1

— Моих.

— Пойдём, покажешь.

* * *

После экскурса по НИИ последовал экскурс по элитному правительственному автомобилю. Надо отметить, что оригинальный 4112Р был мягко говоря... не на уровне правительственного лимузина. И именно поэтому я его очень сильно доработал. Двигатель в восемьсот лошадей, он не шумел на ходу — тишина — его главная особенность. В салоне было не то что тихо — можно было услышать, как гипотетическая муха трёт лапками. Кожаный просторный салон, бар, Шелепин выдвинул за одну ручку линию спецсвязи и спросил:

— Работает?

— Конечно.

Послушав гудки в трубке, переспросил:

— Какой номер?

— Номер НИИ. Видели ту белую сферическую антенну на крыше? Я, пользуясь своей яхтой, запустил десятки спутников связи на низкой орбите. Сеть ещё не развёрнута на сто процентов, но точную геолокацию и связь уже может обеспечивать. Связь работает по всему земному шару. Я вроде бы хотел выдать вам один из телефонов, — я залез в бардачок и взял одну из трубок, вместе с ней — зарядное устройство, — возьмите.

Массивный чёрный телефон с кнопками и антеннкой.

— Спутниковый. Покрытие — планета Земля, работает при температурах от минус до плюс сто, влаго и пылезащищённый, ударопрочный.

Шелепин взял этот аппарат. Он был таким же монументальным, как правительственный лимузин, имел примитивный жидкокристаллический дисплей. Это для меня примитивный, по меркам времени — вполне мощный, даже цветной. Шелепин поднял взгляд:

— И куда можно позвонить?

— На любые номера в пределах планеты Земля. Я установил двадцать четыре комутационные станции. Европа, средиземноморье, египет, индия, америка, япония, китай, австралия и многие другие, более мелкие. Так что вызов на тамошний номер будет коммутироваться через ближайшую станцию.

— А по советскому союзу?

— Здесь, через Интел. На крыше антенна, под ней цифровая АТС с собственными номерами. Товарищи сумели выбить целых двести пятьдесят номеров на наш НИИ, роскошь. Десяток зарезервирован под спецсвязь.

— Это если на линии обрыва не будет.

— Если будет — связь пойдёт через Ленинград, или Екатеринбург, или Владивосток. Я озаботился, всё-таки у меня есть в НИИ определённые обязанности. Так что можете пользоваться на здоровье.

— Мне нужен ещё один такой аппарат для Семичастного, — серьёзно сказал Шелепин, — вернёмся к нашим баранам. Ах, да, ладно, уже всё посмотрел. И как отнёсся Воронов к такому подарку?

— Не слишком рад. Ему больше нравятся спортивные автомобили, для него сделал порше, но этот членовоз имеет свою пользу. Например — представительскую, мы пару месяцев назад взяли несколько предприятий МЭПа на понт, как говорят в вашем времени. Отмыл, побрил Воронова, одел с иголочки в модном ателье в Париже, то же самое с Анатолием. Сделали морды посерьёзнее, ну знаете, экипировались по высшему разряду, и всем кортежем из двух членовозов и вон того внедорожника, — я указал на машину, стоящую напротив, приехали на завод радиодеталей. Директор как увидал подъезжающую процессию, чуть не перекрестился. В общем — получили лучшие кадры, почти даром.

— Взяли на понт, хоть слово и вульгарное на мой взгляд, но вполне подходит к ситуации, — кивнул Шелепин, — можешь сделать ещё один экземпляр?

— Без проблем. Когда и куда отгрузить?

— Свяжусь, сообщу. Что ж, буду ждать результатов, — он открыл дверь и вышел из машины, я тоже, — присмотри за Вороновым, чтобы не сел в лужу, мне главное, чтобы он не уронил авторитет. Как-никак о нём поговаривают как о моём протеже.

— Хорошо, присмотрю. Человек он конечно не подарок, но и не самый худший вариант, может даже что-то полезное сделает.

