Зовущий из тени

Теперь девочка оказалась в длинном зале с темно-серыми колоннами, между которых поблескивали большие зеркала. Зеркала! Наконец-то она причешется!

Орри аккуратно поставила котел на пол посреди зала. Ничего, она быстро. Каша не успеет сильно остыть.

Девочка подошла к зеркалу — и не вскрикнула только потому, что дыхание перехватило. Она была теперь тощей, словно дикая кошка. Выданное жрицами синее платье висело мешком — смотреть противно. Да и собственная одежда Орри едва ли спасла бы положение. Лицо цвета сухой земли, круги под запавшими глазами, совсем как у той жрицы на кухне. А волосы... девочка жалобно всхлипнула: прямо над правым ухом красовалась абсолютно седая прядь, удручающе заметная на фоне темно-каштановой шевелюры.

Это оказалось последней каплей. Орри без сил опустилась на пол и разрыдалась, оплакивая все сразу: свою загубленную красоту, пропавшего друга, пережитые ужасы, бросившую ее Лирсли, зал Служения, который непонятно где искать, и то, что ее не пускают к маме.

— Кештиора? Что ты здесь... Орри, что стряслось?!

— Меня... — увидев склонившуюся над ней Лирсли, девочка разревелась еще безутешнее. — Ме... меня теперь ник...кто заму-уж не возьме-ет!

— Вставай, — решительно потребовала жрица, схватив Орри за руку и потянув вверх. — Все с тобой будет в порядке. Прекрати, слышишь?!

Девочка послушалась — больше от навалившейся усталости — и поплелась вслед за Лирсли в "свою" комнату. Покорно легла на кровать, равнодушно глядя в потолок.

Прохладная рука коснулась лба.

— Ну, вот, жар.

Лирсли задумалась.

— Заразиться ты не могла, неоткуда. Но больше не реви: некому сейчас за тобой ухаживать, если расхвораешься. Поняла? Посмотри на меня.

Орри перевела пустой взгляд на жрицу.

— Ты из-за прядки этой расстроилась? — смягчилась Лирсли. — Так дело поправимое: станешь раз в несколько дней мыть волосы отваром из корешков медноцвета, и ничего заметно не будет. Слышишь?

— А в пору Сна? — девочка немного оживилась.

— Впрок насушишь, — жрица откашлялась. — Медноцвет сорняк, его везде полно. И вот что, милая, пусть это будет наибольшей из твоих трудностей.

— Что в храме случилось? — Орри приподнялась на локте. — Куда все делись, тавхоэ?

— Беда случилась, — глухо ответила Лирсли. — Не хотела я пока тебе говорить, но видно, придется. Не только в храме — во всем городе.

— Буттак? — голос девочки дрогнул.

— Мшаная лихорадка, — женщина снова закашлялась, подошла к столу, взяла кувшин с водой, жадно сделала несколько глотков.

— Что это?

— Смерть, — просто сказала Лирсли. — И скверная. Мы делаем все, что можно, только...

— А моя мама? — Орри села, спустила с кровати ноги. — И папа? И братья, сестра...

— Не знаю, — вздохнула жрица. — В любом случае тебе придется пока остаться здесь. По крайней мере, жива останешься. И хватит бездельничать, дорогая. С завтрашнего утра будешь помогать Оэкки на кухне. Сейчас каждая пара рук на счету.

* * *

Как ни странно, весть о постигшем город несчастье помогла Орри взбодриться. Даже испорченная седой прядью внешность отошла на второй план. Теперь у девочки была цель — даже три. Во-первых, хорошо есть, чтобы как можно скорее стать сильной (а еще лучше — взрослой). Во-вторых, помогать жрицам, чем только получится. И в-третьих, в свободное время добраться до библиотеки и найти там все, что удастся, про эту мшаную лихорадку.

Работы на кухне оказалось хоть отбавляй: недаром долговязой Оэкки требовалась подмога. Надо было не только готовить и относить еду, а потом мыть посуду. Еще они делали лекарства: и для больных, закрытых в северном крыле храма, и для здоровых, которые почти не спали, творя священное таинство, чтобы призвать Вастарну и упросить спасти город.

