Приключения Эгона Борна, редакция 06-06-12

— ...потому что нам делить нечего. И не о чем спорить: вы не мешаете жить мне, я — существовать вам. А если бы мешал?

— При абсолютной невозможности совместного существования противник должен быть полностью уничтожен. Раз и навсегда.

Ого! Я, кажется, решил, что он не воин? Ошибся.

Глаза призрака похолодели, взгляд расфокусировался. Чайный мастер видел что-то, недоступное мне... с кем он воевал в его "мирное" время?!

— Кого вы уничтожили "раз и навсегда"?

— Это уже неважно, — призрак вздохнул. — Давайте пить чай.

* * *

— Вернёмся к ритуалам, не возражаете? — мастер опять усмешлив и благостен. Созерцание чаепития подействовало, не иначе: я выпил целых три чайничка его творчества и не отказался бы ещё.

— Не возражаю. Вы говорили, что это нужно нам.

— Наши действия во многом инстинктивны, не правда ли?

— Не спорю, но при чём это...

— Не торопитесь. Инстинкты бывают врождённые и наработанные, верно?

Я кивнул.

— Вы ведь историк, я не ошибся? Вы должны иметь представление о древнем оружии.

— В общих чертах.

— Этого достаточно. Огнестрел заряжался в несколько этапов: пыж, порох, пуля... И не дай Сила ошибиться! Но потом была придумана замена.

— Унитарный патрон.

— Именно! Не надо было думать, сколько отмерить пороха, какого калибра взять пулю. Достаточно знать: для этого огнестрела годятся вот эти заряды. И всё!

— То есть, ритуал — это верное для данных граничных условий действие, совершаемое автоматически? А если сменятся условия? Например, калибр ствола?

— Придётся снова перейти на пороховницы и пыжи...

— ...если до этого не ошибся. Фатально.

— Мир несовершенен, — улыбнулся чайный мастер. — Но именно так он и развивается. Методом проб и ошибок.

С ним было очень просто молчать. Я пил уже шестой чайничек. Уходить не хотелось. Но вечерние тени подбирались от входа в пещеру к нашим ногам. Я поднялся.

— А всё-таки, мастер, скажите, что за дело Великой Силе до первой заварки?

Чайный мастер заговорщически подмигнул:

— Запомните! Обдав кипятком свёрнутые листья, мы раскручиваем их. И следующим порциям они передадут весь свой букет.

— Однако... "На тебе, Сила, что нам не мило!"

Призрак с усмешкой посмотрел на меня, такого бестолкового:

— Конечно! Вы же сами сказали, что ей всё равно!

"Свет мой, зеркальце..."

С Великой Карунской войны прошло полвека, прошедшие её победители жили так, словно заново выиграли в саббак военную молодость — и сгорали один за другим. Горинг всё чаще отмечал памятные даты в одиночку: своих не осталось, а с другими не хотелось. Когда, сорок лет спустя, появились "блэки", стало легче. Окончательно прекратил сольные поминки экс-коррибанский, а ныне карунский спецотряд, почитавший комэска живой легендой. Но Горинг быть легендой категорически не желал.

Ах, да... я легализовался. Профессор Борн, археолог, карунский университет. Видели бы вы при этом лицо магистра Тосокори!

Для начала команда сварганила нечто ностальгическое из конденсата системы охлаждения. Я сказал, что это пить не буду. Ни за что! Тогда они пообещали сварить компотик лично для меня. С ягодками. Я сделал вид, что обиделся — и пусть жарят мясо сами. "Это шантаж!" — объявили мне. Да, сказал я, шантаж. Шантаж мне по штату положен, вместе с коварством, злобой, неблагодарностью и далее по списку. В ответ раздался издевательский хохот. А Горинг залез в сейф, достал бутылку коллекционного вина и объявил, что для него и оно компот. Я глянул на дату выработки, судорожно сглотнул и понял, что мясом на скорую руку не отделаюсь.

В Калишарском нагорье произрастает редкая пряность. За её цену хатт повесится, но я-то платить не собирался. Подумаешь, сбегать наверх и обратно — не "семитысячник"!

