История первая "Кто я?"

А между тем до этой страсти (да и во время нее) были поцелуи. Мои первые и не очень умелые, но чрезвычайно притягательные.

— Пойдем куда-нибудь, — прошептала девушка. — Подальше.

Она сидела у меня на коленях, и мы опять целовались. Какое — же пьянящее чувство, вызывает простое прикосновение губ! Что в этом есть? Что за рецепторы сокрыты под этой алой кожей?

Еще я опасался одного. Во время этого всего, я прекращал думать. Прекращал и все. Ни одной мысли. Как в пустой бочке. А прекращал думать, появлялись эти долбаные искорки.

— Пойдем в подвал? — предложила вдруг Таня.

Как-то странно ее глаза блестели при этом.

— Пойдем, — согласился я.

За это время я натаскал туда матрасов старых и теперь там можно было и поваляться в свое удовольствие.

Вот мы и валялись. Таня лежала почти на мне, я обнимал ее за талию. Сердце гулко и часто билось, ее грудь прижималась к моему телу и ее глаза блестели в свете костра (так, для света зажег).

— Знаешь, о чем я думаю? — спросила она, оторвав свои губы от моих.

— И о чем?

— О том, что ты туповат. Местами.

— Смелое заявление. Доказательства?

Она снова практически впилась в мои губы долгим поцелуем. Ее рука расстегнула ремень брюк. Сердце стремительно ухнуло вниз. Она передвинула мою руку с талии на, гм, ягодицу. Какая — то пьянящая волна ударила в голову. Руки немного подрагивали.

— Ну, так и будешь просто лежать? — улыбка ироничная, голос слегка с хрипотцой.

— Я правильно понял? — спросил я, еще не в силах поверить в свое счастье.

— Вот. Я же говорю, что ты тупой! — притворно рассердилась девушка.

Я облизал пересохшие губы, нашаривая в кармане квадратик. Саня два дня назад сунул мне это резиновое изделие. Как это он вовремя сделал!

Я коснулся рукой груди, затаив дыхание. Вот это кайф! Ее рубашка, или как там это называется, распахнулась, открывая чашки черного лифчика.

О! Да-да! Груди слегка дрогнули, когда упал поддерживающий их бюстгальтер. Я замер, потом медленно склонился и поцеловал каждый сосок.

Таня открыла глаза, подернутые поволокой.

-Еще раз так сделай, — попросила она. — Ах!

Я принялся целовать эти спелые вишенки, иногда обводя подрагивающую плоть языком. Девушка прерывисто дышала, часто-часто, иногда слышался еле слышный стон.

У меня реально начало сносить крышу. Пуговицу на своих джинсах я едва не оторвал. Сдернул их вниз, вместе с плавками. У меня стоял, как врезанный из дерева.

— Большой, — вдруг сказала Таня. — А так маленький.

— Ты то откуда знаешь?

— Ой, тоже мне, тайна! — фыркнула она.

Она протянула руку и осторожно коснулась моего напряженного органа. Он качнулся, а по телу прокатилось очень приятное чувство.

— Слушай, а как же мы ... Ну что бы, ... — вдруг спохватилась она

— Все путем, — успокоил я ее, показывая квадратик.

Я завис на вытянутых руках над ней. Таня прикрыла глаза.

— М-м! — я попал куда нужно. Но что-то стон, нифига не наслаждения. Я замер, когда она дернулся подо мной.

Я принялся вновь целовать ее грудь, губы, живот. Почувствовав как пропадает эта одеревенелость, исчезает гримаса боли с лица. Ага! ...

... — Давай хоть оденемся? — сказала Таня. — Что-то прохладно.

Она полезла за одеждой, по пути задев кое-что, что было еще в презервативе. Лень снимать, такая нега, блаженство, пальцем шевелить неохота.

— Еще одиннадцать, — сказала она, доставая часы. — Куча времени...

— -

... — Что это? — сказал я, озираясь. — Где я?

— Это гостиная, — ответил кто-то сзади.

Я обернулся и увидел высокого парня, задумчиво глядящего на меня. Его длинные волосы рассыпались по широким плечам. Он был одет в странную облегающую одежду, отливающую металлическим блеском, глубокого черного цвета.

