Спаситель Отечества (Другая Цусима)

Отчаявшись достать корабли Эссена артиллерийским огнем, Того бросил на них свои миноносные отряды, поддержанные тремя "собачками" Дэвы. Но дневная (а скорее уже вечерняя) атака привела лишь к тому, что два дестройера и три миноносца были повреждены, и близко не дойдя до рубежа пуска торпед — на огонь по ним остатков шестидюймовых снарядов русские не пожалели. А "Касаги" и "Читосе" получили одиночные, но крупнокалиберные "подарки" — соответственно десятидюймовый с "Пересвета" и двенадцатидюймовый с "Ретвизана". На "Читосе" все ограничилось частично выбитой артиллерией и иными не слишком значительными повреждениями преимущественно посреди верхней палубы. Зато заклиненный в положении на борт руль на "Касаги" бросил крейсер в циркуляцию, на которой он едва не протаранил "Такасаго". Повторно лезть под главный калибр двух русских броненосцев и броненосного крейсера после восстановления управления на своем флагмане Дэва уже не рискнул.

В результате до наступления темноты Того так и не смог задержать рвущийся к Владивостоку русский отряд. Не принесли ему удачу и ночные действия миноносцев. В темноте отряд Эссена пошел без огней, но этот вынужденный шаг — прожектора к тому времени были либо разбиты в боях, либо переданы на крепостные укрепления в Порт-Артуре — оказался как нельзя к месту. К тому же после окончательного отрыва от главных сил японцев приказом по отряду скорость снизили для избегания появления факелов огня из дымовых труб, а также уклонились несколько в сторону от прежнего направления движения. Этих мер оказалось достаточно для того, чтобы минимизировать число встреч с японскими миноносцами и попыток их атак. Попаданий в русские корабли в ходе последних не было. К рассвету обе стороны окончательно утратили контакт друг с другом.

Тем не менее, для Эссена утро следующего дня все же ознаменовалось новыми потерями. Как стало известно позже, "Паллада" и державшиеся около нее миноносцы "Бойкий", "Сильный" и "Сторожевой", уклоняясь в ночи от легких сил противника, умудрились отбиться от основного отряда. Поутру же, видя, как горизонт кишит дымами снующих по всем доступным для пути во Владивосток направлениям японских кораблей, их командиры решили не искушать судьбу и направились в Циндао. Там корабли и были интернированы, составив компанию "Цесаревичу" и трем "шихаусским" миноносцам.

Не хватало в походном ордере и "Всадника" с "Гайдамаком", момент расставания с которыми остался незамеченным. Но эти два "старика", как и "Победа", оказались вполне достойны своих лихих наименований. Буквально просачиваясь сквозь японские дозоры у берегов Кореи, они все же дошли до Владивостока — на два дня позже основного отряда, но зато успев потопить по пути имевший несчастье подвернуться им небольшой японский пароход с военными грузами. С него же минные крейсера смогли пополнить свои запасы угля, которого к тому моменту у них уже почти не оставалось.

А основная группа русских кораблей после отрыва от преследования смогла снова обмануть японцев. Уйдя несколько дальше к югу, чем предполагал противник, и не будучи в этой связи обнаруженным, Эссен потратил почти весь световой день на догрузку углем с "Ангары". После чего повел свой отряд кратчайшим путем через Цусимский пролив, подгадав скорость движения так, чтобы миновать его в ночи, и максимально уклоняясь от всех встреченных дымов. Курс при этом был проложен ближе к японскому берегу — почти как в первом Цусимском походе Владивостокского отряда крейсеров.

Единожды сработавшая уловка не подвела русских и в этот раз. Правда, все мог испортить подвернувшийся отряду на траверзе Симоносеки старый японский миноносец — но ему хватило трех шестидюймовых снарядов с "Баяна" и одного 120-миллиметрового с "Ангары", чтобы утратить всякий интерес к чему-либо, кроме спасения команды до того, как уйти под воду. Эссен же, резонно опасаясь, что случившаяся перестрелка будет услышана и иными дозорными кораблями, очередной корректировкой курса ушел в сторону от возможного контакта с рыскавшей в этих водах эскадрой Камимуры. Во Владивосток отряд попал уже во второй половине дня 20 сентября, благополучно избежав новых столкновений с японскими силами и будучи с восторгом встречен в месте прибытия.

