Он положил мешочек на крышку деревянного ящика. — Просто хотел сказать спасибо.
— Сказал.
Он хмуро взглянул в темноту. — Не хочешь?
— Можешь оставить здесь.
— Так мы в расчете?
Она повернулась от края фронтона, лицо почти неразличимо в тенях. — Да. В расчете.
— Отлично. Думаю, мне пора.
— Хорошо.
Он подошел к открытому окну. Девушка стояла, опустив голову. — Доброй ночи, — сказал он просительно. — Спасибо.
Она отвела глаза, моргнув. — Доброй ночи.
Он медлил, понимая, что нужно уходить, но что-то мешало... Дорин чувствовал, что мог бы сделать еще что-то, но не понимал, что именно. И потому откашлялся, кивнул и ступил наружу.
— Будь осторожен, — вдруг позвала она. Дорин замер на краю водостока.
— Осторожен?
— На крышах нынче людно.
— Людно?
— Здесь Ночные Клинки из Кана.
Он засмеялся — тихо — услышав об этих персонажах сказок и слухов. Говорят, Ночные Клинки, слуги правителей Итко Кана, по слову короля летают во тьме, проходят сквозь стены и сражают его врагов. Он махнул рукой. — Просто сказки.
Ее взгляд был яростным. — Нет, это правда! Кан идет. Они здесь. Я видела... — Она осеклась, оглянувшись на мансарду, снова опустив голову. — То есть слышала... на рынке...
Дорин сознавал, что слишком редко прислушивается к разговорам на улицах, внизу. Понимал, что это неисправимый порок, что его сила порождает слабость. По натуре и выбору он сделал своей территорией крыши. Да, одинокий охотник. Дорин пожал плечами, признав: — Ну... я ничего такого не слышал, но... спасибо.
Уллара пробормотала, стараясь, чтобы он не слышал: — Берегись, мой Танцор, — и вошла внутрь. Еще крепче обняла себя, словно удерживая некую огромную взрывную силу. Тяжело уселась на ящик и начала раскачиваться, не поднимая лица. Наконец, не в силах сдержать растущее внутреннее давление, раскинула руки и оглушительно закричала, и все хищные птицы взлетели в воздух, отвечая этому воплю резкими охотничьими кличами, и пропали в темноте. Оставшись одна в клубящейся пыли, она упала на деревянный пол и свилась клубком, задыхаясь и плача.
* * *
Дорин пересек крыши Внешнего Круга. Это было не так сложно, как в иных крупных городах, Анте или Кауне, потому что пространство внутри Ли Хенга ценилось высоко и каждое здание налегало на соседние — фактически большинство домов строилось с общими стенами. Пробегая по острию конька отделанной свинцом крыши, он чуть помедлил, думая, что слышит клич хищника. Это его встревожило: ночные охотники, верил Дорин, всегда безмолвны. Он поглядел в усыпанное звездами ночное небо, на яркий серп луны, опустил голову и ринулся дальше. Эта дорожка должна была привести его к привычному объекту ночного наблюдения: двору в доброй трети пути по Кругу, поблизости от северных ворот. Там на обширных складах и площадках велась законная торговля лесом, глиной и кирпичом, как и многими иными материалами.
Однако предприятие это было в собственности Панга Похитителя детей. Здесь содержались дети со всей округи, ожидая решения своей участи: работать в шахтах, где мало кто доживает до пятнадцати лет; попасть в ядовитые дубильни и красильни, где умирают того быстрее — или в проституцию, чтобы ранняя смерть показалась им благом.
Он присел на плоской крыше соседнего рынка и вновь стал наблюдать за складскими постройками, приходом и уходом охраны и подручных Панга. Позади него голуби ворковали в многоярусных ротанговых клетях. Как попасть внутрь? Это было проблемой. Три раза он пытался и каждый раз бывал замечен издалека.
Дорин подполз к краю крыши, поглядев на освещенный факелами рынок. Главные здания были закрыты, но лотки торговали едой, в гостиницах и питейных домах дела только начинались — все выцеживали монету у гостей с северных Сетийских равнин. Он приготовился к долгому ночному бдению. Рано или поздно цель покажется. Ублюдок не сможет прятаться там вечно.
