Пассажиры разума

Корчмарь утащил рыбу на кухню, я присел за один из столиков. Напротив меня уселся Ульфиле. Он как-то странно посмотрел прямо в глаза и спросил:

— Гер Дмитрий имеет гельд?

Я остолбенел, пытаясь понять, откуда ему известно о золоте? Всему виной, что "гельд", я перевел как "голд", выручило кольцо: "Он спрашивает о деньгах", — услышал подсказку и успокоился.

— Нет, Гер Ульфиле, денег у меня нет.

Рыцарь загрустил, и я решил не жадничать. Пошарив в кармане, выудил маленький самородок и положил его на стол перед готом.

— Гольд! — воскликнул он и молниеносно смахнул золото со стола.

В зал вышел Земек. Он тащил поднос с дымящимся окороком и кувшин с вином. За ним шла молодая девушка с посудой в руках. Едва поднос занял место на столе, Ульфиле достал кинжал и, срезав приличный кусок с окорока, стал есть. Я решил не отставать, но прежде разлил по кубкам содержимое кувшина. Когда надумал запить жирное мясо, вместо ожидаемого вина, ощутил во рту терпкий вкус фруктового узвара. Тоже неплохо!

Чутье у корчмаря было еще то, или он просто наблюдал за нами: едва последний кусок мяса опустился в ненасытную утробу Ульфиле, как Земек был уже рядом. С неподражаемым величием гот выложил на стол самородок и заявил, что мы остаемся на ночь, утром позавтракаем и уедем дня на три, чтобы он, Земек приготовил припасы в дорогу.

Самородок в мгновение ока оказался в руках хозяина заведения, и хоть я не смог услышать его мысли, корчмарь в тот момент погрузился во внутреннее безмолвие, но почувствовал, что доволен.

Напрасно я рассчитывал часок-другой вздремнуть. Ульфиле сообщил, что сейчас мы пойдем в магистрат Збычева. Зачем нам туда нужно спрашивать я не стал. Самому было интересно посмотреть, как живут в Верхнем городе.

В Нижнем городе кое-где на дороге лежали доски, по улице ходили козы и свиньи. Ветер поднимал столбы пыли, и все вокруг выглядело серым. Сначала, ошеломленный озарением, я не заметил перемен, но сейчас, выйдя из корчмы, сразу же обратил внимание на вымощенную желтыми камнями дорогу и клумбы. Цветов вокруг было много. Они росли в палисадниках и на галереях в домах. Колоны и те были увиты растениями с розовыми и синими цветочками. Над всем этим цветочным царством жужжали шмели и порхали пестрые бабочки. Я перестал обращать внимание на прохожих, шел за Ульфиле, любуясь городом.

Выйдя на площадь, мой компаньон прямиком направился к самому большому зданию. Я не знаток архитектурных изысков, но почему-то решил, что о нем можно сказать — построено в готическом стиле. Центральная часть ратуши, увенчанная высоким шпилем, устремлялась в небо. На больших цветных витражах темнел какой-то рисунок. Что конкретно на них было изображено, не скажу, потому, что не успел рассмотреть. Маленькие башенки справа и слева, словно часовые у главного здания возвышались над крышами других домов на площади. В остроконечных стрельчатых арках стояли большие скульптуры. Статуи поменьше украшали здание на консолях перед колонками порталов и в верхней арочной галерее. Цоколя и капители колонн были оформлены рельефами с сюжетами административных церемоний: чиновники, сидящие за столами и очереди просителей.

У входа в здание в блестящих шлемах и кирасах стояли стражники. Обеими руками они перед собой держали алебарды. Ульфиле, наверное, им был знаком: мы вошли вовнутрь и вояки не обратили на нас никакого внимания.

Солнечные лучи, проходя сквозь цветное стекло витражей, бросали на стену, украшенную большими портретами в массивных позолоченных рамах, причудливые блики. У единственной двери, за небольшим столиком сидел, надо полагать, секретарь. Увидев нас, он поднялся с места и, не говоря ни слова, убежал, оставив вход чуть приоткрытым.

Ульфиле не стал задерживаться у входа, толкнув кулаком дверь, протиснулся вовнутрь. Я, за ним. Ступеньки широкой лестницы покрывал ковер, коридоры-туннели уходили в стороны. Немчура пошел по лестнице, вверх. Встретив спускающегося секретаря, Ульфиле остановился. Дождавшись едва заметного кивка клерка, он пошел дальше.

