Хмель и Клондайк

Именно поэтому я им не торговал. Я переплавлял порошок в слитки и чеканил серебряные трёхрублёвки — те самые "Соболя". Ничего особо сложного в этом не было, вся моя ценность для Платона заключалась в том, что у меня были штампы, а у него их не было.

В очередной раз переворошив перловку на противне, я переставил газовую горелку под тигель и достал из картонной коробки штампы, намереваясь установить их в пресс, но прежде чем успел это сделать, в дверь постучали.

— Дядя Слава! — прокричал Иван Грачев. — Из госпиталя звонят!

Я оттянул с лица респиратор и раздражённо ответил:

— Пусть на трубке висят! Сейчас поднимусь!

Из госпиталя мог звонить только лечащий врач, поэтому я закрыл коробку с серебряным порошком герметичной крышкой, погасил горелку и вернул на место стеллаж, закрыв проход в потайной закуток. Затем снял с огня противень, выключил вытяжку и уже без респиратора выбежал из задымлённого помещения. Запирать подвал на это раз не стал.

Когда поднялся в бар, Иван разносил пиво, снятая трубка лежала на стойке рядом с телефонным аппаратом. Поднял её и осторожно произнёс:

— Алло?

— Слава? — послышался женский голос. — Я через час заканчиваю, встретишь меня?

— Разумеется, Ирина Сергеевна, — улыбнулся я. — Сходим куда-нибудь?

— Домой, — отрезала девушка. — Приготовлю что-нибудь на ужин, а потом завалимся спать! На работу с утра.

— Решено. — Я взглянул на часы и объявил: — Через час у тебя.

— Буду ждать.

Раздались короткие гудки, я подозвал Ивана и предупредил:

— Бар сегодня на тебе. Завтра можешь прийти попозже. Хорошо?

— Не вопрос.

Я хлопнул здоровяка по плечу и поднялся на второй этаж. Отпер дверь, неким наитием уловил призрачное давление и проговорил кодовую фразу. Защитное заклинание отключилось, тогда уже прошёл в свои апартаменты. Комната, спальня, закуток бывшей ванной.

Ещё две комнаты выходили окнами на другую сторону; их я не использовал, оставив на случай, если вдруг решится переехать Ирина. Но та снимала квартиру прямо напротив городского госпиталя, где работала, и вовсе не горела желанием менять место жительства. Да я и не настаивал, ведь в этом случае пришлось бы возить её на работу. От прогулок по заброшенному району иной раз становилось не по себе даже мне.

Пройдя в комнату, я бросил на диван пропахшую дымом фланелевую рубаху, достал из платяного шкафа точно такую же только чистую и поднял лакированную крышку массивной радиолы. От старинного аппарата остались только стенки, внутри стояли бутылки.

Взял одну с пробкой, залитой синим сургучом, налил в широкий бокал двадцать грамм арманьяка "Делор Экс-О", постоял перед затянутым инеем окном, выпил. По телу немедленно разошлось приятное тепло.

Оставлять недоделанной работу не хотелось, но, честно говоря, я был рад поводу выбраться из дома и хоть немного развеяться. Устал. Да и голова разболелась, несмотря на респиратор.

Сунув в карман штанов коробок с последним набором из семи пилюль, я прицепил на пояс телескопическую дубинку, усиленную кое-какими хитрыми, пусть и не летальными заклинаниями. Помимо неё прихватил с собой массивный электрический фонарь со стальной ударной кромкой и парой чрезвычайно полезных заклинаний: "Ультрафиолетом" и "Сверхновой". Первое поражало чувствительных к солнечному свету тварей, второе в несколько секунд сжигало диод, ослепляя яркой вспышкой противника. Паранойя? Да нет, жизнь такая.

Я спустился в бар, незаметно передал Ивану "Шершень", предупредил его:

— Всё ушёл, — и направился на выход, попутно здороваясь с завсегдатаями. На выходе натянул на голову вязаную лыжную шапочку, накинул поверх неё капюшон и решительно шагнул в сумрак зимнего вечера.

Середина декабря, солнце ненадолго поднимается над горизонтом и сразу валится обратно, но на улицах светло. Нет, действительно — светло. И фонари у контор и магазинов горят, и снег свою роль играет.