Возиться с мазями и отварами оказалось неожиданно интересно. Орри старательно отмеряла ингредиенты, толкла в ступке, перемешивала, варила, процеживала и остужала. А сама жадно запоминала рецепты: это вам не пирожки печь да заказчикам разносить. Лекарство приготовить и правильно применить — дело непростое, не всякий справится.

Было, правда, в ее новом занятии и кое-что неприятное: ходить в северное крыло. Ну, то есть внутрь туда Орри, конечно, не совалась: оставляла пищу и снадобья возле двери, чтобы их забрали. Но даже сквозь наглухо закрытые створки проникал тяжелый запах, и девочка старалась пореже дышать и не прислушиваться: ей все казалось, что она вот-вот услышит стоны или еще что похуже. И она ставила посуду у двери и забирала использованную, хватая ее через тряпку (Оэкки объяснила, что так не заразишься), а потом котлы и кувшины, принесенные из северного крыла, несколько раз окатывали кипятком.

Свободного времени у Орри оставалось совсем немного, и все же она отыскала библиотеку. Чернокосая Айха, к удивлению девочки, оказалась на месте. Молчаливая, сосредоточенная, она листала книги, перебирала свитки в надежде найти средство от постигшей город напасти. Едва взглянула на Орри, кивком разрешила остаться: знала, помнила по прошлой, благополучной жизни, что эта девчонка умеет вести себя тихо, не помешает, да и к книгам аккуратно относится.

Цель должна быть одна. Кто в оба глаза добыче метит, обязательно промахнется. Орри помнила древнюю мудрость. Но попробуй выбери, что искать в огромном хранилище: то ли про то, как жуткую хворь изгнать, то ли — как буттака извести и попавшего к нему в плен человека вызволить. Вот девочка и просматривала все подряд, не зная, сколько у нее времени: вдруг к моменту, когда жрицы победят болезнь, для Роуна уже окажется поздно. Да к тому же, из храма все равно не выйти, пока не отыщутся оба средства. Орри старательно убеждала себя, что отыщутся: иначе было слишком уж страшно.

Мшаная лихорадка, или мшанка, случается от дурной воды, говорилось в одном манускрипте. Если вода загниет, испортится, те, кто ее отведают, станут гнить тоже. Сперва у них начинается жар, потом тело наоборот холодеет, а на коже появляются влажные зеленовато-серые шелушащиеся пятна, похожие на мох, покрывающий камни, лежащие в низинах и вблизи от воды. У больных выступает скверно пахнущий пот, иные из них впадают в ярость и набрасываются на каждого, кто приблизится, не узнавая ни друзей, ни близких. Но в конце концов все впадают в беспамятство и за пять-семь дней умирают. Иногда и быстрее, если им не давать питья. Изредка — примерно один раз на дюжину — захворавшие выздоравливают. Некоторые — полностью, другие остаются увечными: кто слепнет, у кого ноги отнимаются или язык. А бывают и такие, к кому зараза вообще не липнет, даже если они живут среди больных и ухаживают за ними. Но если такой человек уйдет из пораженного мшанкой поселения в другое, то на новом месте вода тоже обязательно загниет.

В другом трактате было написано, что всему виной иркисхи, причем всегда полосатые: бурые не переносят заразу. Сначала этих зверьков становится необычно много, потом они начинают дохнуть, и если это происходит неподалеку от селения, то там появляется мшаная лихорадка.

Третий автор утверждал, что мшанка — это кара богов, и поражает она только недостойных людей. И пытаться найти от нее средство — значит, бунтовать против Создателей. Единственный выход — смириться и принять свою судьбу. Кто умрет, того боги простят и даруют счастливое посмертие. А кто невиновен и чист душой, того болезнь стороной обойдет, ну, или в живых оставит.