Куда драматичнее, однако, все происходило у Дальнего. Первоначально в бою с отрядом "стариков" Катаоки с примкнувшим к ним "Якумо" русские имели успех. Оба русских броненосца оправдали репутацию лучших стрелков эскадры [примечание 12]. "Полтава" закатала пару 12-дюймовых снарядов в "Чин-Иен", причем один — ниже ватерлинии в носу, вынудив старый броненосец выйти из боя и спасаться от начавшегося обширного затопления в непростреливаемой части акватории залива Талиенван. "Севастополь" прямым попаданием еще одного снаряда своего главного калибра буквально распотрошил кормовую башню "Якумо", полностью выведя ее из строя. И страшно было подумать, что случилось бы, окажись на месте "немца" один из броненосных крейсеров британской постройки с их башнями, напичканными "шимозными" снарядами как брюхо нерестящегося осетра — икрой... А "Отважный" на пару с "Бобром" неплохо отметились в стрельбе по "Идзуми", провернув с ним тот же фокус, что и "Полтава" с "Чин-Иеном". "Мацусима" и "Хасидате" получили соответственно три и четыре 152-мм снаряда с броненосцев, однако для их боеспособности эти попадания оказались некритичны.

Но потом к японцам подтянулись их главные силы, и настал уже черед русских платить за проявленную дерзость.

В этом сражении Того впервые применил переосмысленный по итогам боя 28 июля метод массирования огня по одной цели — и он дал весьма многообещающие результаты. Крейсерам "Касаги", "Читосе" и "Такасаго" понадобилось всего пятнадцать минут, чтобы привести к молчанию канонерскую лодку "Бобр", и еще около десяти, чтобы окончательно втоптать ее в море. Лишь на семь минут благодаря своей неплохой защите пережил собрата "Отважный", который сначала обстреливали "Мацусима", "Хасидате" и "Сайен", а потом какое-то время — и вышеназванная тройка "собачек".

"Асахи", "Сикисима" и "Фудзи" вели сосредоточенный огонь по "Севастополю". При подходе отряда Того к месту боя именно он оказался для них более близкой и удобной целью — Григорович как раз начал поворот к Порт-Артуру, но "Севастополь", идя концевым, еще не успел лечь на обратный курс. С учетом этого основной удар японцев пришелся на правый борт броненосца, уже пострадавший от близкого взрыва мины в трале. И 35-минутной канонады хватило для того, чтобы нанести русскому кораблю фатальные повреждения, от которых он перевернулся и затонул. Спаслась с "Севастополя" лишь примерно треть из имевшихся на борту 500 членов экипажа, включая командира корабля. Примерно такой же была пропорция спасенных с "Бобра" и "Отважного". Вылавливать всех их из воды пришлось уже противнику.

А вот "Полтава", ставшая целью для "Ниссина", "Касуги" и примкнувшего к ним "Якумо", оказалась куда более твердым орешком. В ее пользу сработало лучшее тактическое положение в завязке огневого контакта с броненосными крейсерами, крупповская броня и отсутствие до сего момента сколь-нибудь значительных повреждений. Все это не позволило противнику за время до отбытия на перехват отряда Эссена сделать с русским броненосцем то же, что ему удалось с "Севастополем". "Полтава" к концу боя держала ход не более 8-9 узлов, от принятой воды осела на полтора фута, периодически полыхала пожарами в местах многочисленных попаданий и имела действующими только кормовую башню главного калибра, правую носовую среднего, одну батарейную шестидюймовку слева и несколько мелких пушек. Григоровича к тому моменту уже снесли в лазарет — он получил два осколка в грудь и один в левое бедро от взорвавшегося рядом с рубкой и насытившего ее широченные смотровые щели своими осколками снаряда. Но тоже дважды раненый в этом бою командир "Полтавы" Успенский оставался на посту до самого финала сражения — и вывел-таки корабль обратно к крепости. При этом "Полтава" своим корпусом как могла прикрывала от японских снарядов миноносец "Статный", буксировавший поврежденный на мине "Сердитый". Сам броненосец на обратном пути избежал минной угрозы — чего, увы, нельзя было сказать о "Расторопном", ценой своей гибели проложившем дорогу для "старшего брата".