Поднявшись, мы оказались в роскошных апартаментах, подходивших больше дворянину, нежели чиновнику. Ничего, впрочем, аристократического в типчике, встречавшем нас, я не рассмотрел. Высокий и худой, c закрученными усами "а ля Сальвадоре Дали" и козлиной бородкой, острыми черными глазками и смешным, маленьким для вытянутого лица носом, магистр Збычева был одет в кожаные штаны и куртку. На широком ремне болталась портупея со шпагой. Ботфорты свидетельствовали о том, что скакать на лошади градоначальнику приходилось чаще, чем сидеть за письменным столом с мыслями о благе города и его жителей. На чиновнике был с десяток защитных амулетов, и это обстоятельство почему-то стало меня беспокоить. Я чувствовал фальшь. Магистр был похож на настоящего охотника за головами. С рыцарем-готом так не было. Как затравленный зверь, я сжимался за широкой спиной компаньона, стараясь, стать незаметным, а этот господин с широкой улыбкой обратился к Ульфиле:

— Друг мой, как я рад тебя видеть снова! Представь мне своего спутника.

— Гер Дмитрий к Вашим услугам, гер Ульрих. Он, как Вы заметили — зит, а еще и штихийник...

— О-о! Эс пассирт нихт! Во ир Ринг?

Ну, вот! От того, что после вполне сносной русской речи, магистр перешел на жуткий немецкий, выражая сомнения по поводу заявления Ульфиле, мне стало совсем плохо. Живот скрутило от иррационального страха, шея то наливалась жаром, то мерзла, хоть воздух тут был затхлым и сквознячок совсем не помешал бы. Напустив в глаза льда, Ульрих снова спросил, но уже на русском:

— Где ваше кольцо стихийника?

— Я не стихийник, гер Ульрих. И кольца у меня такого нет, — собрав остатки воли, твердо ответил.

Они друг другу подмигивали, делали какие-то знаки, а я, сжав кулаки, прятал руки за спиной, удерживаясь от требований напуганного тела выхватить пистолет. Мне стало легче после того, как Ульфиле спросил:

— Гер Ульрих ваши люди выследили гайстербешверера?

— Да, мой друг, Вы найдете его в Баграх, что к западу от Збычева. Живет с месяц как, у одной вдовушки и пока не проказничает. Там его зовут Вильтом. Он не носит шлафрок и свое кольцо прячет под перчаткой. Деревенским говорит, что скрывает от людских глаз какое то увечье. Ему верят.

— Мы отправимся в Багры поутру, — ответил гот.

— Да пребудет с вами благословение Матери, — пожелал Ульрих, почему-то, не сводя с меня глаз.

Гот кивнул и, развернувшись на каблуках, потопал по лестнице вниз. Меня вдруг одолела жгучая обида за то, что я только что пережил. Расправив плечи и смерив магистра взглядом полным уверенности и отваги, я сказал:

— Счастливо оставаться! — и, не обращая внимания на сталь в глазах Ульриха, степенно удалился.

К корчме Земека мы шли молча, что стало уже привычным. Я потихоньку отходил от стресса и даже залюбовался башенками в восточном стиле на одном из аккуратных домиков. Эдакие минареты украшали маленький балкон. Я замедлил шаг и вовсе остановился, когда туда выпорхнуло очаровательное белокурое создание. Девушка, заметив мой наряд, не испугалась, как другие горожане. Она одарила меня обворожительной улыбкой, а когда я улыбнулся в ответ, взгляд ее, почему-то погрустнел. Красавица сняла с пояска платок и бросила вниз. Я поймал подарок и почувствовал, что-то твердое, приколотое к тонкой кружевной ткани. Откинув полу халата, сунул платок в карман, поглядывая на Ульфиле. Он не заметил, что я останавливался. Махнув на прощание незнакомке рукой, расстроился от того, что пока я прятал платок и следил за компаньоном, девушка ушла.

Размышляя о прекрасной незнакомке, я врезался в спину Ульфиле. Ловчий остановился и с хитрым выражением на простодушном обычно лице, спросил:

— Гер Дмитрий, если вы дадите мне еще гольд, я куплю для вас коня.

