— Бедный Эдя, бедняжка моя Эдичка — ироничным умиленным голосом прошептала Лера.
— Хватит, иди, раздевайся, и в ванну, там будем. Учти сегодня я тебе спать не дам — со злостью произнес Эдуард.
— Неблагодарный ты Эдя — прошипела Лера.
— Я неблагодарный, скажи мне, чего я не сделал для тебя — подскочил Эдя.
— И скажу, надо было в жены брать, вот и все, дорогой — произнесла Лера.
Ее слова ударили Эдуарда молнией по голове, а действительно, что может быть проще. Посмеются, конечно, малость, но ему что привыкать к этому: ‘’Двухвершковый Калакакин ‘’.
— А если сейчас в жены позову, пойдешь? — сказал он, глядя Лере прямо в изумрудно сверкающие глаза.
— Подумаю Эдя, если, конечно, Процентов не позовет — Лера смеялась, слова Эди ей нравились.
Это был самый заветный билетик счастья, и она могла вытянуть его очень легко. Конечно, фамилию она не возьмёт, а вот остальное. Пока что Эдя имеет в совокупности тысяч пятьсот-шестьсот в месяц, но и это неплохо. Зато жена, это статус, не то, что какая-то секретарка.
Эдя мгновенно почувствовал прилив сил.
— Давай быстрее — он буквально выпихивал Леру из кухни в ванную комнату, сгорая от нетерпения.
— Поласкаешь меня, как надо Эдя — смеялась Лера.
— Мысленно, это уже делаю, терпения нет — прохрипел Эдя.
В зеркально шикарной ванной Эдуард не мог оторваться от упругого тела будущей жены. Это он решил, теперь точно, лишь бы она не передумала. Лера тем временем всхлипывала от неподдельного удовольствия — Еще, еще, так очень хорошо. Еще Эдя, поработай, сделай своей девочке приятно — шептала Лера, перебирая руками волосы Эди.
Эдя весь пылал, не справляясь со страстным возбуждением, тяжело дышал
— Пойдем в спальню Эдичка, отдохнем немножко, потом продолжим — ласково проворковала Лера.
— Подожди выпить хочу — выпалил Эдя и голый помчался на кухню, один раз оглянувшись, боясь видимо, что Лера куда-нибудь испарится.
Продолжение последовало через минут двадцать на мягкой кровати. Все повторилось, примерно в той же последовательности и с не меньшим ощущением счастья, которое так и пожирало Эдуарда, затягивало собою... После этого Эдуард жадно покурил, затем отрубился сном мертвеца. Лера засыпала по-настоящему счастливой.
— ‘’Завтра возьму Эдичку под ручку, и все будет сделано. Правда придется, пока суть да дело, потерпеть этого толстяка, хотя нужно в поликлинику, и на больничный’ ‘’ — c этими мыслями Лера сладко заснула.
Утром Лера все же отправилась на работу. Эдуард, скрипя сердцем, упросил ее это сделать, ему было отчаянно неприятно и очень муторно, но без Леры, Малявкин окажется в труднейшей ситуации. Хотелось подумать, что черт с ним, но это все-таки отдел самого Эдуарда Арсеньевича. Практичность разума победила сосущую боль, от воспоминания о гадкой роже Процентова. Сама Лера, конечно, высказала возмущение, но обещанное заявление в загс, в придачу с тем, что Эдя сам отправил ее в прогнозируемые объятия Процентова, успокоили. Эдуард довез будущую жену до места работы, а сам отправился дальше.
…В душе Эдуарда творился разлад, с одной стороны он принял революционное решение жениться на Лере, с другой, понимал, что это вызовет слишком много разговоров, плюс к этому страшное неудовольствие Процентова. Еще нельзя откладывать визит к уважаемому профессору психологии, а рот снова обосрали чайки и в голове сплошные опилки, так и шуршат там постоянно. Винни-пух, по всей видимости, чувствовал себя постоянно так, и если был бы настоящим, то долго не выдержал такого чудесного состояния: ‘’— Нельзя тянуть с регистрацией, решился, значит, решился‘’ — думал Эдуард Арсеньевич, подъехав к клинике психологии. Все-таки очень хотелось выпить, нервы умоляли об этом, но именно этого было нельзя категорически. Неизвестно, как отреагирует профессор на запах спиртного. Пусть, он и величина всероссийского масштаба, но чего доброго спишет серьезное дело на банальный алкоголь.
Через десять минут размышлений в автомобиле, Эдуард вошел в апартаменты известнейшей частной клиники с креативным лозунгом ‘’Правильное мышление залог процветания Грядущего общества ‘’. Эдуард рассматривал таблички с фамилиями докторов, чтобы успокоиться окончательно. Он знал, что ему нужен только сам профессор Смышляев Иннокентий Иванович. Девушка регистратор, в свою очередь, рассматривала посетителя с заветным значком из чистого золота с бриллиантовыми планками по краям. Не часто бывают здесь такие люди, без всякой комиссии из управления по делам ‘’общественно-демократического здоровья‘’.