Более того, именно все более редкий, но по-прежнему точный огонь "Полтавы" стал, пожалуй, тем фактором, который не дал японцам потопить в этот день еще один русский броненосец. Потому что из двух оставленных Того для окончательной расправы с ним основных кораблей линии — "Фудзи" и "Якумо" — оба были последовательно выбиты из игры артиллерией флагмана отвлекающего отряда.

Сначала "Якумо" в дополнение к порушенной "Севастополем" кормовой башне получил подводное попадание 12-дюймового бронебойного снаряда, прошедшего сразу через две его кормовых кочегарки. После этого искалеченному броненосному крейсеру оставалось только с изрядным креном на правый борт ковылять на оставшихся в строю носовых котлах в Бицзыво для ремонта.

А уже в двенадцати милях от Порт-Артура, наконец, получил свое и "Фудзи", слишком близко подошедший к на удивление "кусачей" цели. Один из последних остававшихся в боекомплекте "Полтавы" шестидюймовых фугасов угодил в помещение носового надводного минного аппарата японского броненосца. Детонация пораженного осколком боевого отделения заряженной в него торпеды основательно разворотила "Фудзи" форштевень, вынудив его команду бросить все силы не на добивание "Полтавы", а на борьбу за живучесть собственного корабля. И пока броненосец врага, прекратив стрельбу, пятился кормой в направлении все того же Бицзыво, "Полтава", "Статный" и "Сердитый", провожаемые лишь огнем двух старых японских крейсеров, канонерки и нескольких миноносцев, успели уйти под защиту береговых батарей. На внешнем рейде остатки геройского отряда были дополнительно приняты под опеку канлодкой "Гиляк" и успевшим наскоро починиться "Смелым".

Корабли Григоровича своими действиями доставили японцам изрядное число неприятностей. Помимо отправленных в длительный ремонт снарядами "Полтавы" и "Севастополя" броненосца и броненосного крейсера, еще одной непреднамеренной жертвой стал чинившийся в Дальнем после подрыва на русской мине "Чиода". Тот самый удачный выстрел с "Севастополя" попал в складированные на пирсе в процессе выгрузки заряды и снаряды 11-дюймовых осадных гаубиц. Часть из них в результате последовавшей цепи детонаций разлеталась в самых неожиданных направлениях. И для одного такого снаряда путь завершился в корпусе "Чиоды". Пробивший палубу боеприпас для "малышки из Осаки" напрочь разворотил одну машину крейсера и изрядно повредил вторую. Этот ремонт был уже не для условий Дальнего, и покалеченный корабль отволокли в Сасебо. В строй до окончания боевых действий он так и не вступил.

В результате потери практически всего завезенного боезапаса и разрушения портовых сооружений в Дальнем приступить к обстрелу русских укреплений из 11-дюймовых орудий японцы смогли только в середине октября. Да и в целом необходимость приводить в порядок пострадавшие причалы, разумеется, негативно сказалась на скорости развертывания под Порт-Артуром очередных "порций" войск и вооружения и армии для Ноги. И тем самым обеспечила некоторую передышку для измотанных боями защитников русской крепости. У последних теперь нашлось время и на починку укреплений, и на пополнение состава обороняющих их команд за счет выздоравливающих раненых и выдвижения немногочисленных резервов на наиболее угрожаемые направления [примечание 13].