Мы стояли по колено в каком-то странном лучистом свете, какого серебристого оттенка. Насколько хватало глаз, во все стороны тянулась ровная как стол равнина, сияющая серебром.

— Здравствуйте, — сказал я первое, что пришло в голову.

Парень усмехнулся и, отвечая на приветствие, кивнул.

— А что это? — показал я рукой вокруг.

— Гостиная. Говорю же, — улыбка не сходила с его губ. — Здесь встречаются те, кто знает, как сюда попасть.

— Но я не знаю, — возразил я.

— То-то и оно, — ответил он. — Обычно сначала узнают способ, а потом приходят. А не наоборот.

— А для чего она? — спросил я.

— Здесь можно вообразить все, что угодно. И это появится.

В его руке вдруг возник японский кривой меч. Катана, кажется. Возник и пропал.

— А зачем это воображать?

— Многие, например, отсюда начинают свой путь, — ответил он. — Представляют его и вперед.

— Что за путь? Куда?

— Куда кто хочет. Точнее куда надо. Иногда здесь и битвы происходят.

— Битвы? — во рту пересохло.

Парень кивнул.

— И за что бьются?

— По разному. Иногда, так, типа спарринга. Иногда и без шуток, всерьез хлещутся. За силу.

— Это типа, как в "Матрице"? — спросил я.

— Это скорее в "Матрице", как здесь, — ответил он. — Кто-то решил описать это место, вот фильм и получился.

Мне внезапно стало плохо. Затошнило, заболела голова.

— Что-то мне не хорошо, — пробормотал я.

— Все в порядке. У тебя просто кончается энергия. Скоро ты проснешься.

— И что потом? — через силу спросил я.

— Года на полтора, два станешь обычным человеком. Ну, почти.

— А потом? — мне становилось все хуже.

— А потом, Игорь, мы встретимся. Мы рядом живем. Там.

Он показал куда-то вниз.

— Я тебя уже обнаружил. Так что не переживай.

— Как вас зовут? — я почти хрипел.

— Алексей...

Я кивнул не в силах ответить. Меня бросило навзничь, в глазах потемнело, я почувствовал, что лечу куда-то вниз...

...— Вставай, Игорь, — меня трясли за плечо. — Игорь.

Я открыл глаза. Танька, подвал.

— Ну, ты и спать! — сказала она. — Уже шесть, пойдем.

— Алексей, — прошептал я.

— Что? — обернулась девушка.

— Ничего. Так, приснилось. Пойдем, — я встал и, застегнув рубаху, двинул за ней...

9.

Дрожащими руками я закрыл тетрадь. Может, перепутали? Конечно, ведь как иначе-то? Тетрадки с историями болезней, вдруг покатились с сидения, и с тихим шлепком упав на пол, веером раскатились вокруг.

Савалов Игорь Максимович — чернели буквы на той, которая была в руках. Я вновь открыл историю, листнул страницу. Но как?! Как такое может быть?!

— Ой! — вышедшая из какого-то кабинета медсестра наткнулась на лежащие тетради.

Меня же будто парализовало. Что это? Вот, что это?

...Дз — аутизм,... — выхватили глаза. Под сердцем заныло, будто воткнули нож. Спицу раскаленную!

— Что такое, Лиза? — донесся из кабинета мужской голос.

— Да тут, — девушка посмотрела на меня. — Истории принесли.

Она подошла ко мне, нагнулась, потрясла за плечо..

— Эй, парень, что с тобой?

Ее голос доносился откуда-то издалека. Я видел ее встревоженное лицо, нахмуренные брови, под белым колпаком.

"Что это? Чья это глупая шутка? — билась мысль. — Зачем? Зачем!!!?"

— Андрей Алексеевич, вот, — сказала девушка, к кому-то обернувшись — сидит, молчит.

Послышались шаги.

— Ох, ты, — вдруг сказал мужчина. — Как нехорошо-то!

— Игорь! — меня вновь затрясли — Игорь!

Я с трудом сфокусировал взгляд перед собой.

— Кто ему дал?! — он поднял, выпавшую у меня из рук историю болезни.

— Не знаю, — ответила девушка откуда-то сбоку. — Наверно Алена опять.

