Танец Души

Когда раб, одетый лишь в черный ошейник и прикованный за него же цепью к стене, открыл дверь и впустил нас в зал, я перестала дышать. Сначала меня поразил запах. Раньше я не думала, что чувства могут пахнуть, но здесь все буквально пропиталось тяжелым, удушливым страхом. Вдохнув этот воздух я едва не закашлялась, но смогла сдержаться. Когда в глазах прояснилось, и я смогла разобрать не только цветовую гамму помещения, то мне стало плохо. Настолько, что уже было плевать на пялящихся охранников, ехидные смешки и характерные жесты. Здесь и сейчас я боролась с ужасом. Огромное помещение было разбито на секции. Некоторые представляли собой крутящиеся круглые подиумы, отделенные от прочих стеклом. Другие казались простыми столиками в окружении мягких диванчиков. Еще были просто кровати...разные кровати. Маркус спокойно и кажется довольно оглядел происходящее и двинулся к одному из столиков. Стоящий у сине-черной стены, он тонул в сумраке и был практически незаметен, тогда как другие места 'развлечений' еще и освещались дополнительно. Я шла лишь на рефлексах. Голова казалось наполнилась лишь криками и стонами.

— Стой за спиной. — я послушно встала за мягкой спинкой диванчика на который опустился хозяин. — Ни слова и ни звука. Без разрешения ни шагу.

Больше за последующие часы мне не было сказано ни слова. Молчаливые рабы в ошейниках и иногда чем-то вроде купальников, только очень открытых, поставили на стол выпивку и закуску. Я же стояла ни жива, ни мертва. Огромное желание свернуться в клубок блокировал ошейник, весьма сильно сдавивший шею. Я смотрела как в закрытых стеклянной стеной секциях медленно и планомерно издеваются над рабами. Кого-то били, резали, насиловали. Кого-то пытали...инструментами, руками, подручными средствами, вроде ножки стула...кто-то смеялся видя как пауки кусают безмолвную жертву, или жрут крысы. Кто-то стонал от удовольствия, видя как льется кровь из резаных и рваных ран. Кто-то просто извращенно насиловал своих жертв. Вскоре крики заполнили собой все. Я больше не видела ни лиц, ни движений, я могла только едва заметно вздрагивать от непрекращающегося ора. В глазах все расплылось. Стояла я лишь потому, что оперлась на стену.

— Отнесите ее наверх. Учтите, если хоть один синяк или царапина...поменяетесь местами с ними. — голос хозяина едва смог достичь моего разума. Наверное лишь тот факт, что я скоро перестану это слушать помог мне немного очнуться.

Кто и как нес меня в квартиру, я не помню. Не помню как очутилась в прохладе и тишине стен. Не помню как смогла заставить одеревеневшее тело двигаться. Очнулась я после того как едва не выплюнула легкие в приступе жуткого кашля. Оглядевшись, поняла, что сижу на кафеле пола в ванной, обнимаюсь с унитазом, в котором уже давно утонул мой ужин, и теперь меня просто сворачивают в узел спазмы рвоты, вот только в желудке давно ничего нет. Стоило очнуться и из глаз не просто покапало, полило. Тихо скуля, не дай боги, кто услышит, я свернулась клубком на холодном полу и ревела. От ужаса, отвращения, боли, обреченности...а еще от понимания, что Там мне теперь придется бывать вместе с Маркусом. И это заставляло скручиваться внутренности еще сильнее. Я смогла найти в своем прошлом положении какие-то положительные моменты, но теперь все это перечеркнуто. За что теперь цепляться, чтобы не сойти с ума? Что со мной вскоре будет? Ведь скорее всего когда-нибудь я окажусь в этом зале...или в одной из закрытых комнат, которые там тоже есть. Боги, спасите...пожалуйста.

Утром я очнулась в своей кровати. Вялая и обессиленная, я едва смогла соскрести себя с кровати, чтобы пойти на завтрак. Маркус довольный и едва ли не светящийся, сидел за столом с утренней чашкой кофе. Для меня приготовили стакан воды. Усмехнувшись взяла его дрогнувшей рукой и отпила. Через минуту отчаянной борьбы с собственным организмом, я смогла удержать этот несчастный глоток в себе. Выдохнув и вновь поднеся стакан к губам, обратила внимание на Маркуса. Он выглядел чересчур довольным.