А контр-адмирала за "сентябрьский прорыв" Эссену все-таки не дали... Под шпицем сочли, что предшествовавшие ему нарушения строптивым капитаном правил субординации не дают оснований для подобного чествования командира отряда. Что ж, Николай Оттович был внутренне готов к такому развитию событий и, как говорится, "проглотил пилюлю". Тем более что в конечном итоге "орлы" на плечи ему все же упали — спустя семь с половиной месяцев, по сумме всех боевых заслуг в Порт-Артуре и Владивостоке. В числе таковых было и налаженное вместе с воспылавшим энтузиазмом к подплаву Щенсновичем постоянное боевое дежурство подводных лодок, позволившее отвадить подальше от русской гавани главные силы Того и тем самым обеспечить выход Владивостокского отряда на соединение с эскадрой Небогатова. Поэтому в завершавшее войну на море сражение при Цусиме Эссен шел уже в контр-адмиральском звании во главе собственного отряда.

Впрочем, сразу после прорыва Эссена нашла другая награда — пусть и более "приземленная" по своей сути. Авторами ее были Великий князь Александр Михайлович и патриотично настроенная общественность. Почин в том задал некий купец первой гильдии, проживавший в Полтавской губернии, родом из которой был тяжело раненый на "Полтаве" Иван Константинович Григорович. Достойный представитель купеческого сословия пожертвовал весьма солидную сумму Комитету по усилению флота — но с условием оказать за ее счет вспомоществование "пострадавшему во славу Отечества" адмиралу-земляку. А Александр Михайлович, вдохновившись идеей, предложил больше — вознаградить не только Григоровича, но и всех, кто участвовал в деле у Дальнего, экипаж "Победы", сумевший в неравном бою сохранить для России свой броненосец, а также Эссена и команды прорвавшихся во Владивосток кораблей. В итоге Эссену с Григоровичем было пожаловано по 6 тысяч рублей — одному за удавшуюся "авантюру", второму за обеспечивший ее успех отвлекающий бой у Дальнего и полученные в нем ранения. Всего же участникам "сентябрьского прорыва" либо их родным было роздано из средств Комитета около 110 тысяч рублей. Но то, право же, была малая плата за спасенные корабли и обстрелянные экипажи для них...

Однако одной из самых значимых, хотя и неочевидных на первый взгляд выгод от решительных действий Эссена стал определенный патриотический подъем в настроениях общественности, уже уставшей от постоянных поражений России в этой войне. Успех бравого каперанга вкупе с удавшейся "комбинацией" Великого князя с черноморскими броненосцами как минимум на время нивелировали эффект антивоенной пропаганды революционных партий и земско-либеральной оппозиции, скрасив горечь оставления Куропаткиным Ляояна. Не прошла мимо внимания людей и история с выплатой "призовых" денег всем героям "сентябрьского прорыва", вплоть до простых матросов. И теперь газеты куда охотнее публиковали верноподданнические адреса представителей разных сословий и сообщения об очередных пожертвованиях армии и флоту с их стороны (причем больше именно морякам), чем земские петиции за введение конституции и представительного правления. Политическое брожение в умах российских подданных хоть немного, но отдалилось от опасной черты острого социального взрыва.

Более того, достижения флота оказали влияние и на ситуацию на сухопутном фронте. И невнятного топтания в боях на реке Шахэ, в ходе которых русские потеряли убитыми и ранеными около 40 тысяч человек — против 20 тысяч у японцев, и притом без всякого видимого эффекта — Куропаткину уже не простили. Тем более после его громкого заявления перед началом сражения о том, что "пришло для нас время заставить японцев повиноваться нашей воле, ибо силы Манчжурской армии ныне стали достаточны для перехода в наступление". 9 октября 1904 года вместо него главнокомандующим русскими войсками в Манчжурии был назначен генерал Н.П.Линевич. Куропаткину же отдали под начало прежде возглавляемую Линевичем 1-ю Манчжурскую армию [примечание 14].