— Я тоже так думаю. Что ж, до встречи.

Шелепин ушёл к своему членовозу, дожидавшемуся его у выезда из гаража.

* * *

— Это что такое?

Воронов всё же разродился идеей сделать часы. Электронные часы с вакуумными люминисцентными дисплеями, в общем — простенькая штука, и пробегал с этой идеей целый день, а я в это время продолжал свою денную и нощную заботу о благосостоянии НИИ Интел. Отказался помогать Воронову наотрез — пусть сам сделает, своими силами. Шелепин недвусмысленно сказал — обойтись существующими технологиями, чтобы не было вопросов. Вместо этого я начал готовить подарок к новому году и вот, он понадобился ещё до нового года.

Пётр пробегал с электросхемой из своей машины два дня, до двадцать восьмого, когда нужно было уже спешно вылетать — пункт назначения — Минск, лаборатория радиотехники. И я перехватил его перед тем, как он успел вылететь.

После оснащения НИИ собственными автомобилями, я задумался о воздушном транспорте. Он был нужен для дальних перелётов — слишком опасно отправлять Воронова на местных летающих гробах, но проблем в этой области было столько... В общем, в результате ряда очень сытных взяток, очень правильно смазанных мест, я стал обладателем частного реактивного самолёта, на который даже выделили пилотов. Правда, де-юре, мой самолёт числился в составе военной авиации. Военным за это пришлось дать очень ценную технологию — чертежи новейшего американского реактивного двигателя и весь самолёт из нового поколения Фантомов целиком. Где и как я его достал — умалчивается, но самолёт военные получили в разобранном виде, ЛИИ получил самолёт, а я получил в своё бессрочное пользование право иметь целых два авиационных средства — первым стал компактный самолёт.

— Это бизнес-джет.

— Но как? — у Воронова, наверное, волосы дыбом встали, — как?

— Секрет фирмы. Де-юре это самолёт ЛИИ, так что никаких проблем. У нас ещё и свой вертолёт будет, вот увидишь. А теперь полезай, пилот уже двигатели прогрел.

Анатолий, присутствовавший тут же, только грустно вздохнул. Выглядело как сцена из какого-то боевика — большой чёрный правительственный крокодил, подъехавший прямо к трапу красивого самолёта...

* * *

Перед новым годом я меньше всего ожидал приезда товарищей Шелепина и Семичастного. Оба приехали в НИИ — об этом сообщила система раннего опознавания на въезде в город — были замечены Шелепин и Семичастный, вместе с Косыгиным, все трое в одной машине. Так что я экстренно по громкой связи предупредил сотрудников, что едут большие шишки и нужно подтянуться и заняться делом. Прикинуться ветошью и не отсвечивать!

Сам же вышел встречать — как раз они доехали до гаража, когда я подошёл.

— Добрый день, — вышел навстречу прибывшим.

— И тебе добрый, Грачёв. Воронов улетел? Ты теперь за главного?

— Наместник, — хмыкнул я.

Косыгин — пожилой дядька с необычайной лопоухостью, вышел из машины, ехал он спереди, и оглядел гараж и стоящие тут волги, хохломские, хмыкнул и подал руку:

— Косыгин.

— Грачёв, — пожал я руку, — Алексей.

— Товарищи обещали показать мне что-то удивительное. И где оно? — он осмотрелся.

— Пойдёмте.

Экскурсия по НИИ закончилась в кабинете директора, временно оккупированным мною. Теперь я тут наместник и первое лицо НИИ, в отсутствие Воронова. Секретарша, а у нас было три секретарши, все три модельной внешности и одеты по последнему писку западной моды, принесла кофе, чай, сладости и многое другое. Когда дверь за ней закрылась, партийные бонзы расселись вокруг стола и Шелепин сказал:

— Мы бы хотели поговорить с тобой, в отсутствие Воронова.

— Слушаю?

