Государь поневоле (2)

Люди Сыскного приказа хладнокровно выслушали это всё и предложили принести угли. Пётр внутри меня оживился, ожидая такое развлечение, но я его обломал. Крепко упаковав носителя в подсознание, я упёрся и сказал, что прощаю Фрица, коли он останется работать при нас в Преображенском. Пришлось даже поиграть в переглядки с Ромодановским. Выиграл только при поддержке Голицына и Зотова.

Перешли к Якову. Того оказывается тоже поместили на дыбу. И уже принесли не только розги, но и горячие угли. Верёвку через блок натянули слабо, поэтому Химик просто стоял со связанными и чуть поднятыми за спиной руками. Пытки он сильно пугался. Губы его дрожали, а глаза бегали круг комнаты, задерживаясь на палаче, розгах и жаровне. Увидев меня, Антон радостно рванулся навстречу, но тут же завопил. Кат потянул и легко оторвал юношеское тельце от пола.

Майор не посчитал зазорным самолично вырвать верёвку у палача и отвязать Якова-Антона. Распаляя в себе гнев, я надвинулся на Ромодановского.

— Почто же ты, князь боярин, без моего позволения сего отрока на дыбу наладил? Не я ли тебе сказывал, что ценен Яшка мне в добром здравии? Так-то ты волю государя исполняешь!

Боярин ничуть не испугался гнева царя. Он гнева и отца Петра не очень-то, видать, страшился, а тем более, малолетнего сына! Конечно, роста-то во мне пока мало, хоть и выгляжу постарше своих лет. Может со стороны это и смешно казалось, как ребенок пытается изобразить царский гнев, но мне тогда было всё равно. Я шаг за шагом надвигался на стоящую передо мной гору мускулов и жира под алым расписным кафтаном. Пока практически не упёрся ему в пузо. Заметил, что так я начинаю терять в своей значительности из-за того, что вынужден смотреть на него снизу вверх. Чуть задев его плечом, я повернулся и сел на единственный стоящий здесь чурбак. Тоже не супер положеньице — ноги еле достают до земли, но всё же, я остался единственным, кто сидел.

— Ты не гневайся понапрасну, Пётр Алексеевич. Греха большого в том, что повисел сей отрок на дыбе, нет. А наказания без вины не бывает. Невиновных у нас нет. Будет впредь осторожнее при царе новое зелье, да ракеты испытывать. — Пророкотал князь.

Судя по тому, как на его слова отреагировали Химик с Майором, я понял, что не мне одному послышались в речи боярина некоторые обороты, не характерные для этого века. Только Зотов почему-то оставался невозмутим. "Да, от попаданцев становится тесновато в этом времени!" Решился на тест:

— А ты, Фёдор Юрьевич, случаем славянский шкаф не продаёшь?

Ответ моментальный:

— Про какой шкап ты вопрошаешь, государь? Прости холопа своего, но не разумею я слов твоих.

И во взгляде у него ни тени узнавания — обычная тяжесть и сверление. Непонятно стало, может и не под вселенцем, а может и не хочет показывать это перед палачом и своими подьячими. Выставили всех посторонних и остались в тесной компании темпонавтов. Борис Алексеевич повторяет мой вопрос. Но Ромодановский отвечает уже раздражённо, показывая своё непонимание нашими действиями. Опасаясь эскалации, примирительно говорю:

— Довольно! Забудь о сём, князь боярин. Можешь спрашивать Яшку сам — мы помехой не будем. — Перевожу немного дух. Никто из присутствующих не решается прервать паузу. — Только никому более не сказывай, что он тебе ответит. Зело много, мню, охочих будет до знаний сего отрока. Ты ж матушку давно знаешь и батюшке верно служил. Тебе я верю. Тебе, да князю Борису, да Никите Зотову. А более никому! Вопрошай, а я же буду слушать, да ума-разума набираться — учиться умению твоему вопросы хитрые задавать.

