Солнца трех миров

Поселок лежал в руинах. Из кустов рядом, держась за поясницу и согнувшись, с кряхтеньем выбралась Машка. Следом показался Лысый с подобранной в лесу палкой. Что он собирался с этой палкой делать, осталось тайной, разве что хотел змею насмешить, но ведь змеи не смеются. Чуть позже к нам присоединился Вася — тоже с палкой и воинственным видом. Ребята привели в чувство Валеру, а я разыскал Дашу, которая сидела в ближних кустах, сжимая в руке газовый пистолет, и горько рыдала над тем, что не отважилась выйти с этой штукой против анаконды. Лысый позвал Таню, она не откликнулась, и мы пошли ее искать. Долго не могли найти — как потом оказалось, далеко искали. А она заползла на два шага в заросли колючки сразу за поселком и там потеряла сознание.

Никто никого не упрекал, хотя все понимали, что полностью присутствие духа при появлении змеи сохранила только Машка. Вскоре все уже друг над другом подшучивали. Валера охал и держался за грудь, куда пришелся удар хвоста, но от других не отставал. Легче всего было Тане — она вообще ничего не помнила, и когда очнулась и увидела мертвую змею, очень удивилась.

— Ну что, будем змеюку пробовать? — спросила Машка, и только тут до нас дошло, какую прорву мяса мы заполучили.

— Тебе начинать, — сказал я. — Твоя ведь очередь испытывать еду. Но если хочешь, я тебя заменю. В знак благодарности за проявленную доблесть.

— Еще чего! — возмутилась Машка. — Как бошки рубить — так я, а как пробовать — ты почему-то. Нихрена себе ситуация! Нет уж, поем первой, как и положено по жребию. А вы — хе-хе! — денек подождете.

И она тут же принялась собирать обгорелые палки из разбросанного костра.

— А ты ела змей раньше? — полюбопытствовал я.

— А то, — сказала Машка. — Главное, что возни с ними немного. Отрезаешь голову, снимаешь шкуру, чистишь брюхо — ну и готовишь. Можно в листьях запечь, можно глиной обмазать и тоже запечь. А эту сейчас на шампурах пожарю.

Мы помогли Машке снять с анаконды кожу, что, учитывая вес змеи, оказалось совсем не просто. Внутренности утащили к болоту рыбе на прикормку, а мясо, нарубленное на куски, разложили прямо на земле, подстелив лопухов. Пригодится ли нам анакондова кожа и как ее выделывать, никто не знал. Машка намотала ее на длинный бамбуковый шест, сверху насадила змеиную голову, и вкопала шест между того, что осталось от хижин.

— Это другим для острастки, — пояснила она.

Лысый заржал как жеребец во время случки.

— Анаконды — это ж тебе не галки, чтоб их таким способом пугать!

— Много ты понимаешь, — ответила Машка. — Что в галках, что в змеях. Иди вон свои машины разбирай.

Весь день она готовила змею всеми тремя описанными ею способами, и еще коптила. Вдоволь наголодавшись вместе со всеми, соблюдать предписанную пищевым договором осторожность Машка явно не собиралась, постоянно пробовала на вкус то одну порцию, то другую, и к вечеру наелась почти до неподвижности. Мы смотрели на это, смотрели, да и не выдержали.

— Лучше помереть сытым, чем сдохнуть от недоедания, — сказал Вася. — Давайте присоединимся, пока наша победительница анаконд все не сожрала.

На вкус змея оказалась как курица, которую всю жизнь кормили рыбой. Однако такие нюансы мы ощутили уже потом, а сперва просто ели, и вскоре дошли до Машкиных кондиций, то есть нам стало лень шевелить чем-нибудь кроме челюстей.

— А ничего себе змеюка, — сказал Валера. — Танюш, тебе понравилось?

— Всю жизнь только змей есть буду, — ответила она.

— Я понял, для чего шест с головой и шкурой, — сказал Лысый. — Машка хочет анаконд не пугать, а приманивать.

— Типун тебе на язык! Вот приползет следующая, ты с ней разбираться будешь.