— Собственно, Пётр передал нам большой массив информации о том, — начал Семичастный — молодой на вид председатель КГБ, — что должно будет произойти. Хотелось бы узнать теперь у тебя, что ты знаешь и помнишь, что можешь нам поведать.

— Боюсь, для меня ваше время это глухая древность. Помню не более, чем вы о временах греческого императора Юстиниана или вроде того. Тут я вам не помощник, к сожалению.

— Жаль, — сказал Косыгин, — Записки Воронова ты читал?

— Читал, — признал я, — Воронов конечно много знает, но не умеет делать глобальные выводы, только так, по мелочам.

— И какие глобальные выводы можно сделать из его записей? — спросил Косыгин.

— Я сделал вывод о концепции противостояния хаоса и порядка. Это две первоосновы любого государства. Коммунизм — начался как концепция упорядочивания хаотичности рыночных и политических взаимоотношений. Один рынок, один начальник, всё строго выстроено по порядку, каждому отмеряно сколько нужно, порядок. Теоретически, этот порядок мог даже привести к уничтожению семей и денег — потому что это символы хаотичности человеческих отношений.

Шелепин и Семичастный переглянулись, я продолжил, видя интерес у Косыгина:

— Порядок... я в курсе, что была такая страна как северная корея, вот там был установлен сталинский порядок к двадцать первому веку. Просто железный. Ад на земле, из которого не сбежать. Другое дело, что вы правильно поняли, что такое порядок и к чему это всё может привести и попытались создать третий путь — путь ущербного порядка. Но к сожалению, такой не сможет существовать долго. Люди по природе своей хаотичны, случайность хаотична, обстоятельства хаотичны. Западные страны, основанные на хаосе, долговечны — хаос нельзя разрушить. А вот порядок боится малейших колебаний. Он требует строжайшей секретности во всём, он строится на трёх основах — незнание, страх и пропаганда.

— Допустим, порядок, хаос, это я могу понять, — согласно покивал Косыгин, — но что тогда по твоему у нас?

— Ущербный порядок. Вы не настолько отморожены, чтобы установить северокорейский или пол-потовский порядок, но и к хаосу обратиться не можете. Не беспокойтесь, подобный ущербный порядок не просуществует долго, вне зависимости от ваших действий — люди либо прорвут эту блокаду и реализуют свои хаотические натуры, либо государство зажмёт всех в ежовые рукавицы и воцарится ад.

— Воронов искренне полагает, — вдруг сказал Семичастный, — что причиной уничтожения советского союза были экономические.

— Отчасти. Но вы то взрослые люди, должны понимать, что один только кризис не может сгубить сильное государство. В случае с советским союзом на первый план выходит концепция его существования. СССР существовал до девяностого года благодаря высоким нефтяным доходам и развитому чёрному рынку, если перекрыть чёрный рынок полностью — союз не проживёт и пяти лет, бунт.

— И развалили советский союз конечно не партийные элиты, — хмыкнул Шелепин.

— Я не специалист. Но изучение видеохроник подсказывает мне, что из партийных элит во время развала только один персонаж по имени Ельцин был взят в оборот. Разваливали ваше государство под эгидой кока-колы, джинсы, брендов западной техники и машин, которые так хотели люди. Не под флагами каких-то партийных бонз. Я понял это как систематическое увеличение хаоса при ослаблении порядка. Ослаблении — ввиду нелепой и неработающей пропаганды, отсутствия страха, отсутствия неведения, ну и при неспособности обеспечить порядком обычный хлеб и сахар в магазинах. Сами подумайте — самая большая страна в мире, колоссальные природные ресурсы, огромные поля, и при этом сахар по талонам. Это как вообще может быть? Только при полнейшем катарсисе системы порядка. При её абсолютной импотенции и неспособности работать, обеспечивать свои главные функции.

— Если верить Воронову, стало лучше. Это так? — спросил Семичастный, — я имею в виду после развала советского союза?