Ведь даже он слышал рассказы, обходя таверны и сидя в темных уголках.
Говорили, что Панг нанял нового мага. Одни описывали его как огромного колдуна с огненными очами; другие как дряхлого старца, согбенного под гнетом ужасов магических наук, искажающих саму душу; третьи считали его слабым шепотом во тьме, от коего кровь стынет в жилах. Люди клялись, будто он может убивать взглядом или словом. Называли разнообразные садки — Рашан, Д'рисс или Тюр; заявляли также, что это мистик-шаман или некромант с доступом в садок самого Худа.
Но в одной особенности все слухи сходились: маг явился из сожженной солнцем саванны южного Даль Хона.
Это был его человек, скользкий юнец. Проклятый мошенник может изображать старика, но Дорин знает лучше. Это он, тот, что надсмеялся над ним. Обманул и обокрал.
Но никому не дано превзойти Дорина Рава. Никогда. Такому хитрецу не будет места в числе живых.
Так что он уселся поудобнее, готовый к новому бесплодному дозору, надеясь хотя бы мельком заметить цель в многолюдных проулках рынка. Ночь становилась темнее, текли часы, голова его опускалась все ниже. Вдруг Дорин вздрогнул, осознав, что на углу крыши стоит высокая фигура — которой только что не было.
Он следил, совершенно замерев. Даже голуби успокоились в клетках. Руки медленно ползли по груди, нащупывая самые мелкие из метательных ножей в перевязях.
Большой бронзовый колокол Храма Бёрн отзвонил полуночный час. Фигура пошевелилась, раскрылись широкие крылья и существо скользнуло прочь, совсем без звука. Он тихо выдохнул и разжал руки — что это было? Просто птица? Высотой с человека?
Увиденное породило в нем нехарактерное беспокойство. Не потому ли в городе ползут также слухи о странных видениях, демонах, духах и летающих тварях? Виноват какой-то большой хищник, завезенный сюда и потерянный? Может, Уллара знает о нем, не спросить ли... мысль пропала, ибо с улицы внизу донесся новый звук: постукивание заостренной трости по камням мостовой.
Он вскочил и пробежал по краю крыши, всматриваясь в толпу. Он? В каком он может быть наряде? Парень был низкорослым — но эта палка! Что за глупое тщеславие разгуливать с тросточкой...
Кажется, он мельком заметил невысокого темного человека, но тот уже вышел из круга трепещущего света факела. Дорин добрался до края крыши и спустился по кладке в узкий переулок.
На рынке он зашагал быстро — не слишком быстро, но решительно — к северным воротам. Огибая гуляк и бродяг, вновь поздравил себя с удачным решением: одеваться только так, чтобы сойти за бедного труженика в поисках ночных увеселений — кальяна с д"байангом, может быть, или внимания дешевых проституток. Маскировка, скрытность и ловкость — вот главнейшие умения этого ремесла; одна ошибка, и будешь загнан в угол, и придется прокладывать себе путь ножом. Лишь глупец афиширует свое призвание.
Так он шел, уклоняясь от встреч с бандами надутых хенганских громил, никому не желавших уступать дороги. Вооруженная дубинками стража расчищала улицу перед господами и госпожами в роскошных паланкинах, коренастые носильщики обливались потом даже в ночной прохладе. Прошел мимо опустившихся уличных артистов из Анты: жонглеров, музыкантов и детей-танцоров. Вид ярко накрашенных девочек и мальчиков, звон дешевых браслетов на их руках и ногах вызывал неприятные воспоминания о тренировке в подобных условиях, ради укрепления физической формы и удобного прикрытия. Россыпь мелких монет лежала в щелях мостовой у шлепающих и крутящихся ног.
