После Пламени. Корона Севера

"Руку!" — приказал Алканармо, успевший выбраться на прибрежные камни.

И крепко схватил товарища за запястье, выдергивая на берег.

— Чт-то... т-там? — стуча зубами, спросил Раумо.

Торопливо оглянулся, но увидел только круги на воде.

— Не успел рассмотреть, — хмуро сказал Алканармо. — Но что-то было: его мелодия сливается с Музыкой озера, но не до конца. Идем-ка отсюда!

— Стойте, оба! — послышался окрик, едва они сделали несколько шагов.

Дозорные появились из-за скал мгновенно.

— Назовите ваши имена, — потребовал предводитель.

Его воины натянули луки, держа беглецов на прицеле.

— Я Раумо. Да свои мы, свои!

— Алканармо... Аркалимо, ты?!

Командир дозорных приблизился, напряженно вглядываясь в лица бывших пленников.

— Алканармо, — медленно, словно не веря себе, проговорил он. — Ты жив.

— Мы были в Ангбанде, — устало ответил тот. — Сумели бежать.

— Вот как, — Аркалимо смотрел по-прежнему недоверчиво.

И будто вслушивался. Неужели мелодии беглецов изменились так сильно? Неужели Ангбанд все же затронул их, несмотря на сопротивление?!

Наконец, командир сделал знак воинам, и те опустили луки. Неохотно.

Глава 2

Хищники

Эндорэ, Аман, Первая эпоха.

1

— Мелькор, ты ведь больше не спишь.

Собственно, не спал он уже давно, со второго гонга. Но и вставать не спешил, так и лежал с закрытыми глазами, не шевелился. Если бы я не слышала мелодию, могла бы и не заметить, что Властелин пробудился.

На мои слова он не отозвался. Музыка Валы звучала все так же тихо, и от этого было тревожно. Силы он до сих пор не восстановил.

Я с сомнением посмотрела на Мелькора. Может, не беспокоить? Ангбанду ничего не угрожает, срочных решений принимать не требуется. Саурон — умница! — справляется сам. Не заходил ни разу, даже мысленно мне вопросов не задавал. Понимает, что Властелину нужен сейчас покой.

Только вот покоя что-то я не наблюдаю. О чем ты думаешь, Вала? Судя по складке между бровей, не о радостном. И ты полагаешь, я позволю тебе вот так лежать, предаваясь мрачным размышлениям?!

— Властели-ин! — игриво пропела я и легонько провела коготком по его щеке. — Хватит притворяться, меня не обманешь!

Наклонилась и осторожно, но чувствительно куснула его за ухо. И еще разок.

Ага! Мы соизволили открыть глаза. Взгляд раздосадованный — ну, как же, бессовестная девчонка сбила с мысли! Ничего, любимый, с некоторых мыслей сбить только полезно!

— Как же я по тебе соскучилась! — вырвалось у меня.

Ответить он не успел, потому что я зажала ему рот поцелуем.

Ты мой, Вала Мелькор! Что бы ни произошло, ты будешь моим. И я не позволю погубить тебя ни другим, ни тебе самому.

Ангбанд, Аман, Поющие, Воплощенные — да пропади оно все пропадом! Ты — мой, а прочее не имеет значения!

2

Я победил. Я равен Единому. Арда принадлежит мне.

Я вспомнил об этом, едва вернулся к действительности. Но ни радости, ни гордости почему-то не испытывал. Только усталость. И странную опустошенность — словно я отдал все, и не осталось ни сил, ни желаний, ни Музыки. Словно я завершил свою Тему, и после блистательного финала наступила тишина. Оглушительная. Мертвая.

И в этой вязкой пугающей тишине звенит одна-единственная щемящая нота: Феанор мертв. Он предал меня. Я убил его. Тосковать о нем глупо и бессмысленно. Не тосковать я не могу. Пока не могу.

Хотя к этому ведь и шло. Он совершал одну ошибку за другой — и потерял все. А я получил все, что хотел, я же всегда добиваюсь своего.

Ну, вот и добился. И что мне делать дальше с миром, творение которого я успешно закончил? Созерцать его, любоваться, наслаждаться своей победой? Так ведь не умею я созерцать. А покинуть Арду, не разрушив ее при этом, теперь не смогу.