Почему пешком? Летать там невозможно, туман хоть ножом режь, ни один радар его не берёт. Скалы, расселины, неучтённые воздушные потоки... в общем, ножками-ножками! И одарённость на плато не работает.

Для подъёма я выбрал каменную осыпь, свободную от растительности. Обломки мягкой породы проседали под подошвами, но утянуть вниз не норовили, и я бодро топал сквозь туман, распугивая окружающую живность. Из-под ног метнулась в сторону рептилия, я от неожиданности шарахнулся в другую. Осыпь дрогнула, но выдержала. Я схватился за колючую ветку, та впилась в ладонь и была с шипением послана к хаттам. А за кустом обнаружилась не заметная с тропы расселина.

На белые звёздочки местного бессмертника я набрёл почти у вершины. Вид оттуда открывался сказочный: туман под ногами океаном, всплывающие рифами скалы, прозрачное бездонное небо. Я нарвал астериксов с запасом, чтоб и на букетик хватило, и этим проглотам в жаркое, бережно упаковал добычу, посидел немного на холме и начал спуск.

Через двадцать шагов я понял, откуда такие цены.

Дружелюбная на подъёме осыпь радостно посыпалась вниз, норовя утащить за собой на скалы поострее. Сапоги проваливались по щиколотку в жёлтую пыль, забившую рот до невозможности дышать. Глаза слезились, равновесие держаться отказывалось. Я уже начал идти по краю, вцепившись в колючки, но тут вспомнил о расселине. Кажется, она вела вниз?

Она вела вниз.

* * *

Виток, другой, третий... тропа оплетала гору свёрнутой в кольца верёвкой. Низко над головой смыкались ветви, наверняка меня не видно с воздуха. Судя по вбитой в землю траве, здесь полно зверья, и оно не штурмует гору в лоб, словно залётный приключенец с замашками неумелого скалолаза!

Прогулка оказалась даже приятной. Я перепрыгивал мелкие промоины, перебегал по брёвнам ущелья, зачёрпывал ладонью воду из ручьёв. И у небольшого водопада неожиданно наткнулся на дольмен. Рядом со стволом засохшего дерева, сплошь увешанного рваными полосами ткани.

А место-то посещаемое! И непростое: я уже начал что-то чувствовать, одарённость возвращалась. Сильнее всего тянуло от крайнего, отдельно стоящего валуна. Значит, мне туда!

За валуном обнаружился ещё один, в форме чаши, залитой водой по края. Казалось бы, ничего необычного... но валун стоял вертикально. Вода тоже. И в этой зеркальной глади, попиравшей все законы физики, отражалась моя изумлённая физиономия. Нет, не совсем моя... старше.

— Чего смотришь? — заявило зеркало.

— Эээээ... — я сел на траву.

— Что "э"?! Пришёл, так говори, куда возвращаться будем?

— Возвращаться?

— На год назад, на два, на десять... что поменять хочешь?

— Поменять? В прошлом?!

— Ну, не в будущем же! Его ещё нет, не знал?

— Как-то не задумывался.

— Не задумывался... все вы не задумываетесь! Молодым кажется, что жить им ещё долго, всё успеют. Старым платить жалко, дни поштучно считают. А мне из-за вас впроголодь жить?!

— А чем тебе платят?

— Годами, конечно! Насколько назад, столько и отдай.

— Недёшево.

— Зато проживёшь, как хочешь, а не как сложилось. Ошибки исправишь...

— Со вчерашними мозгами? Это вряд ли!

— Прошлый опыт никуда не денется. Решения будешь находить инстинктивно, — теперь зеркало говорило напористо. — Показать?!

— Бесплатно?

— Разумеется. Смотри!

И я увидел.

Коррибанский тронный зал. А на троне — кто бы мог подумать?! — восемнадцатилетний Лорд Борн! Дёшево покупаешь, зеркальце...

— Не торопись! Ты убил Тёмного Лорда, чтобы спасти Сайшела.

Пауза.

— Мне удалось?!

— Конечно! Ты же не мог вечно вытаскивать его из-под завалов? Пришлось убрать заказчика.

Хммм... логично. Я бы так и сделал. А потом удрал. Кому нужен трон — деритесь!

— И что дальше?

