Гемоды не смотрят в небо

— Создается впечатление, — снова подает голос Рик, — что слово "равноправие" употреблено вами в негативном контексте.

Поворачиваюсь. Вглядываюсь в лицо с резкими чертами, в темные глаза: на первый взгляд они смотрят с интересом, но потом видишь — пустые.

— Рик, тебя что, проапгрейдили за ночь?

— К гемодам это понятие неприменимо. Мы получаем информацию из тех же источников, что и вы.

— Марта, — Макс трогает за плечо, — это он с утра телек смотрел, небось. Центральный канал. Я тоже попал за завтраком. Не обращай внимания.

— Ага. А если стучать начнет?

— Он знает, что людям нужно давать возможность самостоятельно избавляться от заблуждений... Правда, Рик? Ладно, Марта, мы же вроде как его хозяева.

— Хозяева, как же! — Я обвинительно тычу пальцем в нашивку на рукаве гемода. — Муниципальная собственность! Чтоб его...

Кофе осталось совсем немного. На последний горький глоток. Окна столовой выходят на сквер. Я прикрываю глаза, слушаю, как сквозь стук посуды и приглушенные голоса доносится с улицы шорох ветра в листве.

"Не отдавайте меня им, пожалуйста".

— Прошу прощения, — перебивает мои раздумья Рик. — Чтоб меня что? Мне показалось, вы не договорили.

* * *

Лужайка перед опрятным двухэтажным домом ярко зеленеет. Район знакомый — в паре улиц отсюда живет моя мать. Не встретиться бы ненароком: заходить к ней сегодня не хочется. Хотя маман все равно из дома не выбирается почти, если что надо — отправляет Ксо. А он, даже увидев меня, вряд ли доложит, если не спросят.

Поднимаюсь на крыльцо — невысокое, с навесом и резными столбиками. Столбики не типовые, вырезаны под заказ. Может, самим хозяином.

Долго трезвонить не приходится. Дверь открывает женщина года на два-три старше меня: платье по фигуре, лицо со светлой, чистой кожей, короткие светло-русые волосы уложены пышными волнами. Смотрит приветливо:

— Добрый день.

— Элина, здравствуйте, — протягиваю браслет, чтобы она могла считать удостоверение. — Марта Смирнова, отдел по делам искусственных организмов. Простите, что не позвонила заранее. Мы можем поговорить?

К моему огромному облегчению, Элина Сташенко, ранее — Аверина, вдова Алексея Аверина, не скандалит, не звонит в полицию или Анне Юрьевне и вообще кажется на редкость адекватным человеком.

— С полицией я не говорила: Анечка собиралась решить все сама. — Мы располагаемся в гостиной, на низеньком диване напротив окна. Хозяйка приносит маленькие чашки с блюдцами, ставит на квадратный столик и разливает ароматный чай из фарфорового заварника. — В конце концов, это дело корпорации. Мне принесли извинения, предлагали возмещение ущерба. Я отказалась. Нет, я не сержусь на Анечку, хотя она своеобразный человек, конечно... Да и того гемода уже поймали.

— Значит, сбежавший гемод действительно приходил к вам? — беру изящную чашку, дую, разгоняя пар.

— Да, приходил.

— Можете рассказать, что произошло?

— Мы с сыном были дома одни, Влад еще не пришел с работы... Сережка играл в своей комнате, наверху. Я услышала стук в дверь, открыла и увидела гемода. Он был странный, — хозяйка хмурится, подносит чашку ко рту, но не пьет, словно забыла о ней.

— Почему странный? — спрашиваю, хотя догадываюсь уже, что услышу.

— Он смотрел странно. Как-то... по-человечески, что ли? Удивлялся, злился... Не думала, что гемоды так умеют.

— Теперь умеют.

— Да, Анечка сказала, что это — новая разработка, — Элина крутит чашку в пальцах и снова забывает пить. — Честно говоря, не нравится мне, чем они там занимаются. Владик хочет купить универсального помощника, мы даже на выставку ходили несколько раз, но я как-то не готова пока. Они же как роботы! Представляете: робот в доме! Не уверена, что смогу подпустить его к ребенку.