— России — определённо лучше. В ближайшие восемьсот лет государство не менялось, а это, при условии рыночных отношений и свободных выборов, показатель.

Товарищи подумали, возникла пауза, которой быстро и ловко воспользовался Косыгин:

— Что на твой взгляд нужно сделать?

— С чем? — я удивился.

— Нам.

— Да мне нет дела. Вы правите странным государственным образованием — флаг вам в руки, я тут при чём? Главное чтобы страну не угробили, до остального мне дела нет.

— Нда... — Протянул Семичастный, — ладно, оставим эту тему. Если вот так на это всё посмотреть — получается, что все остальные причины проистекают из естественного стремления людей к хаосу.

— Да. К самореализации. К желанию использовать систему порядка на свою пользу. Из желания выпендриться, из желания иметь больше других. Хаос питается беспорядком, вы же как матросы на тонущем корабле, носитесь и заделываете одну дыру за другой, пытаясь не допустить информации до масс. И чем дальше — тем больше будете носиться, пока просто не выдохнитесь окончательно. Вот и весь сказ. Порядок он нереализуем там, где есть человеческий фактор. Абсолютно.

— Хорошо, — согласился товарищ Шелепин, — у меня теперь есть ряд других вопросов. Начнём с твоего официального статуса. Ты у нас кто по профессии?

— Генерал, СВР, служба внутренней разведки, один из четырнадцати заместителей руководителя ведомства. Хотя я не думаю, что мой опыт как-то применим в контексте вашего времени.

— Хорошо. Тут тебе документы сделали, — он положил на стол выуженный из кармана паспорт, — меня интересует ещё одно дело. Медицина, у тебя есть какие-то медицинские препараты?

— О, тут вы попали в яблочко, — я расплылся в улыбке, — до своей перестройки в яхту, моя малышка была крейсером военно-космического флота и в наследство от тех времён мне достался полностью упакованный госпиталь на пять тысяч койко-мест. Так что медицина у меня на высоте. А что? Хотели обследоваться?

— Сейчас подошёл срок умирать товарищу Королёву, — мрачно сказал Семичастный, — две недели осталось. Необходимо его вылечить, если это в твоих силах — немедленно приступай.

— Хорошо, привозите товарища в НИИ вечером или ночью, его будет ждать челнок, доставим, вылечим, если это вообще возможно, конечно.

— Вот и хорошо. У меня будет ещё ряд вопросов, но поговорим потом.

* * *

Сергей Павлович Королёв. Основоположник космонавтики — единственный, наряду с Лениным, человек, имя которого известно даже спустя три тысячи лет. Личность практически легендарная, как Икар, опаливший крылья.

Сергей Павлович конкретно крылья не опалил, но его доставка на космическую яхту вызвала у него колоссальное количество вопросов, на которые я даже не собирался отвечать.

— Лежите так, не двигайтесь. А теперь замрите. Всё. Молодец, — и загнал в автодок военной модели.

В медицине я слабо разбираюсь, поэтому отошёл от автодока — большой камеры, внутри которой происходили хирургические операции и направился, насвистывая, по большому помещению госпиталя. Здесь было уютненько — на борту прорезали большое окно, панорамное, тридцать на тридцать метров, в окно была видна наша прекрасная, невероятно милая голубая планета. Я постоял около бронестекла и понаблюдал за ней, пока шла операция над светилом космической науки.

Вскоре он сам вылез из автодока, вернее, его вышвырнуло, осталось только встать. Военная модель — грубая штука, не будет же хирургеон отвлекаться на такую мелочь, как достать пациента, уже вылеченного. Список усовершенствований, которые мои технологии напихали в Сергея Павловича, довольно длинный.

Он встал с койки и огляделся, место напоминало большую площадь. Два верхних отсека с госпиталями убрали, оставили один, но с очень высоким потолком. Не слишком уютно, но зато окошко знатное.