основе моих знаний, никак не удается вписать весь бессвязный бред, произнесенный человеком на площади!

— Так, — я предпринимаю еще одну попытку упорядочить факты, теперь уже вслух, — допустим, это прямой потомок Скера Каана и его новое Братство Тьмы. И они хотят… некого возмездия после того, что случилось с их предшественниками. Но они оказались здесь в тюрьме… Нет, это невозможно понять! — услышанное никак не складывается в четкую и ясную картину. — Что за Сердце Коррибана, какой Избранный, какое, к черту, жертвоприношение? — я со слабой надеждой перевожу взгляд на Дуку: — Ты что-нибудь об этом знаешь?

Граф разводит руками:

— Я сам услышал это только что. Но впервые я видел эту толпу в Великом Храме. Может, там можно найти какие-то ответы.

— Ты помнишь дорогу?

— Да, — без промедления получаю я тот ответ, которого и ждал.

Кажется, мы без обсуждений уже успели заключить какую-то договоренность, помимо пакта о ненападении. Мы объединяем усилия, чтобы разобраться во всем, что происходит. Вероятно, что это единственная возможность найти способ покинуть планету — другой даже не предполагается. И тогда в честном бою мы сможем скрестить световые клинки. Я ни за что не позволю, чтобы мое право быть учеником лорда ситхов, единственным на всю галактику, после стольких лет преданного и доблестного служения Темной Стороне отобрал человек, отдавший почти всю свою жизнь Ордену Джедаев! Я не допущу этого! Если ничего не изменится до той поры, когда мы сможем сойтись в бою — здесь, на Коррибане, уже нельзя быть уверенным ни в чем.