Полагая, что завтра нам предстоит отправиться в путь, я не стал артачиться. Снова полез в карман и, достав самородок, протянул его охотнику.

— Буду вам признателен, гер Ульфиле. Этого хватит?

— Если вы сами найдете дорогу к заведению Земека, я отправлюсь по этому делу прямо сейчас.

Я кивнул, соглашаясь. Немчура тут же свернул в боковую улочку и направился к Нижнему городу.

До корчмы я добрался без происшествий. Там меня встретил по-прежнему ни о чем не думающий хозяин, и проводил наверх, в апартаменты. Когда он удалился, прежде, чем оценить место, предоставленное Земеком для ночлега, я бросился к своему рюкзаку, стоящему у кровати из досок.

На первый взгляд все было на месте так, как я складывал. Похоже, в рюкзак никто не заглядывал. Рухнув спиной на кровать, поморщился: она оказалась слишком твердой. Мягкой была только подушка, набитая перьями.

Достал из кармана подарок, развернул и увидел маленькую серебряную брошку. На гемме резчик филигранно изобразил мужчину, ноги которого обнимала женщина. Я вглядывался в барельеф и заметил, что на мужчине надето свободное одеяние, напоминающее шлафрок мага-законника. Кто же ты, прекрасная незнакомка? Приколов брошь к подкладке куртки, я стал рассматривать платок. И нашел то, что искал: в левом нижнем уголке синими нитками было вышито имя — Стефани. Спрятав подарок на груди и предался грезам, зная, что пока им не суждено сбыться. Думал, что если мне не суждено вернуться домой, то и в этом мире можно нормально устроиться. Помечтать не удалось. Не знаю, как вышло, но я уснул. А проснулся, от встряски, устроенной мне Ульфиле. За окном, светало.

Глава 7 Гайстербешверер

— Гер Дмитрий, проснитесь!

Ульфиле тормошил меня, вцепившись в плечо, а хватка у него была еще та: спросонья, сразу не разобрать, что мне не понравилось больше — встряска или сжимающиеся на плече, тиски.

— Встаю, уже готов!

Гот оставил в покое мое плечо и сообщил:

— Перекусим позже, лошади оседланы. Я подожду вас внизу, — какое-то время он постоял рядом, может, в ожидании ответа, потом, стараясь не шуметь, вышел из комнаты.

Как я мог проспать ужин! Чертов Ульфиле, мог бы и разбудить! Продолжая мысленно критиковать гота, я поднялся с лежака и опустил ноги на пол. Настроение было скверное. Чего я хотел бы сейчас, так это принять ванну или, на худой конец, душ.

Пока я спал, у сколоченного из досок лежака положенного на пеньки, появился стул. На нем стоял медный тазик и кувшин, на спинке весело полотенце — кусочек домотканого полотна. Умывшись, взял рюкзак и пошел вниз, к Ульфиле. Наверное, он меня разбудил рано. Даже корчмарь не вышел нас проводить. Гот ожидал уже сидя в седле. А зря! Я крутился перед пегой кобылой, не зная, с какой стороны подойти, чтобы взобраться на нее. Помнил, что это важно. Как только успокоился, пришла уверенность: погладил морду лошади, похлопал могучую шею и, взяв повод в левую руку, ухватился за луку. Сунув ногу в стремя, и оттолкнувшись от земли правой, с легкостью поднялся в седло.

У ворот в Нижний город пришлось немного задержаться — стражники дрыхли без "задних ног", бессовестно похерив службу. Ульфиле спешился и я понял, что мне еще повезло: он пинал спящих солдат, не заботясь о том, куда бьет. Разбуженные таким образом, они не сразу смогли отпереть ворота.

В Нижнем городе кое-кто уже проснулся. На дороге попадались прохожие. Вспомнился бородатый анекдот, как Абрам поднялся ни свет ни заря и, полагаясь на мудрость, "кто рано встает, тому — Бог дает", вышел из дома. Вскоре вернулся без одежды и на вопрос Сары: "Что случилось?" — ответил, — "Сарочка, кто-то встал раньше меня". Захотел рассказать эту историю Ульфиле, но взглянув на него, я передумал. Сегодня гот был не в духе.

Хоть мы и ехали шагом, но к моменту, когда солнце поднялось в зенит, успели проехать деревеньки три. Пригороды в этих краях не пустовали. Я вспомнил, как оказался в диком лесу, а ведь он раскинулся не так уж и далеко от Збычева. Странно...