Элина качает головой и, наконец, отхлебывает чай. Последовав ее примеру, я непроизвольно отмечаю: вкусный. С жасмином — именно как я люблю.

— Вы рассказывайте, — напоминаю.

— Мне сложно, — хозяйка неловко улыбается. — Вы, наверное, уже знаете: гемод заявил, что он — мой покойный муж Алексей, только с измененной внешностью. И он говорил такие вещи, которые мог знать лишь Алек... наверное. Я не уверена уже. Не знаю, как Алек мог согласиться на такое! Он очень любил сестру и хотел ей помочь в исследованиях. Никто не предполагал, что так случится, что его не станет... — Отхлебнув еще чая, она поворачивается ко мне. Глаза блестят, на губах — нервная улыбка. — Мне все еще больно вспоминать. Я любила Алексея, и Сережка так похож на него.

— И вы не поверили гемоду? Ни на миг?

— Нет, конечно! Я ведь сама похоронила Алека. Мы говорили с ним по телефону за пару минут до аварии. Я знаю, что он погиб. И как бы ни хотелось... — Вздох. Элина скользит отрешенным взглядом по стене, на которой, в простой рамке — свадебная фотография. Только на ней Элина уже не с Авериным.

— В общем, я не хочу ворошить прошлое. Я долго приходила в себя, и теперь... Нет, не хочу.

— Понимаю вас, — поставив чашку, поднимаюсь, подхожу к фото. — Ваш муж?

— Да, Влад.

— А у вас есть старые фото? Я бы посмотрела, если вы не против.

Элина приносит альбом — золотистую рамку формата А4. Открывая папку за папкой, я пролистываю кадры чужой жизни, наверное — счастливой. Алексей Аверин на фото почти всегда улыбается. У Элины раньше были длинные волосы, и они ей шли больше, чем эта стрижка.

— Я пыталась выгнать гемода, — продолжает между тем хозяйка, — но он словно был одержим — странно, да? — одержим идеей доказать мне, что он — это Алек. Потом увидел наше фото с Владом. — Элина ежится, словно от холода. — Тогда Сережка спустился... Он стоял на лестнице и звал меня. Я просила сына уйти, спрятаться в комнате, но он испугался и просто стоял на месте. И когда гемод пошел к нему, я бросилась в столовую, взяла пистолет Алека и выстрелила.

Она замолкает, а я долго не решаюсь нарушить паузу.

— И? — спрашиваю наконец. — Вы его ранили?

— Кажется, я промахнулась. Но тут как раз приехала полиция. Он услышал сирену и сбежал.

— Понятно, — выключаю рамку, протягиваю ей. — Большое спасибо, Элина. Прошу прощения, что доставила вам беспокойство.

— Да что вы! Была рада помочь.

Несколько сот метров до станции метро я иду минут пятнадцать. Гляжу под ноги, на асфальт с редкими нитками трещин и желтыми лоскутами первых опавших листьев, и думаю о том, как, наверное, странно и страшно было человеку оказаться в мире, где его не стало несколько лет назад: жизнь идет своим чередом, любимая женщина замужем за другим, сын вырос, а ты... А тебя просто больше нет.

* * *

— Ой, дозвонилась! — Маман пыхтит так, что трещит в динамиках. Мне кажется, этот треск слышен всем посетителям небольшой кафешки, куда я прихожу поработать. Дождь звонко стучит по карнизам. Негромко играет музыка. И — вот этот треск. — Слушай, а как бы мне в гарантийку? Ну, гарантийный ремонт универсальных помощников. Ты же этим занимаешься, да?

— Что случилось?

— Что-что ты говоришь? Не слышу!

— Что случилось? — повторяю чуть громче.

Кроме меня, в кафе парочка в другом конце зала и двое таких же, с лэптопами. Никто не оборачивается. Никому не интересно.

— Мне надо им Ксо отдать. В починку. Ты же договоришься?

— А что с ним?

— Да ничего страшного! Просто глаз заменить! Или, может, они это сразу сделают? Мне бы лучше, чтобы его не забирали.

