Глобус

И тут же перешла на общепринятый в станциях Славянского Союза суржик — смесь десятка языков тех народов, что объединяло территориальное образование.

— Как, говоришь, тебя зовут?

— Юрий. Юрий Лесток.

— Листок? — удивилась она и впервые действительно искренне улыбнулась. Да так заразительно, с ямочками на щеках, что я не мог не улыбнуться тоже.

— Лесток, — поправил я. — Такая вот удивительная фамилия мне от предков досталась. Идем смотреть квартиру?

Так я стал счастливым арендатором двух комнат в жилом блоке у матушки Милы, в самом, как вскоре выяснилось, безопасном секторе третьего уровня Короля.

Прихожая с дверью в объединенный санузел. Тридцать литров в сутки и ни каплей больше! Узкий коридорчик. Налево крохотная, три на три, спальня. Прямо, тоже не особенно большая гостиная. Множество скрытых и явных мест хранения. Встроенная панель галовизора на стене. Системы оповещения и пожаротушения на потолке.

Стандартный жилой бокс, часть опять-таки стандартного двенадцати квартирного кластера. А мне понравилось. Уютно. И... как бы по точнее выразиться?! Очень штатски, что ли. Когда пытался представить себе жизнь на гражданке, о чем-то подобном мне и грезилось.

Вещей у меня было мало. Так что обустройство на новом месте надолго не затянулось. Пристроил на крепления в шкафу парадный мундир, разложил по полкам белье, распаковал и унес к им предназначенным держателям средства гигиены. Ну еще кейс с инфочипами уложил в выдвигающийся из-под спальной платформы ящик. Вот, сказать по правде, и все.

Постоял минуту в мелкопесперсионном водяном облаке. Сменил комбез и белье. И остановился вдруг посреди гостиной. На часах, автоматически подстроившихся под местное время, было восемь вечера. Рабочий день в большинстве компаний на станции был уже закончен, и я просто не знал чем себя занять. Поймал себя на мысли, что даже спросить не у кого.

Благо нашлась в памяти инструкция, рекомендациям которой я обязан был следовать ближайшие полгода. И там было указано, что до полного завершения очистки и реабилитации организма от последствий лучевой болезни, мне нужно хорошо питаться и радовать тело физическими нагрузками. По доброте душевной, Леблан таки изволил уточнить, что речь идет о занятиях спортом, а не перетаскиванием тяжестей на складах тех дельцов, кто не имел средств даже на простейших грузовых роботов. А значит, нужно было выбрать спортзал, где-нибудь неподалеку. Ну и естественно кафе, или недорогой ресторанчик.

Ничего сложного, если имеешь выход в станционную сеть и умеешь пользоваться поиском. Полученная от дяди Миши карта тоже пригодилась. Выяснилось, например, что один из спортивных центров в соседнем секторе, на самом деле штаб-квартира одной из молодежных банд. Но и это еще не все. Были еще и закрашенные алым зоны в радиусе двух секторов от спортклуба, куда в условно ночное время таксистам везти пассажиров не рекомендовалось!

Я так удивился этому открытию, что полез выяснять — что это вообще за неведомая отрыжка Демонов Пустоты. Да так увлекся, что о времени позабыл. И только урчащий от голода живот вернул мое сознание из лабиринта оговорок, намеков и общеизвестных всем туземцам сведений, касающихся совершенно вроде бы невозможного факта: организованной преступности в станции.

Тема была интересной, но мало меня касающейся. Тем не менее, прежде чем отправиться в близлежащее кафе, я все-таки скинул в память нейросети коротенький двухминутный ролик, лет пять назад промелькнувший по новостной ленте ГалТВ. Все дело в том, что корреспондент носил имя, которое вызвало у меня определенные ассоциации. И так мне стало вдруг любопытно, что очень захотелось увидеть лицо человека, очень возможно, хорошо знакомого.

Репортера Moonlight News GV звали Александр Тремейн. Сашка. Шурка Тремейн. Он здорово повзрослел с момента нашей последней встречи. Изменился. Стал каким-то лощеным, вальяжным, и все-таки это, несомненно, был он. Мой одногрупник по приюту. И глядя, как Сашка, узнаваемо вспыхивая искрами в глазах, требует от правительства Содружества предпринять решительные шаги по искоренению подростковой преступности и ввести законодательные ограничения на право владения любым оружием, я радовался за приятеля по детским проказам. Вот, думал я, человек из моего детского дома, ставший знаменитостью. Несущий людям правду и пытающийся изменить жизнь к лучшему!

С необходимостью "решительных шагов" я, более или менее разобравшись в проблеме, был полностью согласен. Законы Содружества не признавали за человеком, не оборудованным нейросетью, права гражданина. Соответственно подростков до пятнадцати, когда большинству отпрысков обитателей станций вживлялся симбионт, полиция не имела права даже арестовывать, какие бы преступления они не совершали.

