Линия разлома 2

Так и тут. Шел вагон, напали чеченцы — потому денег нет. А если не отдать две трети — больше таких вагонов не будут. А те деньги, которые ты закрысил — потом, когда поймают, засунут тебе в очко. Потому что сами деньги — ничего не значат, в чеченских горах ими только костер топить. Их надо поменять на валюту и вывезти. Или вложить. А тут — без русских никак не обойтись...

Но и треть от миллиарда — очень хорошие деньги. Особенно, если они не у тебя в кармане, а скажем, на счете в БОНИ, Банк оф Нью-Йорк.

— Беретесь или мне других попросить? — обострил мент

— Поговорим за столом.

Стол — накрыли прямо на капоте Нивы. Баранина — невкусная, потому что баранина быстро стынет, ее надо горячую есть. Лаваш, лук, консервированная черемша из банки. Водка. Боевики ели быстро, жадно. Проголодались...

— Ну, так что с вагоном? — спросил мент

— Тебе только бы хапать — с набитым бараниной ртом сказал боевик

— Это умнее, чем скакать как козел по горам. Все равно, далеко вы не уйдете. Надо с русскими мириться...

Боевик посмотрел на него.

— Не будь ты братом Асламбека...

— И что бы ты сделал? Если воевать с русскими — откуда брать деньги? У нас даже денег своих нет!

— Напечатаем...

— Напечатаем... — передразнил мент — как раз туалетной бумаги мало. Так берешься или нет, я не слышу?

— Асламбек тебе привет передавал. А вагон — не до того сейчас. Скоро такой вагон будет...

...

— Мамед тебе скажет...

— Скоро большая акция будет — сказал Мамед, единственный, кто не пил водки — очень большая акция. Надо будет людей собрать. Лучше всего у тебя.

— Сколько?

— Человек двести.

— Ва... на Москву собрались?

— Как угадал?

Мент оторвался от черемши.

— Вы это что... серьезно? Нас же тут...

— А нам Асламбек сказал, что тебе верить можно.

Сами эти слова, вроде как безобидные, на самом деле давали понять, что если они не договорятся — то живым он отсюда не уйдет. Чьим бы братом он не был.

И мент понимал — что та система круговой поруки, которая существовала до войны, когда за одного — поднимался весь род, с автоматами, и даже Дударик не мог ничего сделать — она ушла в прошлое. Теперь — многое определяет война, и ее логика. Убить — могут любого. В том числе и его самого.

— Мне верить можно — сказал мент — но я дело делаю. Если бы не я...

Один из боевиков покивал

— Мы знаем, брат. Ты много сделал для нас, и братьев от беды спасал, и денег немало дал. Но сейчас дело обстоит так — мы или они. Если сейчас не перехватить русистам глотку — они задавят нас. В горах — люди держатся из последних сил. Больше некуда отступать...

Мент покачал головой

— Я понял. Жалко все же вагон...

— Не переживай дорогой. Время придет, нам Русня будет вагонами дань грузить, да...

— Этот парень... — вдруг сказал Мамед-Микаил — как его зовут?

— Сережа.

— По-русски хорошо говорит?

— Хорошо. А что?

— Думаю, его с собой взять. Нам русские нужны — мало нас...

Мент досадливо стукнул кулаком по капоту

— Эх... вот и Алия осталась одна. Хорошо. Поговори с ним...

* Одно из сленговых названий миллиарда

Ростов-на Дону

Территория вертолетного завода

17 августа 2020 года

Продолжение

Мы все потеряли что-то

В этой безумной войне...

Крылья

— Получается, товарищ полковник (подбавил специально, вроде как уважение начальству) — Мамедов был в составе группы боевиков, захвативших Буденновск?

— Да, был — с неохотой сказал полковник — у него была отдельная группа. Его псевдоним был "полковник Микаил" С ним человек пятнадцать. Все — русские и русскоязычные, которые бы не вызвали подозрений в Москве. В Москве — по-видимому, у них было особое задание. Мне удалось бежать... женщина помогла. Вышел на своих. Они планировали добраться до Москвы, одна группа штурмом берет Останкино, другая — захватывает Белый дом. В Москве — к ним должны были присоединиться еще несколько десятков боевиков, из местных общин, для них — они везли большое количество оружия, намного больше, чем нужно было им самим. Идти планировали через Хасавюрт, и дальше — на север. После того, как я ушел — посчитали, что операция сорвана, но на всякий случай — прикрыли Москву и Ростов. А эти твари...

Я ничего не сказал. А что тут сказать.

— Я прочитал ваш рапорт. Вы уверены, что американцы попытались наладить с вами контакт...

— Да. Не знаю только — зачем.

— А сами как думаете?

Я задумался... тут главное не что сказать, главное — как.

— Я думаю, в США существуют разные точки зрения на то, что происходит на Украине. В конце концов, на Украине происходит много такого, что иначе как фашизмом не назвать. И те, кто помогает Украине — замазались в этом по самое не балуй. А должны существовать и конкуренты этих людей... в Пентагоне... в НТС... теперь это НТС. Следовательно, если они хотят убрать своих конкурентов — они должны найти грязь на них, а где можно найти эту грязь как на Украине. Я указал в отчете — отказ от попытки наладить контакты с американцами, узнать, что они хотят — было бы большой ошибкой.