Ловушка! Я окаменел от ужаса, осознав, что сам обрек себя на бездействие. На сотни, тысячи лет заточения. Гораздо худшего, чем плен в Амане: тогда я мог ненавидеть врагов и надеяться на избавление. А теперь я сам буду себе тюремщиком: нельзя же нанести удар по собственной Теме, причинить вред миру, который создавал, жертвуя собой и другими, в который вложил всего себя.

И что же теперь... ой-й! Ухо обожгло болью, будто кто-то от души вцепился в него. Я подпрыгнул, схватившись за пострадавшее место — и увидел прямо перед собой нахальную физиономию Тарис.

Ах, ты!... От возмущения мне даже не сразу удалось найти подходящие слова. А потом искать их расхотелось, потому что кое-кто с радостным воплем повис у меня на шее, совершенно не желая считаться с серьезностью положения.

Пришлось временно отложить поиск решения: думать в обществе этой майэ все равно было невозможно. В конце концов, когда впереди тысячелетия, можно и отвлечься... ненадолго.

3

Третий день накрапывал дождь — обычная погода для Хифлума, особенно в конце поры увядания. Алканармо запрокинул голову и улыбнулся, подставляя лицо холодным каплям. Небо, затянутое серой пеленой, не было ни уродливым, ни враждебным. Тучи не подчинялись ничьей злой воле, их просто принес ветер.

— Айя!

Алканармо медленно обернулся на приветствие. Сдержанно кивнул, вопросительно глядя на подошедшего. Он уже привык, что сородичи избегают их с Раумо. Смотрят с плохо скрываемым отвращением, стараются не прикасаться. Так, словно беглецы совершили что-то недостойное. Словно они не свои в Хифлуме — неприятные гости, которых приходится терпеть. Командиры дозоров, и те не спешили принять в свои отряды новых бойцов.

Спасшихся из Ангбанда подробно расспросили, убедившись, что знают они немного. Обеспечили едой и одеждой, даже дом небольшой выделили на краю города. И теперь старались не замечать.

Оставаться здесь было тяжко. Уйти... Куда? К сыновьям Феанора — и не говорить ни слова о плене? Придумать какую-нибудь историю. Лгать сородичам — тем, с кем предстоит сражаться плечом к плечу. Невыносимо! Да и поверят ли нолдор? Измененные Ангбандом мелодии ведь не скроешь.

Границы Дориата закрыты. Путь к Гондолину сохраняется в тайне. Там тоже чужаки не нужны. Нигде не нужны.

— Я спросить хотел, — Аркалимо говорил неуверенно, совсем непохоже на него.

— Спрашивай, — Алканармо пожал плечами.

Командир дозора огляделся, будто колеблясь, стоит ли начинать разговор под открытым небом, но к себе бывшего пленника все же не пригласил, хотя жил неподалеку. А ведь когда-то хорошими знакомыми были, едва ли не приятелями.

— Пойдем, — Алканармо решительно зашагал к их с Раумо жилищу.

Ничего, командир: раз тебе так нужно выяснить что-то, не погнушайся уж.

Раумо дома не было. Он вообще предпочитал бродить по Хифлуму, все надышаться никак не мог. Воздух, говорил, тут невероятно вкусный. Особенный.

— Садись, — Алканармо кивком указал на стул.

Обстановка здесь была более, чем скромная: прежний хозяин не успел ни как следует обустроиться, ни обзавестить семьей — погиб в бою с орками. Несколько лет дом простоял пустым, пока его не отдали беглецам.

Аркалимо сел, сцепил пальцы рук. Помолчал, напряженно глядя перед собой. Наконец перевел взгляд на собеседника:

— Там, в Ангбанде, ты не встречал... мальчика? Коркиона.

И тут же показал образ: невысокий зеленоглазый подросток, черные волосы топорщатся, словно перья у нахохлившейся птицы. Коркион... Вороненок.

— Триста лет прошло, он с тех пор вырос, конечно, — добавил командир дозора, с жадной надеждой всматриваясь в лицо бывшего пленника. — Если... жив.