В четвертом тексте были скрупулезно описаны все известные случаи появления мшанки. Истории были удручающе однообразные: часть жителей, узнав о поветрии, успевала разбежаться, причем многие умирали в пути, а остальных, даже здоровых на вид, убивали в первом же селении, опасаясь заразы. Кто-то прятался в лесах, выжидая, пока мор пройдет (обычно мшанка шла на убыль к зиме, а если холод был такой, что замерзала вода, хворь исчезала полностью). Другие же скрывали, откуда пришли, и нередко приносили болезнь с собой, так что мшанка расползалась, как лесной пожар, опустошая одно селение за другим и обходя стороной только укрепленные города, к которым чужаков не подпускали ближе, чем на выстрел.

К удивлению Орри, сведений о том, как победить мшаную лихорадку, попадалось мало. В основном авторы советовали ждать зимней стужи (в тех землях, где бывает мороз), уходить от людей и пережидать опасность в одиночестве, укрываться за стенами крепостей и никого не впускать или же молить богов о помощи. Считалось, что спасти людей от болезни может или Вастарна, Мать всего сущего, или быстроногая Лайссика, очищающая воду, или Ниральго, Повелитель холода, способный поразить заразу своими ледяными стрелами. На тщательном перечислении песнопений, жертв и ритуалов, необходимых, чтобы задобрить Создателей мира, Орри начала клевать носом и в конце концов крепко уснула, уронив голову на развернутый свиток.

Проснулась она сама: спина и плечи затекли от неудобной позы. И тут же вскочила: за широкими застекленными окнами было светло, а значит, Оэкки уже вовсю трудится, и без помощницы ей приходится туго. Орри бережно сложила недочитанные книги и свитки и помчалась на кухню.

Не там надо искать, думала она, прилаживая котел над огнем. Нужны рецепты снадобий. Вастарна почему-то не хочет прийти на помощь: вряд ли жрицы нарушили ритуал или не знают правильных песен. А у Лайссики и Ниральго в Северной Данмаре храмов нет. Вот только обязательно ли нужны храмы, чтобы дозваться богов?

Освободившись и наскоро перекусив, девочка вернулась в библиотеку и продолжила поиски. Рецептов нашлось немного: вместе с теми, которые удалось раздобыть Айхе, всего полдюжины. Орри тщательно скопировала их и на следующее утро гордо показала Оэкки.

— Позови Лирсли, — озабоченно велела долговязая жрица, пробежав записи глазами. — Только не шуми, не отвлекай никого.

Наконец-то Орри представился случай сунуть нос за расписную дверь! Девочка, конечно, сначала честно постучала... точнее, тихонько поскреблась: ей же велено было не шуметь. Она немного подождала, но никто не откликнулся, и тогда Кештиора потянула за массивную ручку и осторожно скользнула внутрь.

Она ожидала увидеть комнату или скорее зал, но внутри не было ничего похожего. Ни пола, ни стен, ни потолка. Кажется, что ты паришь в воздухе — прозрачном и звонком, словно в морозный день зимой. Но здесь не холодно. Правда, и тепла ты тоже не чувствуешь. Есть только голоса — глубокие, сильные голоса, творящие Песнь, в которой не разобрать слов, но чувствуется такая мощь, что дух захватывает, а на глаза наворачиваются слезы. Есть музыка — и она не просто звучит, она материальна, она пронизывает пространство множеством ярко-голубых, густо-синих, белых и темно-лиловых нитей. Нити сплетаются и расходятся, свиваются кольцами и спиралями, а между ними вспыхивают колючими огоньками серебристые искры, скользят, собираются в крошечные созвездия и снова рассыпаются, словно какая-то сила отталкивает их друг от друга. И не поймешь: то ли это иной мир, то ли живое существо, странное и непостижимое, то ли невероятный красивый сон, который ты даже не сможешь рассказать никому, потому что не найдешь слов.

Орри стояла — или висела в воздухе, — начисто забыв, зачем она явилась сюда, но потом чьи-то пальцы сомкнулись на ее плече, и девочка почувствовала, что ее тащат куда-то вбок и назад. А потом перед глазами все поплыло, и от невыносимо громкого звука закрывшейся двери заложило уши, и музыка смолкла, и с ней как будто исчез, обрушился в темноту весь мир.

— Дыши! — Орри потрясли за плечи. — Дыши, Кештиора.