— Дальше — за плату. Показывать?

— Не торопись. Я думаю.

Итак, меня угораздило занять трон. Без поддержки на нём не усидеть, а её у меня не было, у Сайшела тоже. И сбеги я хоть тотчас же, убивать всё равно будут: победивший узурпатора лидирует в драке за титул. Значит, чтобы выжить, Тёмным Лордом придётся стать. Всерьёз. Чтобы им стать, нужна поддержка, а её нет. Придётся бежать, но тогда нас убьют... вьётся, вьётся верёвка-мысль кольцами вокруг горы... тупик. Нет выхода.

Но... предположим: мне удалось. Что дальше? А ничего. Я не Марка Рагнас и не Экзар Кан. Один из ряда Тёмных Лордов, строчка в истории, тире между датами, не хуже и не лучше других. Будет жив Сайшел — надолго ли? До его республиканских недругов не дотянуться. Но точно погибнет Горинг. Следом за ним перебьют "блэков" — некому будет научить их воевать. Разменной монетой ляжет мой отряд в пограничных стычках. Превратится в "растение" Киатара. Умрёт от заражения крови Виджет Илер. Вымрет пара никому не нужных племён на заштатных планетках — какая ерунда в масштабах Вселенной! И не будет в моей жизни ни Рикара, ни Шерна, ни Санши...

* * *

Шерн, десятый из "блэков", потомственный мандалорец, носил лётный шлем даже в столовой. Мол, традиция. Но есть в шлеме неудобно, и традицию приходилось нарушать. А когда в наше звено перешла сестра Рикара Санши Пареши, традиция пискнула и умерла без надежды на воскрешение. Впрочем, Санши было не привыкать перекраивать мир по-своему. Меня она заново научила смеяться.

Война войной, а премьера премьерой. Университетский театр задумал ставить древний водевиль с банальнейшим сюжетом: юные влюблённые против самодуров-родителей и престарелого жениха. Но был там совершенно потрясающий вставной номер: песня и танец прекрасной кочевницы. Никто не удивился, когда эту роль предложили восходящей университетской звезде вокала, по совместительству "блэк-восемь".

Вечером накануне премьеры заплаканная Санши выдернула нас из кантины с криком: "Ребята, выручайте, всё пропало!" Оказалось, танцевальная труппа, изображавшая кочевье, снялась со спектакля, поссорившись с режиссёром. А без подтанцовки номер невозможен, ну никак! "Ребята, выручайте, а?"

Мы ошарашенно переглянулись. Танцевать не умел никто.

Медленную часть отрепетировали прекрасно: Санши пела, а мы изображали повозку. Каждый из нас мог пронести девушку по сцене десять раз на одной руке, а втроём тем более! Но тут наступило время танца.

Шерн неуверенно огляделся и в один мах провел классический "ногой с разворота в корпус". "Пойдёт?" — с надеждой спросил он у Санши. Та закусила губу. Рикар вздохнул и сел на прямой шпагат. Санши побледнела. Все посмотрели на меня. Я сделал шаг назад и спросил: "А можно я просто так постою?"

"Нельзя на сцене стоять просто так, если ты не мебель!" — закричала Санши. "А у кочевников нет мебели! У них даже брёвен нет!! Они навозом топят!!!" — последнее относилось к Рикару, оживившемуся при слове "бревно". Мы загрустили.

"Может, сценку поставим?" — неуверенно предложил Пареши.

Сценку, сценку... а это мысль! Есть прекрасная кочевница, есть её брат, и в придачу два соискателя руки и сердца, токующих перед избранницей и соперником. Мы умеем драться — вот и поставим драку!

Номер прошёл на бис.

Три раза.

В первый раз нас вызывали, восхищённые необычностью трактовки. Второй раз — когда поняли, что драка не постановочная: мы импровизировали на ходу. В третий раз Санши петь отказалась. Ещё бы, партия сложнейшая, певицам её на терцию повышали. Мы вышли, поклонились — и удрали из театра. Шли по ночному городу, хохоча в три горла. Санши в этом безобразии не участвовала, берегла связки. Но улыбалась до ушей.