Странностей в этом мире я повстречал в избытке. Понимал, что так не должно быть. Например, когда я повстречал Ульфиле. Сейчас события после нашей встречи виделись странными, необъяснимыми, как и визит к магистру. Понимать это я понимал, вот только поменять что-нибудь, как-нибудь повлиять на события тогда не мог. И сейчас не могу. Плыву по течению и не нахожу других вариантов. Жесть!

Ульфиле, пыхтел, то и дело, смахивая со лба пот. Конечно, я бы на его месте давно снял доспехи. Мой желудок издавал урчание, слышное не только мне. И я все гадал, когда гот решит остановиться. Мы заехали в дубовую рощицу и наконец, Ульфиле, остановив коня, спешился.

— Гер Дмитрий, мы почти приехали. Обсудим наше дело.

— Конечно, гер Ульфиле! — ответил я, не скрывая радости.

Он посмотрел на меня исподлобья, наверное, решив, что я радуюсь скорой встрече с некромантом. А я о предстоящем деле даже не думал. Пусть Ульфиле заботится об этом, ведь охотник он.

Я радовался, что, наконец, смогу размять ноги. За несколько часов путешествия, мне показалось, что ехать верхом не так уж и трудно. Напоследок, решил проехаться чуть быстрее и дал коню шенкелей. Он, было, перешел на рысь, но после того, как я пару раз плюхнулся попой о седло, захрапел и остановился. Ульфиле лыбился, показывая крупные зубы, но комментировать мою попытку не стал. Он снял с коня мешок и, потрясая им, сказал:

— Земек приготовил гефюлльтем фиш.

— Это здорово! Вы слышали, гер Ульфиле? Мой желудок успел истосковаться по еде!

Костер разжигать мы не стали. Фаршированная щука, обернутая в тонкие лепешки, похожие на лаваш, оказалась божественно вкусной и холодная. Съев пару кусков, я почувствовал сытость и, попивая узвар, принялся ждать, пока Ульфиле насытиться.

Гот вытер жирные пальцы о штаны, вздохнул и словно оправдываясь, сказал:

— Гайстербешверер заставит сегодня потанцевать. И лучше это сделать с легким желудком.

Я, пользуясь моментом, решил спросить:

— Гер Ульфиле, что вы хотели обсудить до обеда?

— О, я! Вы должны мне показать эту бист. Он наводит чары из тени.

Как это сделать, я пока не понимал, но на всякий случай кивнул. Ульфиле поднялся и стал делать мне какие-то знаки, мол, теперь тихо, пошли за мной. Мы взяли лошадей под уздцы, и побрели в чащу. Остановились, в каком-то овраге. Гот расседлал и стреножил животных. Знаками показал, чтобы я снял шлафрок и головной убор. Убедившись, что я его понял, поманил за собой.

Как же гот преобразился! Он крался, скользя над сухой листвой и ветками не издавая почти никакого шума. По крайней мере, мне казалось, что, по сравнению с Ульфиле, я двигаюсь с грацией юного бегемотика. Каждый раз, когда подо мной трещала ветка, он останавливался и недовольно морщился.

Наконец, показалась опушка. Я бы не удивился, дай Ульфиле команду двигаться ползком. Наверное, сделал это с удовольствием: от ходьбы то на цыпочках, то перекатом с пятки на носок, уже чувствовал усталость. Почти у кромки леса, словно колония опят на пне, ютились с десяток строений, а ниже, в километре от леса, виднелась деревня. Значит, некромант обжился на выселках, решил я.

Совсем близко залаял пес, и Ульфиле замер, прижавшись к стволу молодого дуба. Я только сейчас заметил в его руке, что-то большое, замотанное в ткань из мешковины. Вдруг гот встрепенулся, молниеносно извлек из свертка меч и, совершив немыслимый прыжок, оттолкнувшись от дерева, стал вращать кладенец над головой. Я поначалу подумал, что охотник свихнулся, умом тронулся, но, подойдя поближе, заметил пляшущие вокруг рыцаря сгустки тумана. Чем дольше я смотрел на них, тем больше, они приобретали формы человеческого скелета. Ульфиле пытался сражаться с призраками. Как же так получается? Он видит их и даже полагает, что бьется с реальным врагом, а я — нет.