— Сын? — сочувственно спросил Алканармо.

— Приемный. Так ты... видел его?

Коркион... Отчетливо — словно не прошли с тех пор столетия войны и несчастий — всплыло в памяти: внезапно наступившая темнота, немыслимая в Амане, и теплый комочек, испуганно прижимающийся к груди. Совпадение? Или тот малыш действительно пережил поход через льды, чтобы потом сгинуть в Эндорэ? А сгинуть ли? Был ведь в Ангбанде кое-кто, очень похожий на показанного Аркалимо мальчугана. Как старший брат.

"Он с тех пор вырос, конечно" — о, да, вырос! И стал Повелителем Мори, верным слугой Моргота. Да нет же, что за дикая мысль! Мальчика убили, и хорошо, если быстро, а кто-то из Темных майар создал себе похожий облик. Забава у них такая... своеобразная. Один вон даже за Феанора себя выдать пытался.

Впрочем, Аркалимо такие подробности не помогут, и нечего раны зря бередить. Даже если парнишка каким-то чудом уцелел, его могут столетиями держать в каменном мешке, так что о нем и знать никто ничего не будет. Все равно, что смерть. Хуже смерти.

— Нет, — твердо сказал Алканармо. — Я его не видел.

4

Это сколько же я проспал? За окном стемнело. Или еще не рассвело? В башне, кроме меня, никого не было. Феанор, во всяком случае, не вошел бы бесшумно. Не в его характере.

Я потянулся и встал. Надо же! Даже сапоги, оказывается, не снял, вот же вымотался! И одежда-а... рубаху, наверное, проще выбросить. От левого рукава мало что осталось.

Я зажег светильники. Умылся, поливая себе из кувшина — кстати, придется за водой сбегать, не осталось почти. Осмотрел пораненную осколком ногу: пустяковая царапина оказалась, и уже почти зажила. Значит, страж восемь прошло, не меньше. Переоделся. Сжевал слегка зачерствевшую лепешку — надо будет разобраться с земледельцами. На воле у эльдар никогда хлеб не черствеет, значит, и здесь не должен. Правда, там его пекут женщины, а у нас их нет, может, в этом все дело?

Вина я себе налил в самый красивый кубок, серебряный с аметистами — Мелькор тоже предпочитал его, когда еще заходил к нам.

"Ангбанд, Феанор далеко?" — спросил я на всякий случай.

И с удобством расположился в кресле, закинув ногу на ногу. Никто из нолдор так не сидел, а вот Властелин — тот да, пока здоров был. Ну, и я — когда в одиночестве.

Крепость молчала. И вроде бы, сомневалась.

"Феанор в мастерских?" — уточнил я.

Конечно, он уже несколько лет там не показывался, но мало ли что может прийти в голову... э-э-э... искуснейшему из нолдор.

"Нет", — это я ощутил вполне отчетливо.

"На рудниках?"

"Нет".

"В горах?"

Тоже "нет".

Совсем интересно. Я отставил кубок: вино словно утратило вкус.

"Но он — здесь?! В пределах Эред Энгрин?"

"Нет".

Сбежал! Хорошо, что кубок не был в руках: я бы точно его выронил.

Может, потому Мелькор и занят? За погоней следит? И в каком он будет настроении после расправы над бывшим другом? О том, что случится, если Вала упустит беглеца, мне даже думать не хотелось. Как и о том, что он, может быть, еще и не узнал о случившемся.

Та-ак, лучше мне отправиться в мастерские. Прямо сейчас! И не выходить из них, пока все не закончится. В конце концов, я тоже могу быть занят!

5

А точно ли Феанор погиб? В огненный провал он упал, конечно. Любой другой Воплощенный превратился бы там в пепел за считанные мгновения. Но Мелькор ставил опыты на этом нолдо, менял его мелодию, причем подозреваю, что не всегда обдуманно.

Существо, которое сумело справиться с Унголиантой, сделало Венец, создало оружие, способное ранить Поющих, едва не развоплотило одного Валу и двух майар... это уже не Воплощенный, это нечто совершенно непредсказуемое. И опасное.