Девочка закашлялась, осторожно перевела дыхание и открыла глаза.

— Не надо было туда заходить, — сердито сказала Лирсли. — Если продолжишь вот так очертя голову соваться везде, не доживешь до совершеннолетия, ясно?

Орри только кивнула, не решаясь спросить, что же это такое было за дверью.

— Меня Оэк... Хранительница огня за тобой послала, — спохватилась она. — Я рецепты в библиотеке нашла. Ну, то есть мы с Айхой. Как мшаную лихорадку лечить. А тавхоэ Оэкки сказала: надо тебе показать.

— Иди вперед, — отрывисто приказала жрица. — Скажи ей: я скоро буду.

Лирсли пришла не одна. С ней явились Дивильда — когда-то кругленькая и румяная, а теперь бледная и исхудавшая почти до неузнаваемости — и еще одна незнакомая Орри черноглазая девушка.

Оэкки молча протянула Лирсли исписанные листки.

— Истолочь собранные в Ночь Перерождения ягоды голубой тны, — прочитала та вслух, — добавить отвар липкого корня, три дня настоянный на почках архоя, пригоршню бычьей крови и две щепотки измельченной крумлы. Если дать это снадобье только что заболевшему человеку, он исцелится, а если здоровому, то мшанка не пристанет к нему. Аштея, что думаешь?

— Крумла и липкий корень у нас есть, — ответила черноглазая. — Бычью кровь достать легко. Но архой давно отцвел, свежие почки появятся лишь в начале поры Пробуждения. К тому времени будет поздно.

— Там еще есть, — робко подала голос Орри. — Это только первый рецепт.

— Высушенная печень стирхоя... — Лирсли покачала головой. — Так, это можно сразу пропустить. Хм... тина из озера Алхротта, собранная на закате в конце поры Пробуждения... далековато и до озера, и до Пробуждения. Кора астварна, вымоченная в течение двух Перерождений... мимо, не успеем. Крылья бабочек скоуи... Аштея?

— Живых бабочек? — уточнила та.

— Кештиора?

— Живых.

— Тогда не получится, — вздохнула черноглазая жрица. — Уже почти наступило время Сна. Скоуи, хоть и живут в теплых краях, откладывают яйца в середине поры Увядания и сразу после этого умирают. А пока вылупятся гусеницы, пока они превратятся в бабочек — к тому моменту их крылья нам уже не понадобятся.

— Ладно, — сказала Лирсли. — Остался последний вариант, если только Айха и Кештиора больше ничего не отыщут. Синий мох...

— Э-э... — покачала головой Дивильда. — С тем же успехом можно вернуться к рецепту с печенью стирхоя.

— Почему же? — возразила Оэкки. — Если действовать быстро и далеко не забираться, то вполне реально набрать мха, не нарвавшись на тварей. Что там еще, Лирсли?

— Яд лирмы.

— Ну... неприятно, конечно, и нелегко, но... — Аштея поморщилась, — по крайней мере, его можно собрать когда угодно, так ведь?

Лирсли кивнула.

— Корешки вегори, сушеные ягоды горной тны, свежие побеги змеехвоста... Оэкки?

— Этого добра у нас хватает. Я за крытым садом слежу, все растения там в порядке.

— Белая глина.

— Есть.

— Ларвинис... — Лирсли запнулась.

— Серебряная? — осторожно спросила Аштея.

— Огненная.

Наступила тишина. Жрицы переглянулись.

— Если только в горах Юго-Восточной Подковы, — неуверенно предположила Аштея. — Там климат достаточно мягкий, и ларвинис можно добыть. Но это как бы не на сам Артынг лезть пришлось.

— Лезть? — фыркнула Дивильда. — Тут разве что крылья отрастить...

— Портал, — подсказала Оэкки.

— Чтобы открыть портал, придется прервать Служение, — напомнила Лирсли.

— Так прерви, — жестко сказала Аштея. — До сих пор Великая Мать — да пребудет с нами ее благословение — не сочла нужным откликнуться на молитвы. Возможно, это снадобье — наш последний шанс спасти Данмару.