На улицу не выйдешь — не будет слышно из-за дождя. Приходится сдерживаться и не повышать голос.

— Ма, скажи нормально, что случилось. Что у него с глазом?

— А он упал неудачно, наткнулся на штырь — там, помнишь, где у меня роза подвязана? Вот и все. Ничего такого. Ему же новый поставят по гарантии, да?

— Да.

Это не про гарантию — не будет ее, сама заплачу. Это просто эхом.

Гемод упал. Физиологически совершенный организм с великолепной координацией. Неудачно упал. Да. Других слов у меня нет.

— Ну вот и славненько! — радостно звенит в динамике. — Ты узнай там, что да как, и звони! И пусть скорее, а он так и ходит с дыркой — смотреть страшно!

Она отключается, а я сижу и гляжу перед собой, в потухший экран лэптопа. Перевариваю услышанное. Решаюсь. И тянусь к коммуникатору.

Аверина долго не отвечает на вызов. Наконец в динамике звучит ее недовольное:

— Слушаю.

— Анна Юрьевна, это Марта из отдела... Да. Я хотела бы узнать насчет вчерашнего инцидента. С объектом А-46 все в порядке?

— Да. Больше вас это не должно волновать. Инцидент исчерпан.

— У меня есть несколько рабочих вопросов. Подскажите, когда вам удобно будет встретиться?

Недолгая пауза. Вздох.

— Очеловечивание гемодов — распространенное заблуждение, Марта. Не думала, что вы, при вашей должности, ему подвержены.

— Дело в том...

— Наши экспериментальные образцы, даже такие, как А-46, не являются людьми. Это — собственность корпорации, информация о разработках на сегодня засекречена. Думаю, я уже ответила на ваши вопросы. Хорошего дня.

"Они сковывают нас по рукам и ногам, эти устаревшие табу, пещерные понятия о "можно" и "нельзя", навязанные рамки, ограничения, для которых не осталось объективных причин. Все это в результате приводит нас к унылому топтанию на месте, к застою, вырваться из которого можно лишь взорвав общество изнутри, заставив людей смотреть шире, видеть новые грани вещей, какие раньше не принято было обсуждать.

В наше время уже объективно отсутствуют понятия "слишком интимного" и "неприличного". Хотя нет: крайне неприлично в современном цивилизованном обществе быть этаким варваром, который размахивает своей дубинкой и требует, чтобы все вокруг с автомобилей пересели на лошадей, спали на тюфяках, ели с ножа. И не видели разницы между высокотехнологичными куклами и живыми людьми".

Мика Савин, из интервью

Глава 4

— Проходите, сюда... Лестница, осторожно...

Ненавижу утренние вызовы: после бессонной ночи, не глотнув горяченького и не потупив в экран хотя бы полчаса, я мало на что гожусь. Разве людей пугать. В такой ситуации любой гемод меня полезней и адекватней. Могла бы и отказаться, но работа... Нет, не эта, а статьи — сейчас за них особенно неплохо "капает".

И А-46 не идет из головы.

Я плетусь за Максом по лестнице на второй этаж частного дома. Смотрю под ноги: при взгляде на спину Макса, обтянутую клетчатой рубашкой, начинает рябить в глазах и подташнивать. Рик бесшумно шагает следом: будет, кому поймать меня, если оступлюсь.

Я снова легла за полночь: искала в сети информацию по Савину и его благотворительному правозащитному фонду. Звонила Векшину — узнать новости. Костя был необычно многословен, рассказал, наверное, больше, чем было можно. Жаль только, ничего интересного. И ругался. Не в динамик, но я слышала.

А сегодня Макс забрал меня на министерской машине, и на встроенном в панель мультимедиа экране страшная, неопрятная тетка рассказывала о применении гемодов для лечения психических расстройств. А известный по телешоу диетолог рассуждал о том, что, наверное, предложение выращивать искусственные человекоподобные организмы для нужд пищевой промышленности сейчас звучит чудовищно, однако чисто теоретически...