И все время он смотрел в восточную сторону, где толпа расступалась, пропуская кого-то слишком низкорослого, чтобы его можно было увидеть напрямую. Шел довольно медленно, как тот. Куртизанка показалась из открытой двери в веселом квартале, закутанная лишь в цветастые шарфики, знак ее призвания. Поманила его, чуть изогнув руку. — Восторги "Ароматного Мира" ждут тебя, мой чемпион.
Дорин знал таких: слишком стара, чтобы поддерживать череду стабильных клиентов, да и в "мадам" не угодила. Скоро будет просить подаяние на мостовой.
Он ухмыльнулся, уходя. — Моя милочка ждет.
Куртизанка фыркнула от презрения: — Милочка? Неужели вздохи и краснеющие щечки ублажат такого жеребца?
— Пути наслаждений разнообразны.
— Да — и я знаю их все. Побереги последнюю монету, приходи на заре и я подарю не только целомудренный поцелуй.
Дорин низко поклонился. — Не забуду тебя, о дарительница восторгов.
Ближайшие потаскушки заржали, слыша эпитет, более подходящий для наложницы короля. Да и сама женщина хихикнула, прикрывая рот рукой. — Такой негодяй! — крикнула она вслед.
Дорин шагал дальше, довольный разговором. Прикрытие. Всегда нужно прикрытие.
Он был уже у широкого бульвара, так называемого Северного Пути или Пути Равнин. И здесь проклял удачу, ведь ночь была довольно светлой, а прохожие почти отсутствовали. Он покажется на просторе, будто маяк в лунном свете. И он не может дожидаться какой-нибудь группы людей, чтобы слиться с ними — цель с каждый ударом сердца все дальше. Огорченный необходимостью, он вышел на бульвар пригнув голову, сутулясь, имитируя вялую походку курильщика д"байанга.
Добрался до глубокой тени и рванул бегом, надеясь заметить юнца. Вполне удачно, ибо тот стоял, всматриваясь в освещенную витрину магазинчика. Дорин скрылся в темноте и стал ждать. Наконец юнец направился дальше, весело помахивая и постукивая тростью. Дорин пустился следом. Дойдя до лавки, поглядел на множество амулетов и фетишей. — Что это такое?
— Чары против зверя-человека, славный господин. Многие благословлены храмами. Вам лучше бы носить хоть одну. Могу предложить...
— Я не уезжаю.
— А если стены падут?
— С чего бы им пасть?
Старик пожал тощими плечами. — Говорят о войне — кто знает, что может стрястись? Лучше приготовиться, верно?
Краем зрения Дорин видел гуляющего врага. — О войне говорят всегда. Думаю, хорошо для вашего дела.
Старик поджал губы, словно говоря: "Ну так давай, бросайся собственной жизнью". Дорин пустился дальше. Улица была узкой, тут не было открытых рынков и гостиниц. Немногочисленные витрины лавок едва светились на фоне доходных домов. Он потерял бы цель в темноте, если бы не стук трости по кремням мостовой. Свернул в боковую аллею и почти налетел на парня. Тот стоял неподвижно, спиной к нему, изучая ночное небо.
Потом повернулся. Дорин был изумлен, видя морщинистое лицо старца — маскировка была мастерской. Помятое лицо исказилось еще более, когда парень прищурился. — Итак... простая пехота. Кажется, таких здесь кличут палочниками. — Он предостерегающе воздел перст. — Ну, будь осторожнее. Знай, я работаю на...
— Мне чертовски хорошо известно, на кого ты работаешь, — оборвал его Дорин. — Что, не узнаешь?
Парень скосил глазки, все сильнее походя на хорька. — Не у тебя ли я купил башмаки? Если так, у меня претензия.
— Нет! — зарычал Дорин. — Я не... то есть... — Он вытер вспотевший лоб и понял, что уже держит свой лучший кинжал. — Все напрасно истраченные ночи, — пробормотал он вслух, удивленно. — А он даже не... — Дорин качал головой от собственной глупости.
— Это грабеж или ты остановил меня, чтобы болтать? — Парень положил обе руки на головку трости и вперился взглядом в ночное небо. — О, прошу, не говори, что увидел некоего бога в пятне на кухонном столе. Я реально занят.
