Ведьмин дар

— К столу будет сказано, — фыркнул Илья, поднимаясь следом за мной, — приятного, девочки, аппетита.

— А ну живо завтракать! — снова рявкнула баба Люба и жалобно протянула: — Остывает же!..

Аня стремительно исчезла в доме.

— Если мы немедленно всё не съедим, она заплачет, — предупредила я на крыльце. — Никаких разговоров за столом. Удовлетворим бабу Любу — и она согласится мумию осмотреть. Нелишне нечисти обнюхать объект.

— Думаешь, там ещё кто-то потоптался? — приятель придержал передо мной дверь.

— В прежние времена так и было.

Завтрак обильностью и плотностью походил на обед, но мы умяли всё, от борща до блинов, быстро и без разговоров. За чаем я объяснила "жабе", зачем здесь "рыжий шельмец", и она коротко велела перегнать машину в гараж и крикнула Веньку-Владика, чтобы те сбегали и открыли ворота. Илья в это время уже показал Ане мумию, и ведьма-шепчущая, изучив фото, уверенно указала:

— Маг поработал. Видишь, глазница с одного бока светлая, как налетом покрытая? Это след от ментальной иглы — от заклятья принуждения.

— Получается, трое убивали — наблюдатель, ведьма и заклинатель? — приятель убрал телефон и помрачнел.

— Четверо, — я встала, чтобы сходить за тростью, — и нечисть. Ты не увидишь её следов, потому что не знаешь, где искать и кто убивал. Это запрещённая особь. Якобы истребленная.

— "Медуза", — подтвердила "жаба", убирая посуду. — Отсюда её чую. Думала, ты с собой приятеля приволок.

— Баб Люб, — Илья достал ключи и посмотрел на неё с упрёком, — я сколько лет с нечистью работаю? Я чту вашу территорию. Все мои... подопытные в глубокой спячке. Да и запрещённой нечистью я, законный член заклинательской общины, точно не светил бы на каждом углу.

— Ну, прости дуру старую, — нечисть виновато улыбнулась. — Дитятко защищала.

— Блинов с собой дашь — прощу, — расщедрился он.

— Кышь, — баба Люба беззлобно замахнулась полотенцем, — шантажист выискался... Вот выгоню в шею, и ага.

Через десять минут мы собрались в гараже у открытого багажника, даже правнуки "жабы" просочились и, шумно принюхиваясь, перешёптывались в углу, у стойки с тяпками и лопатами. Своей машины у бабы Любы не было, и гараж она использовала под сарай. Сама же "жаба" первой поморщилась на мумию и снова заявила:

— "Медуза".

— Смотрите, — я встала сбоку, опершись о трость, — видите чёрные подпалины по кожному покрову? Старые электрические ожоги. Колдун обездвижил, нечисть пытала, ведьма прикрыла, заклинатель изгонял.

— Зачем пытать-то? — нахмурился Илья, склонившись над багажником, подсвечивая телефоном мумию и изучая подпалины.

Аня любопытственно топталась рядом, заглядывая через его руку.

— Чтобы рассказала, как изгнать то, что в ней есть, и изгнать наверняка, — я залезла в карман, перебирая амулеты. — Думаю, я смогу визуализировать несчастную. Восстановить внешность до нападения.

— Так ведь одержимости нет, — приятель выпрямился.

— Но есть следы, — я достала тонкую цепочку-браслет. — Заметил же, что... стучались.

— Погоди, — Аня поняла и побледнела, — они так... убивают дар?

— Верно, — я одобрительно кивнула, — дар стародавних — главная цель, не ведьма. Наблюдатели не верят в то, что ведьмин дар — стихийное и естественное явление, в некоторых случаях усиленное наследственностью. Они полагают, что его передают или пробуждают мёртвые стародавние — их неупокоенные духи. Именно стародавних и пытаются изгнать навсегда, чтобы больше не приходили, не пробуждали и не обучали.

— Идиоты, — хмыкнула баба Люба, — кто им сказал такую чушь?

— Не знаю, — я пожала плечами, — может, кто-то из расколовшихся отступников. А может, архивные записи неправильно перевели со старославянского.

— Эф, — Илья посмотрел на меня в упор, — скажи без уверток: есть одержимость или нет?