* * *

Уже ближе к обеду мы, наконец, выбрались из подклета охранной избы. Ромодановский согласился с освобождением Брюса, хотя крови нам попил знатно. Я так и не смог определиться под вселенцем ли он или это у него наведённое от общения с Зотовым. Эти двое весьма сблизились после пожара. И хотя Фёдор Юрьевич дистанцию с дьяком держал соответственно своему положению, но было видно, что Никита Моисеевич входит в число его доверенных, близких людей. Я решил для себя принять за рабочую гипотезу, что Зотову пришлось открыться перед боярином во время сыска и каким-то образом убедить того в своей полезности мне и матушке. А матушке, как мне уже рассказали, будущий князь-кесарь был предан до самозабвения. Почему? Вот это тайна прошлой жизни царицы. Я был уверен только в том, что в той истории он пользовался неограниченным доверием Петра, а про государыню ничего не было. Ещё одно доказательство того, что либо это другой мир, либо никаким "историческим свидетельствам" верить нельзя.

Во дворе толпились мои "робяты". Практически все они — голубая кровь, из известных на Москве фамилий. Салтыковы, Языковы, Лыковы, Шереметевы и, куда ж без них, Стрешневы с Головиными. Шире всех были представлены Голицыны и Долгорукие (или правильнее — Долгоруковы). Правда, если последние были родными братьями, то клан Голицыных был весьма пёстр по родству. Достаточно сказать, что тут был не только сын Бориса Голицына, но, и его брат, и двоюродный племянник по матери, и, даже, младший сын самого Василия Васильевича Голицына, которого я никак не ожидал видеть в Преображенском. А царица откровенно смотрела на Алексея как на засланного казачка.

Потешные откровенно скучали. Дружбы между всеми ними, конечно, не было — разбивались по кучкам с учётом статуса родителей и интересов. Матвеев, как всегда, с младшими и незнатными баловался самолётиками. Долгоруковы с Андреем и Василием Черкасскими задирались к дворовым девкам и холопам. Голицыны вместе с Шереметевым и Салтыковыми степенно обсуждали вчерашние события.

Моё появление особо не поменяло их занятия. Разве что задиры перестали громко хохотать над какой-то проделкой младшего из "робят". Дисциплина была низкая. Без участия Петра мне были неинтересны обычные забавы с потешными, а те просто отбывали повинность при малолетнем государе, не проявляя и тени инициативы.

"Ничего недолго им такая халява будет ломиться. Вот за церковью плац уже заровняли, да песочком отсыпали. В понедельник должны прислать форму, тогда и займёмся настоящей "потехой". Для начала строевой подготовкой — вспомним и школьную НВП. Оптимально было бы Ивана Нарышкина с Урала вытащить, уж он сумел бы нам настоящий КМБ устроить. Голицыну-то не по возрасту и статусу будет, поди, с пацаньём бегать. Но это всё мечты несбыточные. Добро ещё если Майор программу под текущие реалии напишет, а то моего военного опыта надолго не хватит" — размышлял я, оглядывая своё воинство.

По лицею или кадетскому корпусу окончательно так ничего и не решили. Пётр с измены слез только вчера при пушечной пальбе и я его вопросами не терзал особо. Пустили дело на самотёк. Ребёнка очень впечатлили Брюсовы ракеты. Мои объяснения, что это всё не серьёзно для настоящей войны, разбивались о стойкое "Хочу!" носителя. Пётр, примирившись с мои присутствием и поняв, что немедленное слияние не грозит, а я сильно давить на него не намерен, вовсю тестировал пределы моего терпения. Ну что ж, пришлось согласиться на развитие "огненных потех". Для себя объяснил это тем, что пока забавы с шутихами могут быть полезны для прикрытия работ по новым порохам. "Церковь алхимиков, конечно, не любит, но против пороха не возражает. Вот и побалуемся лет пять-семь. Технологии отточим, не привлекая особого внимания. А там уже разберёмся, с какой стороны пушки заряжать. Пока же пусть командует потешными сам царь. Надо будет, то чего делать подскажу, но лезть в управление не буду".