— И разберусь!

— Ага, особенно сейчас.

— Слушайте, давайте выходной сделаем, а? Все равно ведь никто не сможет работать завтра, все будут только есть и спать.

— Давайте. Но палатку все равно надо переустановить сегодня. И на дежурство по очереди хоть плачем, но встаем.

— Кто первый?

— Тот, кто сегодня драпал от змеи быстрее всех. А это был ты, Вася!

Глава 4

Вместо одного дня мы отдохнули два, а Валера отлеживался четыре: змея его крепко приложила. Сперва он бодрился, но потом скис, и Таня за ним вовсю ухаживала. За следующую неделю мы восстановили хижины и достроили их, что всех порадовало: в палатке спать было душно даже с открытым входом, и мы решили пустить ее на гамаки, чтоб уберечься от муравьев и прочих ползающих насекомых. Крыши хижин покрыли в несколько слоев лопухами, выбирая те их разновидности, что имели самые большие и прочные листья. Нам казалось, что все сделано замечательно, однако первый же ливень выявил огрехи примененных технологий, и крыши пришлось перекрыть по-другому.

Помимо благоустройства поселка, главной заботой стало возведение вокруг него надежной ограды. По плану она выходила большой, так как охватывала все, что мы уже построили, и участки для того, что строить еще только собирались. Ближайшие к нам заросли жгучей колючки, кроме тех, что непосредственно прикрывали нас со стороны джунглей, сразу вырубили. Горючее к 'Ниве' быстро кончилось и транспорта мы лишились, а доставлять ветки в вязанках издалека оказалось сущим наказанием. Как мы ни защищали плечи и спину, шипы при ходьбе пробивали любую защиту, и распределение 'на колючку' стало у нас этаким кратковременным сухопутным вариантом отправки на галеры.

— Вот скажи мне, против кого эта зараза приспособилась так обороняться? — спросил я однажды Дашу, приволочив в поселок очередную вязанку жгучей гадости и сваливая ее на землю. — Кто и что ее может здесь жрать? У нее и листьев-то нет. Ветки прочные как железяки. Корни такие же — я проверял. Вокруг полно еды помягче. Странно, ты не находишь?

— Я думаю, она не отсюда, — ответила Даша.

— Как это?

— А так. Занесло сюда семена с какой-то другой планеты — ну вот как нас. Ты разве не замечал — колючка в этих джунглях даже смотрится не к месту. Как нездешняя.

— Пожалуй, ты права, — протянул я. Кусты колючки посреди другой растительности действительно выглядели чем-то чужеродным. — Но тогда, выходит, дырки для перехода сюда есть не только с Земли?

— Если я не ошиблась. Точно с вопросом родословных тех или других растений только генетики смогут разобраться. А нам зачем сильно голову ломать? Сам же говорил — надо поменьше думать об отвлеченных вещах.

— Дырки на другие планеты — вещь не отвлеченная.

— Может, и нет. Но нам ведь все равно не узнать, когда и с какого места колючка начала здесь распространяться. Ее семена с ветром откуда угодно могло принести. А самое главное — я не хотела бы оказаться в мире, откуда она родом. Здесь от нее натерпелась. Ты вот сейчас притащил вязанку, а мне ветки вплетать в частокол.

Еще больше, чем от колючки, нам доставалось от фруктов. Вскоре мы обнаружили в джунглях множество их разновидностей, но почти все они росли слишком высоко, а при попытках пробовать палые плоды, испытателей через раз прохватывал жестокий понос. Впрочем, от фруктов с веток понос нередко прохватывал тоже. Пять раз испытатели серьезно травились и лежали по нескольку дней. Наконец мы определили три сравнительно доступных и безопасных разновидности, а потом Вася с Валерой, отправившись на рыбалку, привезли сорвавшуюся с дерева в воду и пойманную ими мартышку.

— Пусть теперь она фрукты пробует, — сказал Вася, демонстрируя нам связанную по верхним и нижним лапам обезьянку. — Может, хоть отравлений больше не будет.