Я покосилась на Аню и вздохнула:

— Это не одержимость. Это... наставничество. Да, есть. Некое подобие.

— Венька, подай стул, — "жаба" заметила, что я устала стоять.

— Спасибо, — я села на табуретку. — Я хотела рассказать эту легенду позже, на месте... В старину обучение отличалось от современного — школ Кругов. Ведьмы постигали мастерство владения "углём" у старшей рода — это первая ступень, контроль внутренней силы. А вторая ступень — изучение дара, который в те времена появлялся практически у всех ведьм, — преподавалась Верховными. Их было двенадцать: Великая шепчущая, Мудрая ведающая, Древняя зовущая, Вещая видящая, Праведная идущая, Вечная слышащая, Истовая помнящая, Обманчивая спящая, Верная помогающая, Искренняя хранящая, Светлая дарящая и Тёмная приводящая. Они отличались избирательностью, и в ученики к ним попадали самые из самых, но уж если Верховная бралась учить — то навсегда. Навсегда, — повторила я выразительно.

— И они по-прежнему приходят к потомкам самых-самых? — Аня смотрела на меня с таким священным трепетом и восторгом, точно я была одной из древних Верховных.

— Да. Они никуда после смерти не ушли. Первые Верховные остались в тонких слоях мира и по-прежнему учат тех, кого считают достойными знаний. Когда ты слышишь воду, то говорит с тобой именно Верховная — Великая шепчущая. И сразу скажу: изгнать её невозможно. Мёртвые стародавние ведьмы — это не какие-то бесы, они уходят лишь тогда, когда сами того хотят. Но наблюдатели отчего-то считают иначе. И каждую, на ком находят, как ты, Илюх, говоришь, следы касания, ждёт вот такая, — я указала тростью на багажник, — участь,

Аня сглотнула.

— Но можно уничтожить потомков, — добавила я. — Вырезать под корень всех, в ком есть спящий дар. У наблюдателей на каждую ныне живущую ведьму есть подробнейшая родословная, и они давно и целенаправленно отслеживают тех, в ком может проснуться дар. Собственно, стихийно он проявляется в любой ведьме, но в потомках учениц дар более сильный, более... ранний. А значит, и пользы от него больше. Тебя, Анюта, пасли давным-давно, но, видать, свободного заклинателя поблизости не нашлось. Или нашёлся, но слабенький. И на "опознание" повезли ко мне.

— К счастью, — тихо вставила баба Люба. — Бедное дитятко...

Повисло молчание. Аня с ужасом смотрела на мумию, "жаба" сочувственно и слезливо — на "дитятко", а Илья задумчиво — и явно что-то задумывая — на меня. И я предполагала, что именно он замыслил. Но делала вид, что тоже интересуюсь мумией. Да, если попросит — пожалуй, соглашусь. Четыре года на одном месте просидела — свихнусь же в приюте... Но прежде оповещу о своём положении начальство и поинтересуюсь его планами на мою персону. Вдруг найдутся дела поважнее. Вдруг дело, которое я начала, но не довела до конца, в связи с мумиями получит долгожданное продолжение.

Пока каждый занимался своими мыслями, я встала, подошла к мумии и аккуратно обернула вокруг ссохшейся руки цепочку-браслет. И мумия начала "обрастать" плотью: вернулись светлая кожа, бессмысленные серые глаза, русые с проседью волосы, одежда — длинная тёмная юбка, полосатый свитер, коричневый плащ.

Аня коротко всхлипнула и отвернулась. Узнала.

— Знакомое лицо... — Илья снова склонился над телом. — Кажется, это ведьма из нашего Круга. Да, точно, левая рука Верховной. Пропала без вести с год назад.

— Её тетя, — тихо добавила я, кивнув на всхлипывающую шепчущую. От тела расходились лишь мне видимые лучики, указывающие на кровное родство.

— Чёрт... — растерялся и расстроился приятель.

Я подковыляла к Ане и обняла её за плечи:

— Пойдём отсюда. Пойдём-пойдём...