Дорин отступил, как бы готовый уйти. И метнул кинжал, попавший в грудь, в область сердца. — Ты уже не занят, — сказал он, наблюдая, как глаза пораженного собеседника широко открываются.
Парень прижался к стене. Нахмурился Дорину, закашлялся, бормоча: — Это было... ненужно... грубо... — И скользнул вниз, сев и будто заснув.
Дорин присел на корточки рядом. — Так я проучил тебя. Никто меня не обкрадывает. Никто не думает, что лучше меня. Верно? — Он всмотрелся в замаскированное лицо. Слабое дыхание, бульканье крови на губах. Дорин провел рукой перед стеклянными глазами, не вызвав реакции. Отстранился. — Ну, поглядим, что при тебе есть.
Он сунул руку под плащ.
Внезапный яростный визг и острая боль отбросили его к противоположной стене, где Дорин встал, сжимая руку, сердце колотилось от испуга. На коленях парня сидела обезьяна. Сверкала глазами и махала лапами, скаля желтые клыки.
Дорин потряс рукой. Проклятая тварь укусила его! Что за лунатик бродит с обезьяной под полой? Но это была не обезьяна, а та тварь из могилы — нахт. Порода с проклятого острова Малаз. Он ушел в переулок, посасывая проколы на ладони. Поганая тварь едва не оттяпала большой палец! Что бы он делал? На выходе из переулка он помедлил, утирая лицо рукавом. Проклятая жара. На равнинах слишком жарко даже осенью.
Дорин перевязал палец носовым платком, туго затянув узлы. И обернулся, вглядываясь в темноту аллеи. Зубы сжимались так сильно, что раздался скрип; он зашипел от подозрения. Неловко достал второй кинжал и двинулся в переулок, пригибаясь, неслышно переступая на мягких подошвах.
Узкая аллея была пуста, если не считать мусора, битых горшков и обломков мебели.
Чуть позже городская стража была вызвана утихомиривать безумца, который ревет, воет и громит чужую собственность вдоль улицы Стекольщиков. Прибыв, стражники нашли только разбросанный мусор — цветочные горшки жильцов брошены о стены, все скамейки поломаны. Стража удалилась, не забыв потребовать мзду, которую жители неохотно передали, чтобы в следующий раз дозорные явились вовремя.
Глава 2
В медовых лучах ранней зари жрецы и служки бесчисленных храмов Ли Хенга шагали, босоногие, по широким проспектам и дорогам города. Большинство несло медные чаши для подаяний, а самые бедные из блаженных держали перевернутые плетеные шляпы. Владельцы лавок ожидали на порогах, опуская в излюбленные ими чаши небольшие свертки с пищей. Шелк наблюдал бесконечный ритуал, готовясь к приходу двух сотрудников — городских магов, Дымокура и Королла. Он стоял на главном проспекте храмов, Улице Богов. Эта извивающаяся улица шла вдалеке от стены Внешнего Круга, была отдана множеству богов, демонов, духов, нежити и прочих иномирных стражей квонских земель.
Даже в такой ранний час поклонники заступили все обочины. Они несли дары к различным храмам, алтарям и святилищам: завернутые в листья горсти риса или теплых овощей, венки из цветов, свечи, благовонные палочки, бутыли дешевого алкоголя и полотнища с молитвами, коими увивают стены храмов и углы алтарей.
Возвышаясь надо всеми, раздвигая толпу не хуже боевой галеры, показался внушительный Королл. Его считали полукровкой — Теломеном или Тоблакаем. Великая чаща спутанных немытых волос висела по плечам. Косые лучи света бросали странные тени на лицо, будто переломанное и слепленное заново в необычных пропорциях; кожа лица чужеземца кишела символами и знаками. Многослойный наряд закрывал тело, будто палатка; из этой массы торчала покрытая каменными мышцами рука, сжимавшая посох размером под стать владельцу.
Маг, лишь отчасти принадлежавший расе людей, встал около Шелка, с грохотом опустил посох и сжал древко обеими руками. Они оба смотрели на скромное, потрепанное временем строение.