— Скоро тебе предстоит выступить на пятом. — после этих слов стакан с водой разлетелся на осколки после встречи с полом, а я опрометью бросилась в ванную, где меня снова согнуло в жутком приступе тошноты. Через пятнадцать минут, когда я смогла успокоиться, вернулась в столовую. — У тебя есть три месяца для подготовки. Эту неделю ты досиживаешь без занятий, а потом будь добра не разочаруй меня.

— Мне еще придется туда спускаться? — хриплый скрежет вместо сорванного голоса.

— Конечно. — легко и просто говорит Маркус, после чего во мне обрывается последняя ниточка еще как-то держащая меня на плаву в этом проклятом болоте. — Отдыхай, пока есть возможность.

Он ушел, а я так и сидела за столом. Мучительно больно, где-то глубоко внутри умирала я. Я, что была когда-то милым ребенком, что имела привычку улыбаться и смеяться, что умела постоять за себя, но никогда не могла обидеть более слабого. Умирала та открытая и светлая девочка, что когда-то поздним вечером встретила старого нищего, ставшего ей добрым дедушкой. Крик собственной души был гораздо страшнее, чем все слышанные этой ночью. Свет что всегда был виден, куда бы я ни шла, который помогал справляться с трудностями, этот свет мерк и исчезал.

— НЕТ!!! — мой крик, совершенно непроизвольно сорвавшийся с губ, эхом пронесся по квартире и вернулся ко мне, лежащей на полу, свернувшейся в клубок и прижимающей сцепленные в замок руки к груди. Маленькая искорка света, все что осталось от прежнего огня. Трепетная, беззащитная, одинокая, прямо как я. — Не отдам! Никому не отдам... — тихий хрип моего голоса набатом отдавался в голове.

Я потеряла все, но хоть эту искорку я должна защитить. Не смогла помочь другим и себе, так хоть ее в обиду не дам. Спрячу. Во Тьме, что заполнила место души моей. Она не зла, она спрячет в себе маленькую искорку. Не даст ей угаснуть, не даст другим ее потушить, убьет любого, кто посмеет покуситься. Тьма она могущественна...и великодушна. Теперь это будет моя Тьма! Мой доспех и оружие, смертоносное и беспощадное.

— Да будет так.

Темнота поглотила огромное пространство. Погасли софиты освещавшие темные стороны человеческой натуры. Искра вспыхнула у дальней от входа стены, чтобы осветить небольшую сцену и застывшую на ней хрупкую фигурку. Короткие черные шортики и лента ткани на груди резко контрастировали с белоснежной кожей неподвижной девушки. Лицо застывшее холодной маской с закрытыми глазами. Огненные волосы свободной волной рассыпавшиеся по плечам и спине. Тонкие пальцы трепетно сжимают два черных нераскрытых веера. Раскат грома прерывает повисшую тишину. Медленно поднимаются веки, открывая поразительной красоты светящиеся потусторонним светом зеленые глаза. Новый раскат грома и резко с пробирающим до костей треском раскрываются веера. Свист ветра сливается с резкими росчерками черно-серебристых молний. Движения тела девушки в противовес ее же рукам плавны и завораживающи. Точеная ножка медленно взлетает вверх, торс отклоняется назад, волосы кровавой кляксой разливаются по сцене. Ни на мгновение не прекратившие своего мельтешения веера скользят в опасной близи от нежной кожи. Между раскатами грома пропадают перерывы. Теперь под жуткий, заставляющий дрожать, грохот маленькая фигурка девушки двигается подобно молнии. Гибкая, стремительная, опасная. Движения ее наполнены едва сдерживаемой силой, которая вот-вот должна вырваться.