Собрал "робят" и представил им Брюса как главного фейерверкера. Некоторые начали нос воротить от "немца" — морды боярские, но большинство благосклонно восприняло нового фаворита. Пошли толпой смотреть, как строят рядом с Театральной хороминой, выбитой мной под учебное здание, большой барак под казарму. Потом пошли в церковь на короткую службу, а затем в сад, где на новой веранде нам приготовили обед. Совместная трапеза с царём считалась одной из высших привилегий на Руси. Поэтому, хоть я и был не старший царь, никто из потешных это пропустить не смел. "Детки" терпеливо ожидали, кого и куда я посажу за стол — кто сегодня будет сидеть по правую руку, а кто в дальнем углу. "Неужели не догадались, что я каждый день их просто по очереди меняю?"

Но сегодня порядок был слегка нарушен, т.к. я посадил рядом "немца". Глаз его заплыл основательно, губы распухли и язык после допроса у Ромодановского не поднимался. Но Яков, пока обедал, мужественно терпел боль и старательно не замечал презрительные взгляды на его простую одежду. Я с удовольствием отстранился от управления, позволяя Петру насладиться "обедом с соратниками". А ребёнок первым делом взял и отдал Брюсу свой кафтан! Вот стыдобища мне! Такой большой дядька, а не догадался, как поднять статус новому фавориту!

Обедали пока при помощи слуг. Блюда приносили общими порциями и разливали или раскладывали прямо в столовой. Есть начинали "от младших", то есть с дальнего конца стола. Потом, через ближний круг, доходила очередь и до меня. И так все три перемены блюд. Пили только квас или морс — здесь пока выбор оставил. Все "робяты" свои порции доедали полностью — отсутствие аппетита вызывало подозрения в умысле на отравление царя. Допивали квас тоже весь. Каждая перемена блюд и окончание обеда подстраивалась под царя. Кто не успевал, тот всё недоеденное оставлял на столе. Но это также вызывало подозрения у соседей — вплоть до злобного перешептывания.

После обеда я выводил свой "гадюшник" на прогулку до дальнего угла дворцовой территории, где после моей "истерики", в течение прошлых выходных, построили капитальный туалет типа сортир-сороконожка. По своей монументальности он превосходил все виденные мной деревянные сортиры — серьезные брёвнышки и тёсовая крыша делали его больше схожим с блокхаузом. А узкие оконца походили на бойницы. Внутри там тоже всё сделал капитально и без экономии места. Ведь знатным особам и "на точку" без слуги сходить зазорно. Следовательно, и время на оправку у них уходило достаточно много. Потом возвращались в сад по шатрам, где стояли походные кровати для послеобеденного сна. Шли по берегу каким-то слабым подобием строя.

На половине обратного пути, на небольшом холмике, стояло несколько знатных бояр. Видно приехали вызнавать у матушки про вчерашнее происшествие и теперь смотрят, как царь тешится. Они старательно кланялись царю, который намеренно их игнорировал. Я подглядывал за всем этим украдкой, не мешая Петру наслаждаться жизнью.

Уже пройдя придворных, я краем уха услышал презрительно-насмешливое: "Салаги!". Заставлять Петра останавливаться не потребовалась. Он сам крутнулся и всмотрелся, кто это там посмел открыто потешаться. Подошёл он к боярам и стал пристально всматриваться в лица, переходя от одного бородача к другому. Мне почему-то вспомнилась сцена из какого-то фильма про Павла Первого — прям один в один, только одежда другая.

Поведение царя естественно не осталось незамеченным. Сановники притихли, ожидая дальнейших действий Петра. Все они слегка насупились и недовольно сносили глазное сверление. Лишь один из них, наиболее молодой смотрел слегка насмешливо. Он беззвучно, одними губами, повторил: "Салаги!", и поклонился. Я насилу сумел удержать Петра, страшно обиженного таким отношением.

— Ты кто таков? — Попытался вспомнить, где я видел этого боярина. Опа! Так это один из старших братьев нашей Марфы — Пётр, нет Фёдор Апраксин! — Пойдём Фёдор Матвеевич в шатёр, там расскажешь, почему такие слова насмешливые вслед мне посмел молвить!

