— Кстати... — Инга откинула белые волосы, ныряя в тяжелый экспедиционный скафандр через наспинную дверь. Повозилась там, подняла забрало шлема и спросила:
— Мавр, а они к нам ничего не запускали?
Системщик призадумался. Решительно двинул рукой:
— Нет. Возьмем самый сложный случай: пусть их аппараты совсем-совсем невидимые. Другой частотный диапазон, к примеру, или там свернутые поля. Но закон сохранения никто не отменял, по тепловому излучению нашлись бы... Вельд, крепи к себе резак и запасную еду...
Отобранное снаряжение сложили в кают-компании, перед выходом. Обновили навыки движения в тяжелой защите из пластали: никто не мог обещать, что на чужаке останутся в исправности привычные силовые коконы.
Наконец, Мавр признал группу готовой к выходу, о чем доложил вахтенному. Андрей посмотрел на медицинские показания и задумался вслух:
— Учащенный пульс. Оно и понятно, душа кипит от предвкушения... Всем по койкам, отдых полтора часа. Сами вы не заснете, это понятно тоже.
Дождавшись, пока все улягутся, доктор внимательно проверил, с кем у него в данный момент включена связь. Подождал минуту и проверил еще раз. А потом сказал выключалочку, прошитую в сознание каждого космонавта как раз для таких вот случаев:
— Утомившись-поливать-белка-в-дом-уходит... Спать!
Инга и Мавр заснули сразу, глубоко. А вот Вельд-первокурсник, судя по лицу, видел сон.
* * *
Снилась Вельду Академия, обзорная лекция по небесной гравимеханике. Седой дедушка с мальчишескими горящими глазами рассказывал, что такое гравитационный маневр вокруг массивного небесного тела — звезды или там планеты-гиганта. За счет изменения курса можно получить изрядную прибавку к скорости. Например, грамотно рассчитаный завиток вокруг Юпитера прибавит раза в три больше, чем нужно для покидания Солнечной Системы. Правда, приходится следить, чтобы при этом сам корабль центробежными силами на куски не разломало. И вот поэтому таким способом удобнее всего раскидывать по далеким звездам небольшие зонды-апельсины. А если гравитационной пращей запускать космонавтов — то космонавты должны быть очень маленькими...
* * *
— Маленький какой... — Инга взвесила прозрачный шарик на ладонях. Вельд посмотрел на находку дико. Мавр не различал удивленного лица под тонированным забралом шлема, не то бы забеспокоился.
— Очень маленькое существо, — сказал, наконец, Мавр. — Может, вообще не существо, а игрушка. Имеем ли мы право его взять? Вельд?
Вельд обвел взглядом пузырь. Земляне пробирались по внутренностям гигантской губки — из каверны в каверну, из шарика в шарик. Стенки пробивать не приходилось: все пузыри оказались проходимы сквозь причудливой формы проемы. Довольно скоро путешественники вспомнили, где видели похожие изгибы с извивами: на лекциях по гравитационной физике, в описаниях полей Каллаби-Яу. Получалось, что конструкцию чужого корабля они не видят — а видят воплощенный эффект пересечения гравитационных струн. Если с изнанки бумажного листа спрятать сильный магнит, а сверху на лист сыпануть опилок — магнит выстроит их вдоль силовых линий магнитного поля. Если же с изнанки мироздания спрятать скрещение гравитационных струн, а сверху сыпануть пару космических кораблей — получится такая вот разноцветная, слабо мерцающая пена.
— Фонарь выключи, — попросил Мавр, — тоже ведь излучение. Мало ли...
— Аномалия гравитационная, не электромагнитная, — фыркнула Инга. — Наша масса тут куда больший раздражитель, чем поток фотонов.
Но фару на шлеме выключила. И находка в правой рукавице Инги слабо засеребрилась собственным светом.
— Ну да, — согласился Вельд, — наша масса тут и нужна. Разведка боем. Без отклика гравиструн от этой массы, “Кентавр” навряд ли что сможет сосчитать.
— Тут спорить не о чем, — Инга покачала рукавицей. Шарик чуть перекатился. В нем проявилась фигурка — при некоторой доле воображения сходящая за человекоподобную.
— А вот это что? Статуэтка?
— Чужой космонавт в аварийной капсуле. Наверняка, неслабо тряхнуло при скрещении. А он, к тому же, оказался в зоне катаклизма. Вот автоматика и сработала.