— Мне нужно попасть к господину Смышляеву — произнес Эдуард Арсеньевич, скромно улыбнувшись девушке регистраторше.
— Подождите минуточку, я позвоню Иннокентию Ивановичу. Как вас представить? — сказала немного полноватая с румяными щечками девушка.
— Помощник делегата первой статьи, первый заместитель правого отдела. Фамилию, пока что необязательно — гордо ответил Эдуард Арсеньевич.
Пока девушка набирала номер на белом телефоне, Эдуард отошел к информационному стенду, где красовался большой плакат с анонсом предстоящей лекции некого Верстова — Заельценского на тему ‘’Страшные песни и сказы, о мертвом Ленине и зайцах‘’.
— Здорово, интересная видимо тема. Жалко, что государственная работа занимает все время, и совсем нет его на нравственное развитие, образование — шепотом сказал сам себе Эдуард Арсеньевич.
— Господин помощник делегата, подымитесь на пятый этаж, центральный холл. Господин профессор вас ожидает — девушка высунулась из окошечка, обращаясь к Эдуарду.
Эдуард Арсеньевич с важным видом двинулся к лифту. Двое ожидавших лифт посетителей почтительно отошли в сторону, посмотрев на значок. Выйдя из лифта, он не торопясь осмотрелся в большое зеркало, после чего подошел к огромным двухстворчатым дверям с позолоченной табличкой ‘’Профессор академии нового общества. Смышляев Иннокентий Иванович '' ''Психолог по коммуникации, новому мышлению демократических основ и побочных базисов‘’. Под большой табличкой размещались, еще две поменьше с уточнениями заслуг и достоинств господина Смышляева. И. И. Правда, Эдуард Арсеньевич оставил ознакомление с этим до следующего раза. Он размеренно постучал, затем открыл дверь, произнеся.
— Можно?
— Войдите господин помощник делегата — раздался, ласково елейный голос.
Эдуард Арсеньевич в силу сложившихся стереотипов ожидал увидеть богообразного, лысенького старичка с небольшой бородкой и обязательными очками в тонкой металлической оправе. Только Смышляев выглядел иначе. Это был крупный мужчина, возрастом примерно пятидесяти лет с аккуратной стрижкой и гладко выбритым лицом. Очки совпали с представлениями Эдуарда, но и их профессор держал в руках, не спеша одевать на свою переносицу. Неясного цвета глаза и очень тонкие маленькие ресницы. Волосатые руки были слишком массивны для статуса утонченного профессора психологии, они скорее относили воображение к грубому мяснику из грязной, засранной мухами мясной лавки.
Эдуард Арсеньевич скромно поздоровался с профессором за руку, после чего присел в удобное кожаное кресло.
— Откиньтесь немного назад, вам нужно расслабиться — произнес Смышляев, сам поднявшись, нажал сбоку кресла кнопочку и Эдуард Арсеньевич оказался в положении полулежа.
— Вам удобно? — спросил профессор.
— Да спасибо — ответил Эдуард Арсеньевич.
— Простите за нескромный вопрос. Вы представляете наш ‘’Затыринский округ‘’ — начал тихонько Смышляев.
— Да Иннокентий Иванович. Работаю в отделах Дмитрия Кирилловича Перепрыгова — гордо ответил Эдуард Арсеньевич.
— Прекрасно, сам Дмитрий Кириллович, очень прекрасно — проворковал Иннокентий Иванович.
— Позвольте в силу формальности, узнать вашу фамилию — спросил Иннокентий Иванович после коротенькой паузы.
— Калакакин Эдуард Арсеньевич
— Очень интересная фамилия. Ваши корни, вероятнее всего происходят из южной Румынии — сказал Смышляев.
— Не знаю — сконфуженно ответил Эдуард.
— Ладно, это потом, давайте перейдем к сути дела.
Эдуард Арсеньевич не заметил смеха, ни в голосе, ни в выражение лица профессора Смышляева, после того, как тот услышал фамилию Калакакин. Напротив лицо профессора выражало искрений интерес без всякой иронии.
Сам Эдуард про себя с затаенной обидой, частенько думал о том, что его фамилия, без сомнения является, по меньшей мере, графской. Хотя происходит, скорее всего, из мест не российских.
— Понимаете профессор, я не знаю с чего начать, и как начать
— Расслабьтесь Эдуард Арсеньевич, говорите просто, так как вы думаете, что держите внутри себя. Мне нужно именно это, чтобы понять вас.
Смышляев вертел в руках очки, ласково глядя на Эдуарда.
— В общем, меня начали посещать страшные галлюцинации. Я вижу непонятных черно-белых людей возле себя и даже несколько раз разговаривал с ними.
Эдуард Арсеньевич рисковал, вся его жизнь в последние несколько дней превратилась в риск. До этого он не имел и тени представления о подобных вещах. Профессор мог направить официальное письмо о рассмотрение вменяемости Эдуарда. Конечно, это все же из области фантастики, но чем черт не шутит. Сейчас становиться все непонятным, пугающим.