Теоретически, за все проделки детей должны были отвечать родители, или официальные опекуны. Но на деле даже этого не происходило. Любой, хоть сколько-нибудь грамотный адвокат, тут же делал официальный запрос Арбитру, который и подтверждал, что обвиняемые на месте преступления отсутствовали. Все понимали, что это не более чем техническая ошибка. Но исправить что-либо было невероятно трудно. По сути, это значило внести изменения в Договор, однажды, полвека назад, положивший конец краткой, но невероятно кровавой и ожесточенной межпланетной войны.

И стороны того, стародавнего, конфликта вовсе никуда не делись. Только расползлись по разным точкам Лагранжа. Пустотные станции Новой Англии, Ордена Вознесения и Окситании заняли позиции в пятой, Славянский Союз, Объединенные Эмираты и Колумбия в четвертой. Китайская Вечная Империя и их союзники скрылись за темной стороной Луны, подвесив орбитальные базы в двойке, и занялись активным заселением спутника Глобуса. В первой точке разместили циклопический комплекс, котором расположилась Генеральная Ассамблея Содружества, и самое ценное, что в настоящий момент было у живущего в системе человечества — суперкомпьютер Арбитр. Третью устойчивую позицию в системе Глобуса облюбовали так называемые вольные станции. Не входящие ни в одно территориальное объединение и не обладающие правом давать свое гражданство кому бы то ни было. Законы признающие, но свободно интерпретирующие.

Что-то менять было необходимо, но как это сделать, никто точно не знал. В Ассамблее и по гораздо более простым вопросам годами не могли придти к согласию...

Что же касалось личного стрелкового оружия, то тут мнение моего старого знакомца совершенно не разделялось большинством граждан. Право владеть оружием, любым и в любых количествах, кроме массового поражения во всех его проявлениях, воспринимался как проявление подлинной свободы человека. А для тех людей и корпораций, что теперь разрабатывали Пояс Астероидов, скорострельные турели или импульсные бластеры были и вовсе жизненно необходимы. Слишком много всяких разных... обиженных и оскорбленных укрылись где-то на лунах Юпитера. И слишком мало, должно быть, у них там ресурсов, чтоб они не пробовали откусить их у зазевавшихся шахтеров.

Кстати сказать, уже после ужина, сидя за чашкой кофейного напитка, я обнаружил, что хотя триста пятый, так же как и несколько других секторов, входил в "радиус поражения" преступной группировки, тревожных красных меток в сербском анклаве не было. Потом, несколько позже, недели через две, когда я познакомился со старшим полицейским офицером сектора, тайна этого феномена раскрылась. Но тогда, в первые дни своей новой жизни, я, сказать по правде, решил будто бы нелюдимые сербы сплошь и поголовно вооружены.

Следующие несколько дней я купался в гордыне и тратил деньги. Занятия ни тем, ни другим вообще-то для меня не характерны, но так уж сложились звезды. Да и, сказать по правде, разве мне нечем было гордиться? Разве не был я одним из лучших пустотных пилотов Солнечной? Вот я и рассудил, что за право заполучить такого замечательного специалиста работодатели должны передраться у моего порога, и вознамерился выложить в местную сеть резюме.

Однако тут же выяснил, что сделать это без приложенного к обычному инфопакету из нейросети заключения медицинского эксперта невозможно. Требование несколько удивило, но подвоха я не разглядел. Тем более что нечто подобное потребовалось и для спортивного зала, где я хотел начать заниматься физическими нагрузками. Пришлось выискивать среди нескольких сотен врачебных контор ту, что имела право проводить экспертизу, обладала необходимым для ее проведения оборудованием и просила не слишком дорого.

Впрочем, главной причиной для окончательного выбора была отнюдь не стоимость услуг. Наткнулся в "дополнительных сведениях" об одной из небольших частных клиник на информацию, что главный и единственный дипломированный врач прежде служил в Центральном госпитале ВКС Содружества, и понял, что не иначе как Демоны или Боги Бездны подсовывают мне на дорогу под ноги. Ну и любопытно стало заодно поинтересоваться, кто вообще такой этот пресловутый доктор Фишерман, к которому я должен явиться спустя полгода?!

Сказано — сделано. Собрался и поехал. Путь через четыре сектора на платформе общественного транспорта занял куда больше времени, чем через двенадцать в памятной капсуле такси дяди Миши. Но зато и обошелся мне в десять раз дешевле.

Ехал, разглядывал людей — здесь, чуть ли не на другом конце станции от административного сектора, люди и вели себя иначе, и одеты были куда проще. Я, в своем флотском комбезе если и выделялся из толпы, то не на столько, чтоб прохожие показывали на меня пальцами.

Запись на прием была назначена на одиннадцать ноль-ноль. И, сказать по правде, рассчитывал, что пассажирская платформа станет двигаться несколько быстрее. Так что от остановки до офиса отставного военного доктора, это около полукилометра, мне пришлось бежать. И далось это, на удивление, совсем нелегко. Ввалился в чистенький кабинет потным, хрипло дышащим, с дрожащими от перенапряжения ногами и с плавающими перед глазами черными кругами. Да еще и в отвратительном настроении, потому как, не смотря на насилие над собственным организмом, я таки опоздал на три минуты.