Поначалу для необычной добычи построили клетку из бамбука, на которой повесили табличку с надписью 'МОНа Лиза' (мартышка особого назначения Лиза). Но обезьянка так быстро и крепко к нам привязалась, что девчонки стали ее выпускать на волю. Она без конца бродила за ними, мешала шить гамаки или помогала таскать сучья для костра. В конце концов ее перестали запирать и стали спорить о достойном для нее имени. Ведь не подопытное животное уже, а почти равноправный член коллектива; и от отравлений обезьянка нас действительно уберегла, хоть не сумела защитить от периодических расстройств желудка. Какие только имена не предлагались, но ни одно не устраивало всех, а близкая к исходной кличка 'Джоконда' не нравилась Лысому, страдающему предубеждениями против Леонардо да Винчи. После долгого и азартного обсуждения с опасными переходами на личности, мартышку решили назвать Мартышкой. Чтоб никого не обидеть. И снова заняться уже работой, вставшей на половину дня.

Машка научилась ставить брагу из даров джунглей и постоянно ходила слегка навеселе. Она и нас угощала, однако быстро выяснилось, что сию продукцию никто, кроме самой Машки, потреблять не может, разве что Лысый. Но и он соблюдал меру из-за неизбежных проблем с пищеварением и лютого похмелья, настигавшего его на утро всякий раз, когда он вечером выпивал больше литра.

Трезвость давалась Лысому нелегко, он тосковал по холсту, и не в силах примириться с отсутствием возможности писать картины, принялся украшать высокохудожественной резьбой окружающие деревья. Для начала он вырезал портреты Тани и Даши, затем — всех остальных, а после стал составлять иллюстрированный резной каталог съедобных и несъедобных животных и растений, снабжая каждое изображение надписью, стилизованной под славянскую вязь. Чуть не каждый день мы ходили любоваться новыми шедеврами. Слушая наши искренние похвалы, Лысый немного успокоился. По его словам, когда он устраивал выставки на Земле, посетителей у него бывало и поменьше.

Соорудив две длинные лестницы, мы обследовали несколько деревьев-гигантов из сросшихся друг с другом стволов на предмет обнаружения пустот внутри. Идея устройства убежищ в естественных крепостях казалась очень заманчивой, однако себя не оправдала. Деревья, разрастаясь, действительно оставляли в средине пустоту и напоминали колодцы, дно которых было завалено толстым слоем листвы и трухи. Внутри оказалось жарко и душно как в парной, а прелая подстилка кишела червями, слизнями, насекомыми — и мелкими змеями, которые охотились на всю эту неаппетитную дичь. К тому же никто не мог поручиться, что в джунглях не водятся хищники, способные залезть в колодец, съесть нас и вылезти обратно.

Неделя проходила за неделей. Помаленьку все осваивались и уже легко определяли с первого взгляда, какие лианы годятся в качестве веревок, а какие нет; узнали, каких червяков и букашек любит болотная рыба; привыкли к неприятному свету большого красного солнца. Невидимое в джунглях, оно поначалу действовало на нас угнетающе, когда мы поселились возле болота и стали часто бывать на открытых местах, выходя на берег или плавая по протокам. Маленькое голубое солнце, более симпатичное на вид, радовало нас своим присутствием на небе не каждый день.

— Я где-то читала, что условия на планетах в системах двойных звезд должны быть плохими, — поделилась с нами Таня. — Времена года могут меняться раз в месяц или чаще, и погода будет как в аду.

— Посмотри вокруг, — сказал я. — На ад не похоже.

— Может, мы и не в системе двойной звезды, — сказала Даша. — Может, голубое солнце — на самом деле просто планета-гигант. Светит отраженным светом — и все.

— Без астронома не разберемся с тонкостями, — рассудил Валера. — Давайте лучше подумаем, как нашу планету назовем.

— А это, конечно, самое главное, — ядовито заметил Вася. — Без этого не проживем.

— Вася, ну почему ты такой бываешь? — возмутился Валера. — Подумай: открыть планету и никак ее не назвать?