Резкое движение взрывается красным потоком. Еще одно и снова красная лента, как брызнувшая кровь летит в зрителей этого безумия. Однако как послушная хозяйке змея возвращается на место. Сила выплеснулась увеличив скорость движений. Привнеся в страшное очарование танца кровавую нотку безумия. Мелькающие и пропадающие ленты завораживали, заставляли следить за стремительными бросками тела. За всеми взлетами и падениями изящных ножек и быстрых ручек. Каждый миллиметр юного тела подвергся тотальному контролю множества глаз. Незаметные в темноте, они буквально прилипли взглядами к новому, непривычному действу. Желание, похоть и боль, смешались в жуткий коктейль, который наполнил зал своим непереносимым ароматом. Все смотревшие на танцовщицу на себе ощущали каждый удар стальных вееров по хрупкому непривычному к боли телу.

Внезапная остановка настолько поразила, что даже сквозь непрекращающийся гром был слышен общий разочарованный стон. Босые ступни, поражающие своей миниатюрностью и изящность линий, стояли в луже крови, в которую превратились выпущенные на волю ленты. Тонкие руки медленно поднимаются вверх. За сложенными веерами тянется кровавый ручеек. Вытянувшаяся в струну девушка оказалась заключена в ловушку из лент. Миг на который все стихло, и новый, еще более злой и мощный раскат грома сотряс зал. Кисти девушки со все возрастающей скоростью стали беспорядочно вращать веера, разбрызгивая вокруг себя красные брызги. И вот через какое-то жалкое мгновение девушка застыла связанная выше пояса, а ленты не прекращают своего стремительного танца. Красный атлас на белоснежной коже смотрится ужасающе.

Хрупкие кисти заканчивают движение, после чего руки девушки опадают вниз и оказываются вывернуты за спиной. Ее фигура слегка наклоняется вперед, чуть сгибается спина, будто под неимоверной тяжестью, которую во чтобы то ни стало надо удержать, и опадает на грудь склоненная голова. Наступает тишина. Гробовая. Секунда. Секунда. Слышен лишь частый стук сердец. И вновь, как в самом начале, неожиданный раскат грома сливается с треском раскрытых вееров, а за спиной девушки вспыхивает еще один источник света. Но он не ослепляет зрителей, его луч направлен в расправленные секции веера. Хитро и точно выкованные Мастером-кузнецом, они рассеивают свет, создавая оборванные крылья за хрупкой, сломленной спиной.

Гром стихает, остается лишь песнь ветра. Шелест поражающий своим спокойствием, успокаивающий, гроза прошла, не тронула. Крылья из света пропадают, веера необычайно тихо и медленно закрываются. Ленты, кровавыми ручьями медленно стекают по застывшей девушке. И вскоре собираются в лужицу у ее освобожденных ног. Мгновение, долгое, растянутое, когда вдруг слышится отдаленное эхо грозы, обещающей вернуться, и тело падает, расплескивая атласные капли во все стороны...свет постепенно меркнет, медленно скрывая неподвижное прекрасное тело юной девушки.

И наступает Тьма.

Стоять за плечом хозяина на пятом этаже стало такой же привычкой, как и умывание. После моего перерождения прошло полгода. Я теперь бесстрастно могу смотреть как на пытки, так и на смерть. Больше не нашлось ни единой вещи или события, которое смогло бы поколебать мое спокойствие. Хозяин был поражен, но сказал что так даже лучше. Мне было все равно. Если надо было, я могла изобразить эмоции, но я перестала их испытывать. Мой танец три месяца назад, так сильно потряс умы некоторых, что пятый этаж в одночасье лишился всех рабов, которые были привязаны, прибиты, подвешены, положены или еще как. Они умерли вместе со мной на сцене. Правда посетители не роптали, да и хозяин тоже был весьма доволен моим выступлением. Хотя пока и не выпускает меня больше танцевать, только на третьем иногда импровизировала, и все.