Зима — тёмное время года? Возможно в тех благодатных местах, где даже в декабре не устанавливается снежный покров — это и так, а у нас круглые сутки светло. По крайней мере, незамеченным из темноты никто не выскочит, если сам по развалинам шастать не станешь.

Я и не стал. В обход нашего особняка вышел на протоптанную вдоль Красного проспекта дорожку, натянул тёплые вязаные перчатки, с внутренней стороны обшитые замшей, и зашагал к госпиталю.

К вечеру заметно похолодало, дыхание вырывалось клубами белого пара, злой морозец прихватывал ноздри. Но людей на улицах хватало. По-прежнему стояла длинная очередь у колонки с питьевой водой, толпились на блошином рынке припозднившиеся покупатели, расходились от офисных пятиэтажек обитатели тамошних контор. Дружинников так же хватало. Пока шёл, заметил пару автомобилей характерной сине-белой расцветки и три пеших патруля.

Моя Дружина меня бережёт? Хм... можно и так сказать.

Дойдя до узенькой дороги, уходящей к Западным воротам, я свернул с Красного проспекта и направился к темневшей вдалеке громаде штаб-квартиры Лиги. Обнесённый высоким забором комплекс зданий бывшей женской тюрьмы заставлял нервно ёжиться, приближаться к окружавшему его пустырю не хотелось. Впрочем, этого сейчас и не требовалось.

Когда проходил мимо зала игровых автоматов "Captain F." — подвыпившая компания на крыльце притихла, но цепляться не стала, — и я спокойно свернул во дворы. Там уже никаких тёмных подворотен не было и в помине, светили фонари, катались с залитой снежной горки дети, стоял у ворот госпиталя фургон с эмблемой отряда самообороны Лиги — нарисованным через трафарет комаром. Образцово-показательный квартал, да и только.

В самом лечебном заведении две крепкого сложения девушки-охранника в одинаковых кустарных бронежилетах с деревянными жезлами и пистолетными кобурами на ремнях форменных брюк оглядели меня с головы до ног, не сочли достойным внимания и вернулись к прерванному разговору.

Подходить к регистратуре я не стал, снял шапку, расстегнул куртку и уселся на скамью с обшивкой из дерматина, пестревшей многочисленными ножевыми разрезами. Только посмотрел на часы — и сразу из служебного коридора появилась светловолосая девушка лет тридцати в длинной беличьей шубе с капюшоном, тёплых сапогах и меховой шапке.

— Ты пунктуален, — поцеловала она меня в щёку.

— Точно не хочешь никуда сходить? — спросил я, распахнув дверь.

— Не хочу, — подтвердила Ирина. — Пойдём ко мне! Я курицу приготовлю.

— Пойдём.

И мы пошли. Поужинали и занялись тем, чем обычно занимаются на свиданиях взрослые люди, не обременённые моральными обязательствами перед третьими лицами.

Легли спать? Именно. В итоге мы действительно легли спать.

Коля Клондайк. Чуть больше чем за год до событий

— Вот так, давай, уже лучше, — я почувствовал чью-то руку у себя на лице.

Кто-то похлопывал меня по щеке, словно настойчиво требуя проснуться.

Полное онемение всего тела. Боли нет, но и не чувствую ничего. Во рту какой-то странный привкус, словно смесь свинца и хвои.

На чем-то мягком лежу, вроде как.

Открыть глаза? А почему бы и нет?

Открыл.

Платон, Дмитрий и еще какой-то парень, худой, с редкой бородкой, длинные волосы убраны в хвост. На нем свитер, толстый, с воротником под подбородок... и еще пальцы худые, длинные, как у пианиста, в пальцах какой-то флакон с золотистой жидкостью.

У Дмитрия вид неуверенный и перепуганный. "Дружественный огонь"?

Попробовал глубоко вздохнуть — получилось. Нормально, без особой даже боли.

— На, дыши еще, — сказал худой, сунув флакон под самый нос. — У тебя там крови в легких литра два еще, надо дочистить.