И на крыльце, проревевшись, девочка-шепчущая путано рассказала: как все гордились тётей — и как папа боялся, что если она оступится, именно его отправят "говорить" с сестрой; как она пропала, уехав исследовать логово подозрительно сгинувшей поднадзорной отступницы, где могла завестись хуфия; как они искали, как всё равно верили и не теряли надежды...

— Я н-не отдам её... н-на вещдоки, — закончила Аня воинственно, вытирая щёки. — Её п-похоронить надо. П-папе.

— Потом, — я заметила, что по ступеньке поползла одна моя посланница-"косичка". Следом — вторая, третья. А вот четвертой не было. — Потом об этом. Пора уходить. Илюх, — окликнула я, — если ты не передумал ехать до приюта, то заводись.

— А он кто? — очнулась моя подопечная.

— Свой. Достался в наследство от наставницы, — я встала, — вместе, кстати, с бабой Любой и прочими секретами, артефактами и планами. Илья — внук отступницы Удавки. Мы давно знакомы.

Анюта традиционно ойкнула и поспешила в дом за курткой. Я собрала свои вещи, но уйти сразу не получилось: баба Люба, зверски нахмурившись, заявила, что пять минут нам погоды не сделают, и если мы не возьмём с собой её стряпни, она не пустит нас больше на порог. Я расшифровала это как "помогу — трясина врагам народа обеспечена" и привалилась к стене, держа наготове открытый рюкзак.

— И дорога дальняя, и мужчина с вами, гораздый с голодухи сворачивать куда не попадя... — баба Люба набила под завязку мой рюкзак и вручила пакет. — Едете куда?

— На запад, — я надела рюкзак и послушно взяла тяжёлый пакет.

"Жаба" прищурилась сквозь дверь и улыбнулась:

— У вас час, дети. Через час вы должны гнать по трассе во весь дух. А по городу и окрестностям будет ни пройти ни проехать. Дитятко береги, поняла? Ну и в гости — всегда рада. Сама знаешь.

— Баб Люб, ты лучше всех, — я быстро чмокнула её в щеку и вышла из дома.

— Спасибо, — тихо добавила Аня и выскользнула за мной.

— Впереди сядешь, — предупредила я свою спутницу, ковыляя к воротам. — И ничего не бойся. Выберемся.

Она нервно съёжилась и судорожно вздохнула. А я вспомнила голос старухи-шепчущей и попросила. Ни к чему нам сейчас страхи, истерики и прочее стопорящее. Коли пришла и подставила — так пусть и дальше присматривает за выбранной.

"Рыжий шельмец" уже выехал из гаража и ждал нас в машине. Проходя мимо багажника, Аня шмыгнула носом, и, пристёгиваясь, сдержанно всхлипывала. Илья, порывшись в бардачке, молча выдал ей упаковку салфеток, обернулся, убедившись, что я устроилась со всеми удобствами, посигналил на прощание, и мы поехали.

Пока медленно выбирались из городских колдобин, я перебрала всё амулетное, что распихала по карманам, и задумалась о четвёртой своей "змейке". Руки чесались срезать ещё пару косичек и оправить в восточном направлении, по следам потеряшки, но... Если её уничтожили, то сделал это некто, очень хорошо разбирающийся в отступниках и знающий лично меня. И понимающий, что раз я жива, то девочка-шепчущая — и подавно. Только зря силу потрачу и повторно напомню о себе.

Эх, Анюта, кому же ты так не нужна-то? В общих чертах я знаю, кому, но — изловить бы сволочь да допросить...

Городок закончился, Илья выехал на трассу, пристегнулся и втопил. Я посмотрела на часы — за сорок минут управились. Значит, у бабы Любы будет в распоряжении больше территории — часть трассы успеет захватить... В окне замельтешили, появляясь и пропадая, одинокие домики, желтеющие рощицы и поникшие кустики. Неизменным оставалось только глубокое, ясно-солнечное августовское небо.

— Эф, ты хорошо помнишь, где искать приют?

Вот смотрит в зеркало заднего вида, где видны одни глаза, — и меня берёт такая тоска по наставнице... Рано она ушла, слишком рано. Многое успела сделать, да: придумала концепцию приюта и защиту, спасла многих "даровитых" и обреченных на казнь... И могла бы сделать ещё больше, если бы осталась в приюте, а не рисковала каждый день, выслеживая, вызнавая, собирая сведения о дарах и их владелицах...