Сейчас я без содрогания смотрю как человек в маске, чтобы не была узнана личность, в закрытой комнате, с ласковой улыбкой маньяка-людоеда сдирает кожу с молодого паренька. Вопли только подогревают желание гостя и он начинает работать усерднее, хотя и не аккуратнее. Наличие из одежды только одной маски позволяет полностью разглядеть, как это действует на палача. Хозяин еще некоторое время смотрит в экран визора, после чего кивнув охране, выходит из подсобки. Тенью скольжу следом, ловко уворачиваясь от попробовавшего меня полапать охранника. И снова полночи торчу возле стены, пока хозяин с легкой брезгливостью наблюдает за тем, как развлекаются его гости. Он привык работать аккуратно, чтобы жертва прочувствовала весь спектр получаемых ощущений, и не скончалась посреди процесса. И как истинный мастер, он не может бесстрастно смотреть на дилетантскую работу любителей.

— Пойдем, сегодня ничего интересного.

Послушно отлипаю от стены и иду к лифту. Вот такая теперь моя жизнь. Куда хозяин, туда и я. Правда только в этом здании. В город я выходила последний раз, ммм, еще до своего первого посещения пятого этажа. Со мной прекратили заниматься учителя, только тренировки и репетиции так и остались, но уже не доставляют такого удовольствия как раньше. На них я теперь тружусь в поте лица, а не отдыхаю, хотя бы душой. Совсем скоро мне исполнится пятнадцать, но как-то радости от этого я не ощущаю.

Под бухтение визора передающего какие-то новости, я спокойно ужинала. Хозяин тоже мало обращал на что-либо внимание. А потом в привычный шум влилась музыка вызова фона. Хозяин несколько удивленно посмотрел на экран сделанный из кристалла и все-таки принял вызов. Я краем глаза наблюдала за меняющимся выражением лица и глаз хозяина, и где-то глубоко в душе злорадствовала, потому что судя по всему новости были из разряда неприятных и неожиданных. Однако на лице я не позволила отразится и капельке этого чувства, первого за долгое время. Когда хозяин резко вскочил и буквально выбежал из квартиры, мне почему-то показалось что это начало чего-то одновременно и хорошего и плохого. Вот только для кого и каким это что-то будет, я не могла понять.

Утром, согласно устоявшемуся графику, отправилась в спортзал. Точнее попыталась. Охрана, выставленная в коридоре, передала приказ оставаться у себя и никуда не рыпаться. Пожав плечами отправилась к себе. Одиночество и отсутствие деятельности больше не действовало на меня так, как раньше. Теперь мне наоборот было в удовольствие посидеть неподвижно, особенно в темноте, смотря в никуда и желательно ни о чем не задумываясь. Ведь мне больше нет смысла куда-то рваться и выискивать способ избавления, пусть и нереальный, но вселяющий надежду. Надежда умерла полгода назад, в день, когда маленькая искра моей прежней жизни, оказалась надежно спрятана во Тьме.

— Одевайся. Идем на встречу в казино. — я лишь кивнула и направилась к гардеробу.

Открыв тяжелые створки, окинула взглядом богатейший выбор нарядов на все случаи жизни. Достала довольно скромное длинное черное платье, с небольшим вырезом и свободной юбкой. Роскошью в этом произведении Джера была ткань и тончайшая серебряная вышивка. Дорогое белье, чулки, макияж и непритязательная прическа — все это заняло полчаса. Возле дверей меня ждал хозяин, чем-то жутко недовольный, из-за этого его лицо перекосило в совсем уж омерзительной гримасе. Первый раз такое вижу, хотя вроде почти за два года всего насмотрелась. Интересно что его так взбесило?

— Приготовь группу для быстрой транспортировки товара. — хозяин на ходу выдавал приказы помощнику. — Садись. — передо мной распахнули дверцу машины. Приподняв подол загрузилась в шикарный салон.

За всю свою жизнь всего лишь пятый раз еду на машине. Конечно такой транспорт не редкость, но все равно его содержание довольно накладно. Пусть Мастера и переделали двигатель, и теперь он не столь опасен как в прошлом, зато теперь очень дорогое топливо. Раньше, кажется, какую-то горючую жидкость заливали, теперь же они все двигаются на кристаллах, которые выращивают уже другие Мастера. Не сами конечно, но они всегда пристально наблюдают за соблюдением условий выращивания и правильного созревания.