— Может и так... Вельд, а что ты думаешь?
— Я возьму его, — первокурсник решительно скатил шарик в сумку для образцов. — Почему нет?
— Но ведь он чужой! — сказали в один голос Инга и Мавр.
— Мне кажется, он чужой в квадрате, — возразил Вельд. — Совершенно никак не подходит он к окружающему хаосу кривых линий. Он тут либо пассажир, либо такой же разведчик, как мы. Либо вообще пленник.
— Пленник! — Мавр даже ладонями по бедрам грохнул. — Разведка боем! Вельд, при всем уважении к твоей планете — в космосе все же несколько другая этика.
Инга повела рукой волнообразно:
— Может быть, он просто спит!
— Как хотите. Я его возьму. Станете мешать?
Курсанты переглянулись. Вельд уверенно двинулся к тому из выходов, на который показывал гирокомпас. Старшие нерешительно двинулись за ним, все еще не придумав, что делать. Стена по правой стороне поменяла очертания, стремительно сократилась — и напрочь отсекла Инге руку. Ту самую, которой штурман минуту назад подняла злополучный шарик.
* * *
— Шарик замедленного света, — отмахнулся Тим, — замороженное время, ничего необычного. Инга в коме, но медблок пока ничего страшного тоже не видит. Неприятно, разумеется. Но не смертельно. Лучше скажи, что делать с Вельдом. Нам только драться со своими не хватало. Мало того, что мы тут застряли — ни связи, ни надежды на помощь!
Андрей посопел. Потом проверил, хорошо ли закрыта дверь капитанской каюты и включена ли звукоизоляция. Сдвинул панель и набрал код — пальцами по кнопкам, как в старых драмах.
Обычай меблировки кают с тех героических времен почти не изменился. Кровать, стол, несколько стульев, стенные шкафы. Большой экран, изображающий окно. Стулья на выбор: пластиковые или гнутые деревянные. Стол прозрачный полиакриловый — или, по вкусу обитателя, полированный, вишневого дерева.
Как и весь экипаж, Тим не собирался задерживаться на “Кентавре” сверх необходимого, и потому не обращал внимания на обстановку. Типовой пласталевый стол, обычные стулья с замками, чтобы пристегивать к полу в невесомости. Типовая же складная кровать, и даже пейзаж за экраном-окном тот самый, который загрузили в память еще при последнем техобслуживании “Кентавра”. Зеленые холмы, синее небо, белые облачка... Потолок светился по всей площади — тоже как обычно, без рисунков или символов, которые бы хоть как-то выделяли каюту из других таких же.
Андрей подумал: а ведь и его каюта точно так же стерильна. Пласталь — стекло — полимеркомпозит. Белый — светло-серый— строго черный... Не пришлось бы в самом деле вживаться.
— Вызов принят! — проворчала трансляция низким голосом, вовсе не похожим на нейтральный синтезированный, которым всегда говорил искуственный интеллект. С легким звоном у стены проявилась голограмма: мужчина среднего роста, среднего возраста, без особенных примет. Разве только полная парадная форма космонавтов да значок “наставник” на отвороте синего кителя — такой же золотой, как и форменные пуговицы.
Старшекурсники вежливо наклонили головы. Аватар ответил им взмахом руки:
— Вольно. Можете не докладывать, обстановку знаю.
Тим уселся на стул верхом, Андрей просто на пушистый ковер. Аватар “Кентавра” оперся спиной о стену, сложил руки на груди, сделался абсолютно неотличим от живого. Тим поправил воротник — из-за волнения обеими руками.
— Михаил Степанович, тогда посоветуйте что-нибудь. Это же вы привели “Кентавра” из девяносто седьмого рейса, когда на борту все упали в кому?
— Не привел, — возразил Михаил Степанович. — Пришел. И, на правах наставника, спрашиваю тебя, капитан Тим. Внимательно ли ты читал Устав?
— Вельд изолирован. Найденный им артефакт помещен в защищенное хранилище. Выполнено сканирование. Пострадавшая в медицинском блоке. Доктор, состояние?
Андрей вызвал голографический экран, перечитал сводку. Ответил старательно-спокойным голосом:
— Сверхмощное отравление. Нам удалось ее стабилизировать, но только за счет непрерывной очистки крови. Похоже, источник проблемы — ее контакт с материалом стен аномалии. Но тут уже не столько биохимия, сколько гравифизика.