Я тщательно обследовал Ангбанд. Крысы и насекомые проникли по моему поручению во все уголки нижних ярусов, в каждую пещеру и шахту. Эред Энгрин я облетел лично, и крылатые патрули над горами усилил на всякий случай. Ничего. Сама крепость тоже упорно сообщала, что Феанора здесь нет.

Но если нолдо не в Ангбанде, тогда где он? Едва ли отправился в Мандос: после всего, что он натворил, Намо не позволил бы ему возродиться до конца мира.

О сомнениях следовало доложить Властелину. А для этого — сначала выдержать нешуточное сражение с Тарис. Она всегда защищала Мелькора яростнее, чем волчица детенышей — не подступишься. Хотя как по мне — ему для восстановления сил гораздо полезнее было бы заняться делом, чем проводить время со вздорной женщиной.

6

Огненная кобылица готовилась скрыться за краем Небесного луга, и тени стали длиннее. Не просто тени, конечно, — пальцы Подземного хозяина, в которых тот удерживает мир. А отпустит — и рассыплется все вокруг на кусочки, негде станет жить людям, негде пасти овец.

— Слышь, Ульнир, а вдруг она когда-нибудь не вернется? — озабоченно спросил невысокий смуглый мальчишка лет шести, бросив рядом с костром охапку хвороста.

— Кто "она"? — паренек постарше, такой же приземистый и черноволосый, стоял на коленях, раздувая огонь.

— Ну... кобылица. Почему она убегает каждую ночь?

— Спит, небось, — пожал плечами Ульнир. — Мы же спим, и всякое зверье тоже, вот и ей надо. Дай-ка сюда мешок.

— А зверь этот... который всех убивает — он по ночам рыщет? — не унимался младший.

Старший хмыкнул, но все-таки быстро огляделся — на всякий случай.

— А посох тебе на что? Да и ножи у нас есть, — он постучал пальцами по торчащей из-за пояса рукоятке. — Отобьемся, не трусь.

— И вовсе я не трушу, — насупился младший. — Но Древние вот, говорят, не отбились. Многих черный зверь погрыз. Я на дереве сидел и все слышал, когда этот их... Кар...

— Карнион, — небрежно поправил Ульнир.

— Когда Карнион все рассказывал.

— Слушай, Ульт, — старший крепко взял его за плечи и развернул к себе. — Древние — они другие. Они воюют с Создателем, понял?

— Тогда почему мы якшаемся с ними?! — возмутился младший мальчик.

— Так Создатель велел. Они ведь тоже его народ. Только глупые. Он их первыми сотворил, на пробу, они и не удались. А потом обиделись, что мы лучше и Создатель нас больше любит.

— Если Древние — его народ, почему же на них зверь нападает?

— Чтобы сильными были, — наставительно сказал Ульнир. — Смелыми. Чтобы драться не разучились. А кто биться не умеет, того и съедят, и правильно.

Он подложил в разгоревшийся огонь ветки потолще. Потом развязал заплечный мешок и вытащил несколько земляных яблок, ладных, крупных, покрытых светло-желтой кожурой.

— Славные уродились в этом году, — улыбнулся Ульнир. — Прогорит костер — закапывай в угли. А я пойду на овец гляну. Что-то беспокоятся.

7

— Властелин, что произошло в Тронном зале?

Вопрос я задал напрямик: Мелькор выглядел непривычно рассеянным, даже неуверенным. Словно прислушивался к чему-то. Или пытался принять решение, не имея достаточных сведений. В таком настроении его и на откровенность могло потянуть.

— Так ведь тебе известно, Саурон, — удивился Вала. — Кое-что рассказали балроги, остальное ты вычислил. Нет?

Интересно. Когда это Готмог успел доложить ему о нашей беседе? Разве что мысленно, а то кто бы его сюда впустил! Таринвитис мне удалось выпроводить только что, и с большим трудом. Явись к нам под стены армия Амана, эта упрямая майэ, пожалуй, и Оромэ с Тулкасом велела бы подождать и "не беспокоить Властелина по пустякам".

— Они ничего мне не говорили, — пояснил Восставший. — Но я знаю тебя. Ты давно все выяснил.