Стоящие рядом с Апраксиным были ошарашены. Они переглядывались друг с другом, но что-либо сказать не решались. А как только мы отошли, то все бояре скоренько потопали обратно во дворец. Наверное, матушке ябедничать.

Фёдор шагал рядом со мной легко, постоянно оглядываясь кругом, как будто первый раз видел этот дворец и сад, и Яузу. "Робяты" царя не ждали и разбрелись по шатрам на сиесту. Остался только Брюс. Ну, а это как раз было на руку. Зашли ко мне в палатку, и я разрешил садиться. Гости не переставали оглядывать царский шатёр. Хотя ничего особенного тут не было. Стол, два походных стула и пара широких лавок, под узорчатой тканью и с подушками, да серебряный рукомойник с лоханью в углу. Мне Голицын сказал, что батюшка примерно так и обустраивал свой шатёр, когда ходил на поляков, да под Ригу. Ничего особенного для коренного москвича семнадцатого века. Осторожно забрал управление телом.

— Ну, что Потапов, как вселение? Успешно? — спросил я у Апраксина

— ...

— А, ё... — ну и далее несколько оборотов на русском и английском от Якова — Я ведь ещё на дыбе заподозрил, что не всё с тобой ладно Пётр Алексеевич! Что ж ты молчал!

— Погоди, Антон! — прервал Брюса другой вселенец — Ты кто? Генерал?

— Да нет Михаил, это вряд ли — слишком хорошо играет роль Петра. У Антонова так не получилось бы!

Короткое сожаление в голове: "Блин! Вот не хотел же я раскрываться поначалу! Теперь придётся объяснять". И я раскрылся. Полностью. Расписав весь известный мне расклад.

* * *

— Так значит ты аудитор Мартов Дмитрий. Засланный казачок. Ну как, отсюда стучать получается? — Потапов злорадствовал. — Как тебе без подготовки этот век?

— Нормально. Непривычно, необычно, но должность дюже гарна!

— Да повезло тебе, что Лида с Сашей мимо адресатов прошли! Болтался бы давно на стрелецких копьях!

— Ладно тебе злобствовать, Капитан! Не всё так плохо. Тем более и Майор с Учителем его поддерживают. — Включился в диалог Брюс. — Дмитрий, нас тут, случаем, не подслушают?

— Лишь "оберегатели" от Майора. А их молчание он гарантировал. Однако вы ребята таки держитесь больше местных реалий.

— ???

— Ну, имена и звания только от носителей. Да и субординация соответствующая желательна всегда. Забудетесь — будет здоровьем неловко перед аборигенами.

— Ты на что это, царска морда, намекаешь?

— Да вот на это, Миша, и намекает. Ещё разок его так назовёшь, и даже я от плахи не спасу! — это в шатёр неслышно вошёл Борис Голицын. — Ничего, привыкнешь. Я ведь привык!

— Майор?! Почему ты не в Гордоне? — Потапов вытер проступивший пот.

— У Димы спроси. Он последний уходил сюда. — Голицын сел на лавку.

— Я рассказывал, князь, ему. Не верит. Антону ты вчера уже всё объяснил, да? — Майор кивнул.

— А почему ты решил раскрыться? Ведь вроде просил всё в тайне хранить.

— Сам не знаю, Борис Алексеевич. Понимаешь, обидно Петру стало, глядючи на своих "робяток", от того, что я помочь не могу. А мне обидно вдвойне. Вот теперь Капитану и не отвертеться от командования "потешными". Антона они вряд ли воспримут, а если брат вдовой царицы и ближний человек будет их гонять, то это как бы нормально. Ребенку эта идея очень понравилась.

Видя недоумевающих Химика и Капитана, Голицын спросил меня:

— Дима, ты, что им про Петра не рассказал?

Я отрицательно мотнул головой. Пришлось вкратце изложить ситуацию с раздвоением личности. Когда я закончил, сидели молча минут пять.

— Слушай... го...сударь, — Потапову с трудом далось так поименовать меня — а у тебя выпить нет вина хлебного? Надо Ирочку помянуть.