— Может быть, наш профессор в этом бы и разобрался, — добавил Тим. — А мы просто выполнили инструкцию.
— В голосе твоем слышу я недоверие к Уставу, юный капитан, — Михаил Степанович прикрыл веки. Тим не улыбнулся:
— Устав написан, чтобы мы живые сошли с моста. Поломанные судьбы и разбитая дружба для Устава ничего не значат. Михаил Степанович, у вас опыт... Почему Вельд поступил так?
— Его планету открыли всего двадцать лет назад. Они долго развивались в изоляции, в условиях ограниченности ресурсов. Конкурентная этика. Понятие врага не виртуальное, а реальное. Кроме того, капитан Тим, что ты вообще знаешь о Вельде?
— Что его имя в переводе значит “горящая степь”... Ну, мужской вариант “степной пожар”, наверное. Что он психотехник... Будет психотехником курсу к третьему.
— Если его за такие шутки не спишут по возвращении, — буркнул Андрей, поднимаясь в рост и прислоняясь к стене напротив аватара. — Он модификант. У них там без генетического конструирования не выжить, колония развивалась из экипажа и пассажиров аварийного корабля. Исходно — никакого разнообразия. Вот он и получился... Маугли.
Тим невесело хмыкнул:
— Можно сделать колонию на планете — а как делать колонию в космосе, в шестнадцати парсеках от ближайшей массы? Что в переработку пускать: звездный ветер?
— “Мы ни мертвы, ни живы — мы в пути!” — без малейшей фальши пропел Михаил Степанович. — Разве никто из нас не готовился к подобному? Хотите совет?
— Конечно.
— Ну еще б вы старика позвали просто так... Совет простой. Я пока датчики покручу, базы свои покопаю на предмет гравитационного резонанса. А вы ложитесь и спите. Утро вечера мудренее. Вон, Вельд не переживает лишнего — уже, небось, видит восьмой сон.
* * *
Сон Вельду снился тот самый, и ученый с глазами-фонариками снился тот же. Спрашивал ученый: как выкручиваться, если ближайшая звезда не в пяти световых годах, как Альфа Центавра от Земли, а в пятидесяти? Любая планета имеет ограниченную емкость — либо человечество из банки вылезет, либо рано или поздно само собой питаться начнет.
И отвечали ему другие ученые — во сне Вельд видел сразу всех, как будто на множестве экранов. Одни потрясали проектами кораблей поколений, а другие меняли генетику, чтобы получить на выходе астронавтов маленького роста, но почти бесконечного срока жизни. Маленького роста — чтобы ресурсов поменьше; да и гравитационный маневр такие существа переносят проще. Вот разве что физическая величина мозга важна, маленький мозг сильно глупее большого... Только дело происходило все-таки во сне — и не удивился Вельд, что седые мальчики победили эту проблему тоже. А бесконечный срок жизни — чтобы корабль мог долго разгоняться до половины скорости света, потом лететь сколько нужно с этой скоростью, и чтобы поколения в нем не менялись. Чтобы слишком длинная цепочка поколений не размыла и не затерла изначальную цель полета. В сказках и мифах для маленьких бессмертных существ давно уже имелась полочка — эльфами звездных малюток и прозвали.
Десятки фотонных кораблей с разведчиками на борту разослали во все стороны, к ближайшим звездам. Кого — искать пригодные планеты, пусть не для жизни, так хотя бы для терраформинга. Кого — изучать ядерные реакции в недрах звезд, набирать статистику. Кого — самое пространство изучать, а вдруг да выйдет из этого способ обмануть Римана-Эйнштейна, вдруг да отыщется прямой путь? Каждый фотонник нес по паре сотен эльфов, да по десятку-другому посадочных челноков.
Но тут Вельд уже не досматривал. Подскочил на кровати, отбросил одеяло и вызвал на связь капитана:
— Тим! Я понял!..
* * *
— ... Он живой! — Вельд говорил резко, уверенно. Капитан Тим, доктор Андрей и корабль “Кентавр” — вернее, наставник Михаил — переглянулись.
— Кто живой, и почему так думаешь?
— Я понял, откуда у меня сны. До скрещения не видел, — выдохнул Вельд.
— Трансляция на частоте мышления, телепатия она же... — Андрей взялся за подбородок. — Но ведь сплошные экраны. Сам этот шар, потом переборки. Пласталь, биозащита медицинского блока, радиационная защита жилого модуля... Хочешь сказать, он тебе передает сквозь все это?