— Мы ее не открывали. Мы вывалились на нее как сардельки из дырявой авоськи.

— Ну и что? Колумб вешал на уши лапшу испанскому королю, будто собирается открыть удобный морской путь в Индию, хотя на самом деле хотел найти вход в рай. В итоге случайно наткнулся на Америку, и все считают его первооткрывателем.

— Давайте назовем планету Гилеей, — предложила Таня.

— На ней наверняка не одни джунгли только, — возразил я.

— Да, но кроме джунглей мы тут вряд ли что увидим. Разве отправимся в кругосветное путешествие. Но в нашем положении и с нашими возможностями это маловероятно.

— Зато как интересно было бы!.. Ну, пускай будет Гилея. Возражения есть?

Возражений не было. Подумаешь, назвать планету. Это вам не Мартышке имя выбирать.

Разламывающая боль в коленях, локтях, запястьях и пояснице все еще часто мешала быстро заснуть, но в целом наши мышцы и суставы помаленьку крепли и адаптировались к постоянному тяжелому труду. Хотя и не так быстро, как хотелось бы.

Выращивание картошки у нас не задалось. Она не взошла ни на одной делянке, и Машка, раскопав лунки, обнаружила, что семенные клубни поел кто-то, живущий в земле. Так что все наше сельское хозяйство накрылось единым махом, и мы окончательно превратились в охотников и собирателей.

Иногда нам везло, чаще — нет. За все время мы истратили девять патронов, и все с немалой пользой, но мясо всегда кончалось слишком быстро. Охотились в основном на свиней и антилоп, добыли двух больших водяных крыс весом килограмм по пятьдесят каждая, несколько раз видели буйволов на водопое, но подступиться к ним с картечью не рискнули. Съедобных орехов пока не обнаружили, а на диете из одних фруктов, лягушек и рыбы сидеть бывало очень тоскливо.

Раз в неделю я принимался ухаживать за Дашей, но никаких успехов не имел. Через пару — тройку дней у меня пропадала охота напрягаться — до следующей недели. Я чувствовал, что нравлюсь ей, а почему она не хочет со мной хоть чуточку сблизиться, понять не мог. Оно конечно, у каждого свои комплексы, но из чего построены Дашины, для меня оставалось тайной. Будь я либером — прощупал бы ее, и все, а так приходилось оставаться при своих интересах. Неоднократно я клялся себе, что забываю про нее, да как забудешь, когда встречаемся сто раз на дню. И постоянно нарушал слово, что было легко, поскольку я клялся не вслух и свидетелей не было.

— Смотрю я на тебя и думаю, — сказала Даша, когда ей пришла охота поговорить по душам. — Вроде, не гнетет тебя ничто, всем доволен, да?

— Нет, — по-честному ответил я ей. — Я не всем доволен. Но эта жизнь все же лучше, чем та, которой я жил на Земле, сам не понимая, зачем.

— А здесь ты понял, зачем живешь?

— Тоже нет. Но пойму.

Даша фыркнула и отвернулась. Я тоже фыркнул, передразнивая ее, и задумался. Это в детстве хорошо читать 'Робинзона Крузо' и 'Таинственный остров'. А реальные робинзонады почти сплошь состоят из тяжкого отупляющего труда и жуткого однообразия, лишь изредка разбавляемого заметными событиями. Как оказалось, это справедливо даже в том случае, если ты оказался на другой планете и в большой компании. А что с этим делать, никто из нас пока не придумал.

Однажды Валера с Васей прибежали из леса возбужденные и сказали, что нашли пчел. В доказательство они предъявили несколько трупиков насекомых. Следующим утром мы втроем прихватили все пустые банки, отправились на место, прошли пять километров и осмотрели дерево, в дупле которого жили пчелы. Ствол оказался метра четыре в диаметре, а само дупло располагалось на высоте тридцати. Первые ветки начинались десятью метрами выше. С них к самой земле свисали лианы, но все они показались нам ненадежными, и доверять им свою жизнь никто не захотел.