— Как нехорошо! Нехорошо! Давай, в кабинет его заводим!

Стул подо мной оказался мягким. А, это не стул. Кушетка.

— Давай, пей парень, — мне сунули в руку стакан.

Я недоуменно посмотрел на него. Поднял механически руку, выпил.

— Зачем ты это прочитал, — тихо пробормотал доктор. — Жил, да жил бы себе.

Комната вдруг крутнулась в бок. Я подставил руку. Голова глухо стукнулась о стену позади...

...— Очнулся Андрей Алексеевич, — голос женский, знакомый.

— Хорошо, Лиза, — послышались приближающиеся шаги.

В носу противно свербило от какого-то запаха. Затекла шея и спина.

Чуть не застонав, я сел. В глазах все расплывалось.

— Ну что, Игорь? — спросил меня невысокий старичок с бородкой.

— Фигово, — честно ответил я. — Что со мной?

Тот вздохнул, побарабанил пальцами сложенных на груди рук.

— Вот, — он показал тетрадь, поднимая ее со стола за спиной. — Ты это прочел, помнишь?

В голове пронесся раскаленный ветер. Меня бросило в жар.

— Видно придется рассказать тебе, — сокрушенно покачал он головой.

Автобус гремел расхлебанными дверями. Время от времени Любовь Юрьевна с тревогой оборачивалась на меня. Я кивал ей, что все в норме. В норме...

...— В моей практике это уникальный случай, — говорил Андрей Алексеевич. — От такого не вылечиваются, это необратимо.

Он пожевал губами.

— Что ты помнишь до десяти лет? — задал он вопрос.

— Садик помню, школу, — ответил я глухо.

— Это поразительно! — мужчина всплеснул руками. — Фантомные воспоминания такой детальности! Поразительно!

— Доктор, вот как... Что это? — кивнул я на тетрадь, совершенно пропустив слова доктора мимо ушей. — Почему там написано, что у меня какой-то аутизм? Что это за фигня?

— Понимаешь, Игорь, — терпеливо проговорил доктор. — Аутизм, это... как бы тебе сказать... Это когда человек не реагирует на то, что происходит вокруг происходит.

— Так это я что, дебил что-ли?

— Нет, Игорь. Дебил — это когда неправильная реакция на внешние раздражители. А у тебя никакой не было. Такие дети просто сидят и ничего не делают. Если коротко.

— И что? Я ничего не понимаю, — мой мозг просто кипел!

— В какой-то момент времени такие дети могут даже погибнуть, — он поморщился глядя на меня. — Просто так. Упасть, подавиться. Могут просто перестать дышать даже!

— Доктор! — взмолился я. — Со мной-то, что?

Доктор кинул на меня испытующий взгляд.

— Ты упал. Просто упал. Ударился затылком. Сильно.

Я невольно пощупал шрам на голове.

— Доктор, но... Но как!! Я не помню этого!!

— Если бы я знал, как, ... — вздохнул мужчина. — Я бы наверно Нобелевским лауреатом стал.

Он немного помолчал.

— В больнице после операции, ты вдруг заговорил. Я тогда вас, детишек в смысле таких, вел. И детдом ваш, тот, специальный. Прихожу тебя посмотреть, и вижу картину. Ты сидишь, и ешь. САМ понимаешь?

— Я глазам своим не поверил. Ты демонстрировал реакции абсолютно нормального ребенка. Реагировал на людей, предметы, следил за движениями. Совершал все действия, которые характерны для такого возраста! Только жаловался на сны.

— Сны?! — поразился я. — И что с ними?!

— Ты кричал во сне. Звал кого-то. Каждую ночь. Однажды даже под кровать заполз. Я положительно растерялся тогда...

— Когда зажила твоя голова, — продолжил врач. — Я перевел тебя в свое отделение, для наблюдения. Тебе давали легкие успокоительные. Ты постепенно перестал кричать, спать стал спокойнее. Но все время спрашивал про маму с папой. И брата. Костю кажется. Но их у тебя никогда не было. Я даже растерялся тогда...

— Как не было?! — в груди у меня противно захолодело. — Но... Но я же помню! Я ... не смог я закончить фразы. Колючий комок застрял в горле.