* * *

А НЕ ПОШЛО БЫ ТЫ, ЗЕРКАЛЬЦЕ, В ДОЛЬМЕН!!!

Головокружение.

Тьма.

* * *

Дёргающая боль в ладони — там, куда вонзился шип. Во рту железистый привкус. Отравление? Аллергия на жёлтую пыль? Кислородное голодание? Не знаю, мне нужно вниз...

Я стоял, вцепившись в колючие ветки у входа в расщелину, и судорожно прижимал к груди пакет с астериксами.

III. Чужие миры.

Камни и стены, мир под ногами,

Ветер над нами, ветер над нами,

Солнце пылает над головами,

Устаёт.

Время приходит, дверь отворяют,

Ветер гуляет, ветер гуляет,

Под каблуками бьётся и тает

Лёд, лёд, лёд.

Время не властно над снегопадом,

Над водопадом, над звездопадом.

Время пыталось: так, мол, и надо,

Всё пройдёт!

Алое пламя в чёрном камине,

Были иные — живы ли ныне?

Всё догорает. А на равнине

Лёд, лёд, лёд.

Время привыкло не торопиться.

Сколько не спится? Только б не спиться!

Время уходит с каждой частицей

Сквозь песок.

Только однажды так происходит —

Кто-то приходит, что-то приходит,

Кто-то чужие судьбы находит

Между строк.

"Между строк"

Без дна.

Храм Танцующих Змей. Возведён на месте более древнего строения. Привлекателен для исследования, привлекателен вообще. Кажется, змеи-колонны движутся, медленно-медленно. Как в спячке.

Что храм отбирает энергию, понял только на выходе. Выходил, шатаясь.

Там меня и окликнули: "Стойте!"

Чужой отряд. Я побежал.

По болоту.

* * *

Погоня отстала, остался только предводитель. Бежать я уже не мог, оставалось драться. Драться я тоже не мог, но не сдаваться же?

Обернулся.

Преследователь стоял с активированным мечом, нападать не спешил. Почти не запыхался — конечно, он же не был в Храме!

— Стойте. Нам надо поговорить.

— Слушаю вас.

Ноги вязнут в топкой грязи, куртка отяжелела, дыхание сбито. Пусть говорит, хоть восстановлюсь чуть-чуть.

— Храм возведён над роршским щитом. Щит закрывает бездну. Что-то просочилось снизу, отсюда и архитектура. Она пластична. Завораживает, правда?

Теперь я его узнал. Когда-то мы встретились в рушащихся катакомбах, и разошлись мирно. Драться сразу расхотелось.

— Вы?

Он кивнул.

— Присядем? Я разведу костёр.

Оставалось только согласиться, ноги не держали.

* * *

— Щит... он из тех времён, которые принято считать даже не легендарными. Рорс тоже считают легендой...

— А разве нет?

— Ваш город, Со-Ресс. Как думаете, что это означает?

— Не знаю.

— Со Ресс. Или Рершс. Диалектное "роршс". "Против рорсов". Мы с вами давние противники, ярл, — он улыбнулся. — Моё имя Дерк.

— Эгон.

— Я знаю. Вы не торгуете артефактами повышенной опасности...

— Вообще б не торговал, но финансирования не дождёшься!

— Угум. Я покажу вам, что под щитом. При условии, что больше вы туда не сунетесь. Это проще показать, чем объяснить.

— Согласен.

Да-да, любопытство раньше меня родилось!

* * *

Нижний храм похож на операционную. Чисто, гулко, отливающие синевой стены. Контур люка на полу... хоть бы листик валялся!

— Это технический уровень, — Дерк, кажется, понял мои мысли. — Ничего лишнего.

— Вазочки не хватает. С веточкой.

— Здесь нельзя веточек. Ничего нельзя. Увидите сами.

Люк отъехал в сторону.

* * *

Жаркий, влажный клубок змей, без конца и края.

Магма... нет, протоплазма!

Жрать! Жрать! Жрать! Жрать...жрать...жратьжратьжратьжрааааааа!!!

— Ааааа! — меня отбросило в сторону. Люк закрылся. Дерк стоял, вцепившись пальцами в пульт, на висках испарина. Подниматься с пола не хотелось.