— Виноват за опоздание, сэр, — кое как уняв бьющееся в ушах сердце и облизав высохшие губы, доложил я. — Лейтенант... Гм... Лесток для врачебного осмотра прибыл. Сэр.

— Ух ты, — обрадовался док. — Давно я не слышал... чего-нибудь подобного. Где служил, сынок?

Его волосы были седы. Полностью. Все до одного. Не покрашены, а именно что седые. То есть — потерявшие пигментацию от старости. Что уже само по себе удивительно. В прошлом — может быть, и бродили по коридорам старики и старушки с волосами цвета платины. Но не теперь, когда простейшими средствами можно задать своему волосяному покрову вообще любой цвет и фактуру. Поэтому, после минутных размышлений, я решил что скорее всего этот врач действительно того возраста, на который выглядит. Что автоматически давало ему право называть меня не только сынком, но и внучком, если он того пожелает.

— Третья тактическая штурмовая эскадрилья ВКСС. База Круитни, — четко, как на службе, сообщил я. Вспомнил, что таки служба уже давно, чуть ли не три недели назад, как кончилась, и нужно быть более гражданским. Смутился. И как-то даже жалобно спросил:

— А вы, сэр? В баннере указывалось на Центральный госпиталь.

— Все верно, лейтенант, — улыбнулся он. — Все верно. Он самый. Отделение неотложной помощи. Капитан медицинской службы ВКС в отставке, Артем Валерьевич Высоцкий. Ну-с, ложитесь, голубчик...

Ого! Док оказался даже старше на одно звание моего последнего командира, коммандера де Санктиса. И хотя страх перед флотской медициной еще прятался где-то на задворках души, уважение к седому старшему офицеру все-таки превалировало.

Само обследование дело совершенно скучное. Лежишь голым как манекен на едва ощутимо теплом ложементе, весь обклеенный датчиками и с дурацкой шапочкой на макушке, да и все. Даже шевелиться не рекомендуется. Не то чтоб еще и разговаривать. Потом, сказать по правде, тоже говорил большей частью доктор. Чудно говорил. Вроде на русском, только на каком-то странном, древнем, как... как он сам, наверное.

Ну-с, голубчик, — выводя на большой настенный монитор результаты сканирования, так чтоб мне тоже было видно, протянул капитан. — Посмотрим, что тут у нас... Так-так. Очень интересно!

И вдруг нахмурившись, отвернулся к другому экрану, тому, что на столе. Сердце екнуло. Умом-то понимал, что никакой власти надо мной этот, такой же отставной, как и я, старший офицер больше не имеет. А все равно, подумалось о карантине и отлучении от полетов минимум на месяц.

— Двадцать четыре стандартных года, — покачал, наконец, головой Высоцкий. — И уже этакое-то собрание несуразностей и недоразумений.

— Извините, сэр? — позабыв о замках на комбинезоне, который как раз натягивал, замер я. — Что-то не так?

— Данные о последнем медицинском обследовании заблокированы, — продолжал бормотать себе под нос врач, будто бы разговаривая сам с собой. — Лучевая болезнь средней степени и первое поколение...

— Так могу я получить результаты экспертизы? — разозлился я.

— Что, голубчик? — очнулся тот. И тут же принялся тешить свое любопытство. — Инфекций и дегидратации, слава Богам, не обнаружено. Лихорадочное состояние? Головные боли? Тошнота? Рвота?

— Ничего такого, — резво отказался я. Беседа переходила в знакомое русло, и обычно после таких коварных вопросов следовало что-нибудь совершенно для меня неприятное. Вроде дополнительных часов электростимуляции мышц или целой горсти отвратительных на вкус таблеток.

— Вот как? И причину блокировки части персональных данных, вы, мой лейтенант, тоже пояснить не можете?

Оставалось только пожать плечами. Для меня этот факт был такой же новостью, как и для седого доктора. Сказать по правде, вообще никогда прежде не слышал о том, что часть открытой для сертифицированных специалистов информации в нейросети можно скрыть.

— Неужели перед демобилизацией тебе не проводили обследование? — блеснул глазами Артем Валерьевич. — Ни за что не поверю, что в Адмиралтействе за те семь лет, что я не служу, успели изменить Уставы.

Причин хранить подсаженные мне майором Лебланом наноботы в тайне я не видел, а потому тут же рассказал капитану все. Не забыв поинтересоваться в конце, тем, кто же такой этот доктор Фишерман.

— Фишерман, Фишерман, — зашипел седой врач, нахмурив кустистые брови. — Не мытьем, так катанием! Нашел-таки, каким образом испытать свои, так называемые изобретения на людях... Ну да ладно. В конце концов, клиническая картина куда лучше, чем могла была бы быть, при этакой-то дозе... Сколько, говоришь, успел схватить? Двести? Триста?

— Около двухсот, — признался я.

— Ну чтож, сынок. Будем считать, что тебе повезло и этому пройдохе Фишерману таки удалось создать что-то по-настоящему действенное. Я выпишу тебе некоторые препараты и хочу, чтоб ты непременно пил их, хотя бы в течение месяца. Справятся ли эти их наноботы или нет, а старые добрые препараты тебе точно не помешают. И еще!