— Вот, это здесь. — Хозяин дома подводит нас к двери, оклеенной картинками с цветочками, завитушками, принцессами из мультфильмов. Нерешительно мнется, вздыхает. И Макс медлит: ненавидит он эти выезды, после его долго мутит, и аппетит пропадает.

Обойдя Макса, я выхожу вперед.

— Открывайте уже.

Издав еще один тяжкий вздох, хозяин нажимает на ручку. И словно открывается портал в обитель сказочной принцессы: балдахин, мишки, куклы, подушки... Посреди комнаты на мягком ворсистом ковре сидит нечто, обряженное в несуразное платье, конфетно-розовое, с рюшами, блестками. У "нечта" на голове кокетливая шляпка с вуалью, лица не видно, только торчат из-под тульи грязно-белые патлы.

— Что это? — я подхожу ближе и не сразу решаюсь протянуть руку, снять шляпу с головы сидящего.

Гемод смотрит на меня с легким интересом. Лицо у него тоже ярко-розовое: регенерация на месте сплошного ожога. Даже ресницы отрасли. Правда, шрамы все равно останутся, и глаз перекошен. На кривых губах — вежливая полуулыбка.

В обрамлении кружевного декольте — пышная грудь.

За моей спиной тихо ругается Макс, а Рик спокойно просит "не использовать нецензурную лексику при клиентах". Оборачиваюсь. Взгляд невольно обращается к Рику: нет, он не напуган, не зол, не расстроен.

Ему все равно.

— Понимаете, — хозяин дрожащими пальцами теребит полу рубашки, — моя дочь... У нее друзей нет совсем. Она вообще необщительная. Может днями в комнате сидеть, играться вот... Я говорю: не дело девочке твоего возраста в куклы играть! В школу надо. А она — нет. А ей уже тринадцать, понимаете? Я дома сидеть не могу — работа, вот и купил эту. Думал: присматривать будет. А она в нее вцепилась с первого дня, от себя не отпускает, и знаете, как она ее называет? Мама! Так и говорит: мама!

— Ее? — переспрашиваю.

Теперь я вижу, что черты лица гемода слегка отличаются от стандартных. Даже под ожегом заметно: мягче линия бровей, полнее губы. Но выпуск гемодов-женщин так и не состоялся.

— Ее, да. Я брал б/у, документы вроде бы в порядке, — тараторит хозяин. — Модификация незначительная, меня предупредили, что она не на гарантии...

Солнце заглядывает в окно, и на ярко-розовом платье сидящего гемода вспыхивают блестки.

— Я это, я д-думал, — от волнения хозяин вдруг начинает заикаться, — дочка ее п-приняла за красивую куклу. Но это же н-нельзя, н-ненормально! Я вот... — замолкает.

— Так это вы его?

— Д-да.

— Ясно. — Все, хватит с меня. — Рик! Вызывай полицию.

— Это зачем? — хозяин подскакивает ко мне, заглядывает в лицо, а я упрямо отодвигаюсь, чтобы ни в коем случае не дотронуться. — За что?

— Использование нелегальной модификации универсального помощника. И жестокое обращение в присутствии ребенка. По закону о защите несовершеннолетних от негативной информации...

Максим выходит из комнаты последним, осторожно закрывает дверь, но я успеваю увидеть, как обряженный в розовое гемод поднимает шляпку, надевает, поправляет вуаль, и блестки на платье искрятся, рассыпая осколки радуги.

Хорошо, что за рулем — Рик. Он спокоен и внимателен. Максим на заднем шуршит фантиком, вскоре по салону расползается запах мятной конфеты.

— Не привлекут его, — говорит наконец. — Это ж гемод. Никого еще не привлекали.

— Попробовать стоит. Хотя бы за нелегальную модификацию.

Слухи о подпольном рынке гемодов-женщин — вернее, услуг по смене пола универсальных помощников — до меня доходили не раз. А вот видеть их раньше не доводилось: Корпорация открещивалась от любых модификаций, а менять внешность гемода запретили законом. Векшин обмолвился как-то, что пара таких спецов-хирургов у них на крючке, но прикрыть не могут — слишком большие деньги и влиятельные люди стоят за этим.

А ведь красивый получился... получилась. Если бы не ожог.