Флакончиком? Ну-ну. Но вообще я эти два литра как-то не ощущаю. Слабый — да, немного болит в самой середине грудины, но дышу, не хлюпаю.

— Да нормально, вроде, — прохрипел я или скорее даже прокаркал.

Платон с Дмитрием вздохнули хором. Потом Дмитрий сказал, явно смутившись:

— Слыш, Коль, ты извини что так... я не понял сначала где кто.

— Ага, я сам не в курсе был, — как-то не очень понятно поддержал его Платон.

— Не в курсе чего?

Платон махнул рукой, явно не горя желанием углубляться в подробности, просто сказал:

— Подвели к нам тех двоих, выходит. Привалить нас хотели, но ты их сам... А Дмитрий не в курсе был, вот и вышло так... не пойми как. Но ты уже в норме, жить будешь, не беспокойся.

Наконец я соизволил обратить внимание на комнату вокруг. Палата больничная? Вроде нет, просто комната в избе, даже стены бревенчатые. Окошки маленькие, изморозью затянутые. На стене в кольце лампа масляная, похоже. Какая-то охотничья "кабина"? По стилю не похоже, как-то все по-русски больно выглядит, американцы даже на Аляске по-другому строят.

А над кроватью коврик на стене, три оленя, спускающиеся к пруду.

— Серьезно? — спросил я, покосившись на коврик.

— Не, а че? — неожиданно хихикнул молодой. — Нормально.

Что-то я с мысли сбился. На коврик.

— Коль, ты не пугайся, — снова заговорил Платон, — но мы тебя с собой затащили.

Сквозь туман в голове начал пробиваться луч света. Не могу сказать, что к большой радости.

— Куда? — я очумело вылупился на Платона.

— К нам, — вздохнул он, явно не желая договаривать до конца. — Ну... в Приграничье... ты в курсе, я же тебе все рассказывал.

Ну да, я в курсе. Еще в курсе про "ниппель". Про туда и оттуда. А я уже там, так?

— И на хрена? — спросил я тихо и даже вкрадчиво.

Прозвучало как-то не очень добро, эмоции сказались. Но Платон не смутился.

— Помирал ты, — вздохнул он. — Там бы мы тебя не спасли, ты уже все был, готовый покойник, считай. Ты две пули схватил в грудь, хорошо хоть не в сердце, насквозь прошли, ну и ты прожил пару минут лишних.

Дмитрий явно снова смутился и уставился в окно, избегая моего взгляда.

— А здесь?

— А здесь спасли, — снова вступил в разговор тощий. — Здесь можно многое сделать из того, что нельзя там. Но если не нравится, то можем и добить, — он усмехнулся и добавил: — Шутка. Типа восстановим статус-кво и все такое. Тебе же все равно где похороненным быть?

— Смешно, — кивнул я осторожно.

— Обхохочешься, — добавил Платон.

— И что теперь? — уточнил я.

— А что теперь? — пожал он плечами. — Машины мы протащили. Две. Твою бросили, а с грузом взяли. Одну должны были эти забрать, — он кивнул куда-то в сторону входной двери, подразумевая убитых, — но ты их в расход вывел, обоих. Ну и забирай себе "шевролет" вместе со всем. Бабки они платили, товар твой — и трофей твой.

— И куда мне с ним?

— А в Форт, — пожал плечами Платон. — Тоже рассказывал.

Вообще-то "рассказывал" — звучит сильно. Рассказывал Платоша как раз немного и очень... явно фильтруя информацию. Ну да, "Форт", я помню. Город северный, который провалился когда-то куда-то в тартарары. Там Платон и живет. Что там? Холодно, холодней чем на Аляске, чистый Север, как я понимаю. Якутия какая-то.

— Платон, у меня бизнес в Фэрбэнксе, — напомнил я ему.

— Так у тебя же партнер есть.

— Есть.

Партнер у меня есть, Дюпре, из канадцев. И что теперь? Где река, а где именье? Он там, я здесь, по телефону не звякнешь. Именно так я и спросил.

— Пусть выкупит у тебя долю, — словно с маленьким разговаривая, усмехнулся Платон. — Возьми товаром. Ну а дальше сам разберешься.