— Кто знает? — пожал плечами мужчина. — Но факт, что родителей и брата у тебя никогда не было.

— Но как так, доктор! — из моих глаз все-же потекли слезы. — Я же их помню! Как же так! Как так?!

Я вскочил на ноги, потрясая кистями.

— Я помню воспитательницу в садике, школу!!! Я же помню!!! И что, этого никогда не было?!!

Андрей Алексеич досадливо крякнул.

— Понимаешь, — медленно сказал он. — Я бы и рад сказать, что было. Но...

Он развел руками.

Я уставился невидящим взглядом в пол. Прошлое. Я перебирал картины прошлого. Как же так?! Почему я не помнил, как я получил шрам, больницы. Все же это записано! А я не помнил! Без сил рухнул на кушетку. Но как, так? Вот мама, стоя на кухне у плиты, улыбается мне, жаря свои безумно вкусные оладьи. Вот отец, запускает кораблик, весной по ручью? И Костя, мой брат. Близнец! Показывает мне на заросли малины у соседей. А наш дом, на тенистой тихой улочке? А машина отца, красная! А девочка Лера, соседка у бабушки, куда мы ездили летом...

И я не помню до десяти никаких детских домов и больниц! И этого доктора тоже!

— Мозг иногда выкидывает потрясающие фортеля, — журчал голос врача. — Укрываясь от того, что может навредить. Он может отключать память, придумывать того, что не было. Или вводить этакий полусон, когда человек все видит, но не реагирует.

Доктор откинулся на стуле.

— Я думаю твой разум, очнувшись или заработав, в целях самосохранения придумал эту историю с семьей. Чтобы удержаться в реальности. Чего больше всего хочется ребенку не имеющего родных?

— Что-же мне делать-то теперь? — спросил я после долгой паузы.

— Ничего, — сказал доктор. — Живи, как жил. Главное, что сейчас с тобой все нормально.

— Доктор. а я не псих?

— Нет! — рассмеялся врач. — Ты абсолютно нормален. Некоторые люди, истории и похлеще придумывают. И главное, сами в них верят!

— -

Не по-летнему холодный ветер, неприятно холодил тело. С утра шел дождь, и с листьев иногда еще срывались вниз, тяжелые прозрачные капли. Погода будто напоминала, что лето кончается, уже не за горами осень.

Таня молчала, глядя на мужчину идущего от главного здания.

— Идет, — сказал я.

— Да, — ответила девушка.

Мужчина был среднего роста, одетый в простую, даже бедную одежду. Щеку его справа, рассекал лиловый рубец шрама. На руках вздувались вены.

— Что теперь будет? — спросила Таня.

— Жить будете, — ответил я. — Дома лучше, чем здесь.

Таня вздохнула, не глядя на меня.

— Да, ты наверно прав.

— Слушай, но никто не запрещает — же, приходить в гости! — успокоил я ее.

— Точно! — впервые за это день улыбнулась девушка. — А я себе надумала!

Мужчина тем временем подошел вплотную, посмотрел на меня жестким взглядом серых глаз

— Это Игорь, пап, — сказала Таня.

Мужчина посмотрел на меня заметно потеплевшим взглядом.

— Иван Анатольевич, — подал он руку.

Я пожал ее...

... Я не стал ждать, пока они сядут на автобус (остановка было видна от ворот). Пока Таня отвернулась, я быстро шагнул за стену, скрывшую меня из виду. несмотря на внешнее спокойствие, внутри будто вынули все и гулял холодный ветер.

Прямым ходом, мимо корпусов, я направился к своему укромному месту. В подвал.

Там, сидя на старых матрасах, я сжигал душу воспоминаниями. Вот была она рядом, даже не задумывался, как она стала мне дорога, сколько она занимала места в моей жизни. Оказалась много. Вот почему так? Почему эта гребаная судьба отбирает раз за разом все самое ценное, что есть в моей серой жизни!

Но, что ей здесь оставаться, что-ли? — внезапно рассердился я на себя — в этих унылых стенах. Среди этих "доброжелательных" людей? У нее есть отец, он любит ее, он пришел за ней, сразу как вышел. А я что? Сижу тут, рассуждаю как... как... Как скотина последняя! Плохо МНЕ! Жалею СЕБЯ!