— Угу. Скажу, где тормознуть. Но на такой скорости часа четыре ехать, — я положила на колени трость и погладила белый камешек, ощущая тепло целительной силы.

С прошлого использования прошли почти сутки, то есть пора использовать вторую часть исцеления. К сожалению, лечебные заклятья действуют недолго, а при частом использовании перестают работать вообще. Я старалась не трогать их как можно дольше и дробить одно на части, хотя соблазн хоть на день почувствовать себя нормальным человеком был ой как велик.

— Чего ты боишься? — снова не выдержал Илья.

— Преследования, — я крепче сжала трость. — И оно будет. Следи за своей частью дороги. А я послежу за своей.

Анюта перестала всхлипывать и, кажется, задремала, вжавшись в кресло и отвернувшись к окну. Наконец-то...

— Старая перестраховщица... — усмехнулся приятель, нарочно напоминая о моём широко известном в отступнической среде прозвище.

Которое я получила и за то, что обдумывала все вероятные и не очень варианты, и за то, что готовилась сразу ко всему — и вероятному, и не очень. И, пытаясь усидеть на нескольких стульях, частенько оказывалась понятно, где.

— Илюх, вот ей-богу, стукну, — я насупилась. — Не отвлекай.

— А всё-таки? — его глаза стали серьёзными. — Готова?

Я фыркнула:

— Конечно. Сдаваться и сдавать вас не собираюсь. А если тебя интересует, способна ли я на что-нибудь, кроме советов, после выжигания "угля", то да, способна. На всё. Как прежде, и даже больше. У меня после четырёх лет медитаций и относительного покоя знаешь, какой резерв?

— Я так и не понял, кстати, зачем ты сдалась, — заметил он, полуобернувшись. — И почему позволила выжечь "уголь".

— Организм — подлейшая штука, — я снова прикоснулась к белому камешку на трости. — Он не хочет ничего знать о твоих планах и подводит в самый ответственный момент. Если бы не травма, меня бы до сих пор искали. Но бегать с такой приметой даже под личиной оказалось себе дороже. Дважды здоровье подводило. Третьего раза я ждать не стала.

— А приют? — напомнил Илья.

— Ты там бывал? Нет? Поживи неделю. Захочешь куда угодно — хоть в опасность, хоть к наблюдателям. Тоска смертная. И все хотят учиться. Только я всех этих учеников в гробу видела. С венками "От любящей наставницы" на переднем плане. Это совершенно не моё.

— А как же "ты — змейка, которая греется на солнышке"? — он весело прищурился.

— Погоди, приедем... — я погрозила тростью.

— О, жду — не дождусь, — оживился приятель. — У меня столько вопросов...

— Ну вот... — я таки стукнула его тростью по плечу. — Собрался за убийцей, камикадзе?

— А ты нет?

Я прислушалась к сонному Аниному дыханию и понизила голос:

— При девочке молчи. А то тоже захочет. Тогда нас точно прикончат, и хорошо, если быстро.

— Значит, ты за? — он обернулся.

— Нет, — сухо ответила я, глядя в окно. — Ты даже не представляешь, куда лезешь.

— Почему же, представляю, — Илья тоже уставился в окно, и его голос стал таким же сухим. — Четвёркой убийц пудри мозги наивной Анюте и доверчивой бабе Любе. Ты, Эф, постоянно забываешь, что я не только внук Удавки. Бабушка — и моя наставница тоже. Не было четырёх. Был один. Безымянный.

Я заинтересованно подняла брови:

— Точно?

— Меня смущает один момент, — деловито сказал он. — "Медуза". Заклинательский дар несовместим со стихией — с ведьминым "углём", но он прекрасно уживается с типично мужским колдовством вроде телепорта. Такие ребята — редкость, но они есть. У нас человек пять работает, а у наблюдателей их по-любому больше. Мы наблюдателей терпеть не можем, но не все успевают от них удрать, и кто-то из заклинателей, в ком колдовство проснулось раньше, воспитывается и работает вне нашей системы, по другим принципам и правилам. То есть в случае с нашей мумией это уже минус один человек.