— Ну... после того, что произошло в Риге, первым делом они хотят вас повесить... наверное. Причем не факт что за шею.

— Может, да. А может — и нет. Все зависит от того, насколько им нужна дружба с кем-то из нас.

— И вы готовы рискнуть? Даже с учетом, что мы не будем вытаскивать вас из Гуантанамо... или куда они вас могут забрать.

Я пожал плечами

— Жизнь это риск. Двух смертей все равно не бывать...

Полковник какое-то время сидел неподвижно... словно взвешивал что-то в уме. Потом — решительно поднялся из-за стола

— Идемте...

Толстая полиэтиленовая пленка, наскоро собранные конструкции каркаса, примерно такие, из каких делают полки в супермаркете, приглушенный свет многочисленных мониторов. Большой стол, он же — плоский дисплей, на котором сейчас карта Западной Украины со спутника. Почти бесшумно работающий цветной принтер, выдающий все новые и новые снимки, уже с результатами первичного анализа

...

— Лагерь М11. На сто пятьдесят человек. Полностью уничтожен, не восстанавливался.

Черным — земля, более светлым — дороги, лес, строения. Черная гать пожарища в лесу — прямое попадание ракеты

...

— Лагерь М26. На сто человек, мы его определили как место подготовки снайперов. Признан полностью уничтоженным, активно восстанавливается.

Фигурки людей, ломаная линия обрыва — в этом месте холмы переходят в невысокие Карпатские горы.

...

— Объект О-3. Трускавец, бывший санаторий Кристалл, определен нами как местный бандеровский штаб, определено наличие иностранных инструкторов. Уничтожен прямым попаданием ракет, по агентурным данным — двухсотых и трехсотых отправляли на Варшаву двумя С130. В настоящее время — организован новый штаб, место — санаторий Молдова.

Руины здания... это кто-то строил, для людей, для того, чтобы они тут отдыхали. Строила совсем другая страна, для совсем других людей... для простых людей, для работяг. Какое мы имели право разрушать труд людей?

А какое они имели право ставить там бандеровский штаб?

Кто бы нас помирил...

— Объект Д4...

Дальше... дальше... еще живы люди, которые жили в одной, общей стране. Они и подумать не могли о том, что ракеты, разработанные в Днепропетровске — будут угрожать Киеву, а воткинские — бить по Трускавцу.

И самое страшное — мы уже не представляем ничего другого, кроме этого. Я уверен, что и у украинских планировщиков — тоже есть карты, на которые нанесены наши города. И на них тоже — что-то наведено.

— Новый лагерь, присвоен номер М41. На двадцать — двадцать пять человек. По-видимому, после нанесения удара в рамках операции Листопад — они больше не рискуют создавать крупные лагеря. Несмотря на неудобство и большую потребность в инструкторах — они теперь не делают лагерей вместимостью более двадцати пяти — тридцати человек. Вот типовой лагерь — видео оперативной съемки.

Глухой лес, мало света, полог из ветвей, толстый ковер листвы. Палатки — выглядят как нарывы на земле, сверху — они полностью закрыты теми же листьями.

— Такие лагеря — удается вскрывать только по применении термодатчиков, они показывают наличие источников тепла. Спутники — такие лагеря не вскрывают. Таким образом, можно с уверенностью сказать, что далеко не все лагеря — нами разведаны и нанесены на карту.

Снимок. Пятерка парней — рой. Руки вскинуты в нацистском приветствии, один — встал на колено. У одного обращает на себя внимание магазин на его АКМ — очень длинный. Я его знаю — на сорок семь, марки Термохолд. Значит, прямые поставки из США или просто — доброхоты постарались. Послали в посылке. Еще у одного снайперская винтовка — похожа на Рем700, с глушителем серого цвета. Точно — спецназ.

Выпускники одного из таких лагерей.

Чем отличаются от них выпускники диверсионных школ ДНР? А тем, что бандеры — пидоры, а ДНР — за наших. Вот и все. Больше — это вам никто и никак не объяснит.

— ... операция Листопад пусть и привела к серьезным потерям личного состава и фактическому срыву летней террористической кампании — однако, не привела к полному разрушению террористической структуры, либо отказу от подрывных и террористических методов борьбы. Наоборот — в почтовый ящик одного из сотрудников УФСБ по Ростовской области подбросили колорадского жука и флешку. Из записи следует, что террористические группы УНА-УНСО объявляют нам открытую войну и предупреждают о начале террористической кампании в крупных городах РФ. Кроме того — зафиксировано прибытие в регион новых наемников и инструкторов из США, Турции, Великобритании...

Мы их. Они нас. И все — по кругу...

— Таким образом... следует признать, что несмотря на достижение тактических целей — коренного перелома в ситуации после реализации Листопада — не произошло.