Может и разберусь. Я вообще много раз в жизни со многим разбирался, да и в Фэрбэнксе всего два года прожил. Но вот как-то обычно все планово было, максимум от тяги к смене мест, а вот чтобы так...

— Разберусь, говоришь? — спросил я и закусил нижнюю губу, как обычно делаю когда размышляю очень глубоко. — Может и разберусь, это точно. Вставать-то мне уже можно?

Вообще-то я хорошо помню что в кузове "шеви" лежало, но проверить бы не мешало все же. И "глок" мой где, кстати?

"Глок" на той стороне остался, как выяснилось. Но я о нем потом и не жалел, поскольку... ну, приоритеты тут в оружейном деле другие.

— Не знакомы, кстати, — протянул я руку тощему. — Николай.

— Саня, — представился тот.

— Чародей он, — добавил Платон. — С нами работает.

— Кто?

— Ча-ро-дей, — по слогам повторил Саня. — Чары дею. Вот то, что тебя сюда довезти смогли, где тебе "исцеления" вкололи — это как раз мой амулет сработал, куда я эти самые чары и закачал. Привкус есть во рту?

— Хвоя, — пожевал я губами. — И свинец какой-то, вроде.

— Хвоя от "исцеления", а вот свинец... это уже от амулета. У кого как бывает, мог и вообще дерьма привкус быть.

— Я бы дерьмо не опознал, не пробовал, — уверил его я.

Чародей. В сказку попал. Нет, что-то тоже слышал, но опять же... я уже объяснял. В сказках оно вообще так, чем дальше — тем ну его на хрен.

Лудино. Село называлось Лудино. А в этом селе был дом, в котором Платон с Саней половину дома снимали. Иногда. И сарай. Хозяевами были там мужик с теткой, оба годам к пятидесяти, одинаково невысокие, коренастые и не слишком разговорчивые, но к гостям своим относились с заметным почтением. Машины стояли во дворе. Желтый брезент в кузове "шеви" всерьез так кровью перемазан, моей. Ну да, туда же меня и закинули.

Как глянул на кровь, так и понял, что не соврал мне Платон. Не мог я выжить за три часа езды до ближайшего города если столько крови потерял. Наверное попасть сюда и было единственным выходом. Тогда хорошо что не бросили, большое, так сказать, за это им человеческое спасибо. Зато живой и бодрый, как новый почти.

А на улице мороз уже вполне всерьез, пришлось куртку застегивать под горло, и все равно... не то чтобы совсем тепло стало. Черт, а "выживательская" куртка, какая совсем теплая, в моем "сильверадо" осталась, а сейчас бы как раз пригодилась.

— Поедем — брезент сними, — сказал Платон, наблюдавший за мной с крыльца. — кровищи больно до хрена, может приманить кого не надо.

— И что с ним делать?

— Или сожги, или отстирай в растворителе, — пожал он плечами. — И ты вообще как? Оклемался?

— Да вроде бы, только жрать хочу зверски.

— Это хорошо, — кивнул он уверенно. — Это ты на поправку прешь скорым ходом, организму калории нужны. Сейчас пройдемся, тут есть где пожрать. Чего-то ты одет легко.

— Это моя вина, что ли? — удивился я такому заявлению.

— Не, я про то, что надо чота с этим делать, — пояснил он. — Тут сельпо есть, можно тулуп какой-нибудь найти.

— Кредитки принимают? — усмехнулся я.

— Ты как маленький, ей-богу, — развел руками Платон. — Коль, у тебя добра в кузове на мильён по местным ценам. Возьми что попроще, там махнешь и еще с прибылью останешься.

Ну да, ну да... только как-то я все еще не здесь мозгами, ощущение такое, что то ли сплю, то ли это шутка такая, то ли вообще не знаю что. Торможу сильно покуда.

— Тут стволы на себе носят?

— Тут носят, — кивнул он. — Хотя все очень сложно. А вот в Форте надо бы уже разрешение пробивать. Но это решаемо, у нас все решаемо в этой нелегкой жизни.

Вооружиться надо, значит. На Аляске я без ствола из дома не выходил, просто по привычке, и без утраченного "глока" себя разве что не голым ощущаю.