— Ситуацию себе уяснили? — спросил полковник, когда мы поднялись с брифинга в его кабинет.

— Да. Только не понимаю, при чем тут я.

— Вы... вы довольно уникальный человек. Как с разведывательным, так и с контрразведывательным опытом.

— Прощу прощения. Мой разведывательный опыт исчерпывается парой острых акций. Это нельзя назвать опытом.

— И тем не менее. У большинства нет и этого. Вы же — курировали агентов, которые забрасывались на ту сторону границы, и их возврат.

Я ничего не сказал. Но подумал — что однажды возврат то обеспечить — я и не смог.

— Я предлагаю вам подключиться к операции Соловей. Вам, с вашим опытом — там самое место. А поскольку она ведется в основном в Москве — вы будете там, на виду... в том числе и у американцев из посольства.

Полковник достал из ящика стола еще одну фотографию, перебросил мне

— Он?

Он. Марк. Тот самый, которого подослали ко мне в Риге. Тот самый, благодаря которому мне удалось сбежать.

— Он.

— Марк Уильям Шоу. Запрошен как юридический советник посольства. Мы дали согласие.

Ну, вот. Теперь — все понятно. Откуда ноги растут и вообще.

— Он проворонил меня в Риге. Если бы это сочли провалом — ему никогда не светило бы назначение. Тем более юридическим советником.

— У него должно было быть высшее юридическое образование.

— Оно у него есть, думаю. Он представился как сотрудник ФБР.

— Ясно. Итак?

— Да.

— Вот и отлично.

У меня — были свои соображения насчет всего этого. Правда — я не хотел озвучивать их вслух...

Москва

Английский паб

19 августа 2020 года

Я нем, но ты слышишь меня,

И этим мы сильны

Виктор Цой

В Москве — у меня были старые знакомые...

Едва только бросив вещи на съемной квартире — я позвонил по телефону и договорился о встрече. Место для встречи выбрал мой контрагент, хотя я знал его — английский паб "Альбион", на Манежной площади, вход со стороны Александровского сада. Место считалось довольно демократичным, его изюминка заключалась в том, что тут могли коротать время как люди, работающие в Кремле, так и оппозиционеры, тусующиеся у Манежки. Они обычно занимали разные концы зала и старались не смотреть друг на друга.

Заведение было демократичным. Музыка — так и осталась хорошей, правда, несколько потяжелее, чем должно быть в стандартном английском пабе. Набор блюд — полностью, как в пабе, из изюминок — вишневое пиво. Несмотря на обеденный перерыв — столик мне нашелся, причем хороший, с удобными, мягкими креслами.

Едва я приземлился — в бар заскочил и Серега. Он однокашник, мы вместе учились... неважно где. Разница между нами была в том, что я терпеть не мог бюрократию, а он ее обожал... или удачно делал вид что обожает. Поднялся он высоко.

— Физкульт — привет — он плюхнулся напротив — слышал, тебя смертью храбрых

— Долго жить буду...

Подошла официантка. Я взял цыпленка табака, Серега — немного пастушьего пирога. Вместо пива — попросил воду Эвиан

— Служба...

— У меня тоже...

Когда долго не видишься с человеком... потом очень сложно начать разговор. Не знаешь, с чего начать, интересы разные.

Потрепались о старых друзьях. Потом — принесли жратву, мы вгрызлись в яства. Гудела музыка... вокруг — шумел многомиллионный мегаполис — и почти никому в нем не было дела до того, что всего в паре часов лета от него — люди вгрызаются друг другу в глотки, остервенело рвут друг друга на части. И умирают, истекая кровью...

— Ты знаешь, откуда я?

Серега кивнул, поедая пирог

— По Украине кто главный?

Он пожал плечами.

— Все. И никто. Занимается так Хрулев, но — постольку — поскольку. На него еще много навешено... на нас — тоже. Во.

...

— А что спрашиваешь?

— Как ты смотришь на прямой канал с американцами?

— То есть — прямой канал с американцами?

— То и есть. Как ты думаешь, я выскочил из плена?

Серега отставил пирог в сторону

— С этого места — поподробнее...

Зачем я играл в эту игру? Ну... затем что мог, затем что у меня были возможности. Затем что хотел помочь Сереге — а тот, вероятно, потом поможет мне — но это не главное. Главное — это то, что я тоже что-то должен дать американцам. И это "что-то" — канал на самый верх.

Дело в том, что Украина и то, что вокруг нее происходит — превратилась в большую кормушку для очень многих людей, в том числе и из моего родного ведомства. Война — это внеочередные звания, это неподотчетные деньги на агентов, это контролируемые и неконтролируемые потоки водки, оружия, наркоты. Нет, я никого конкретно не обвиняю. Просто с какого-то момента — война превращается в самоподдерживающийся реактор. И остановить его — не заинтересованы обе стороны. Даже если они одержат победу.

Что если одержим победу мы? Сколько земли нам не хватает от того, что у нас есть? А вот попилы и откаты на восстановлении, на беженцах — будут гигантские.