— Успокойтесь Эдуард Арсеньевич, что вы видите, скорее всего, является банальным переутомлением. Ваша служба очень трудна физически, эмоциональна, как бы сказать, тонкая душевная организация соприкасается с железобетоном. Это требуется от вас ежедневно, на благо родины, нашего счастья, да и что греха таить, мирового уклада. Многие из наших любимых делегатов прибегают к разным излишествам, в виде алкоголя, кокаина. Их можно понять, исходя из того, что я сказал до этого, но все же. Эдуард Арсеньевич, надеюсь, вы не сталкиваетесь с подобными излишествами, скажем так, слишком часто.
Смышляев улыбался, и к Эдуарду начало возвращаться самообладание.
— Я стараюсь не злоупотреблять Иннокентий Иванович, но вы сами сказали, что понимаете какие нагрузки, выпадают ежедневно на нашу долю.
— Да, конечно, Эдуард Арсеньевич. Скажите, как вы сами определяете этих людей, и меняется ли вместе с ними окружающая обстановка или они появляются на фоне нормальной действительности.
— Ну, я почему-то со страхом думаю, что эти люди из двадцатых годов прошлого века, а обстановка возле них меняется. Она становится их ней, а я попадаю, как будто к ним. Точнее не как будто, а натурально.
Эдуард ждал реакции Смышляева, тот о чем-то задумался, перед тем, как спросить.
— Эти люди — большевики? — с изменившейся интонацией, в которой присутствовала доля затаенного страха, произнес свой вопрос профессор.
— Да, несомненно, это именно эти страшные люди, Иннокентий Иванович. Мне очень нехорошо и признаться честно, сильно страшно. Поймите меня правильно — Эдуард Арсеньевич повторял интонации Смышляева.
— Понимаю, Эдуард Арсеньевич, вряд ли может быть что-то страшнее, чем появление большевиков, даже если это происходит в форме галлюцинаций. Вы правильно сделали, что пришли ко мне. Это очень интересный случай. С бухты-барахты сейчас вам ничего сказать не могу, только выпишу вам некоторые таблетки для успокоения перетруждённых нервов. Старайтесь быть, по возможности, как можно спокойней.
Смышляев начал выписывать рецепт на желтом бланке.
— Иннокентий Иванович, я боюсь, что не смогу выйти из этого бреда в какой-нибудь раз — откровенно озвучил свой главный страх Эдуард.
— Скажите, а как вы выходили из этого и насколько долго длиться ваше пребывание в обществе большевиков — серьезно сказал Смышляев, закончив заполнять рецепт.
— Сам не знаю, то дверь открою, то свет включу, а сколько долго, совсем понять не могу, кажется наше с вами время и вовсе при этом не меняется.
— Понятно, смена обстановки, действия. Эдуард Арсеньевич скажите, вы когда-нибудь занимались изучением деятельности большевиков, смотрели, может фильмы из старой фильмотеки или что-то еще акцентированное на этой теме — спросил Смышляев, начав быстро записывать историю, с которой появился у него Эдуард Арсеньевич.
— Нет, Иннокентий Иванович, не занимался. А по поводу фильмов, то я соблюдаю закон. Вы хорошо знаете, что подобные вещи уничтожены, а те копии, что где-то еще хранятся, приведут их владельцев к тяжкой уголовной ответственности.
— Конечно, мой дорогой, но поймите, спрашивать такое входит в мою работу — спокойным голосом пояснил Смышляев.
— Есть ли еще какие-нибудь подробности, что запомнились вам, произвели эффект или напугали особенно сильно — продолжил Смышляев.
Эдуард Арсеньевич задумался, на его лице блуждала, попытка вспомнить, Смышляев терпеливо ждал.
— Вспомнил, они всегда появляются, когда я нахожусь на службе. В здании ‘’Грядущего общества’’.
— Интересно — произнес Смышляев, его лицо выражало смутное беспокойство.
— Я думаю, Эдуард Арсеньевич на сегодня хватит. Вы должны находиться дома в течение недели, потом мы встретимся с вами. Ровно через неделю, если, конечно, ничего не случиться. Вот жетон на выписку государственного больничного со стопроцентным содержанием, как и положено вам.
Смышляев поднялся, пожал руку Эдуарду.
— До свидания — сказал Эдуард.
— До свидания — ответил Смышляев.
2. Карина Карловна.
Эдуард Арсеньевич выйдя от Смышляева, подошел к лифту, нажал на кнопку. Стрелочка показывала, что лифт движется к нему, но это было все равно неприятно, лучше было бы, если он ожидал его. Эдуард успел сморщиться, пробурчать себе под нос пару ругательств, когда дверцы лифта открылись, преподнеся Эдуарду сюрприз.
— Карина — удивлено произнес Эдуард.
Столкнувшись, нос к носу, с женщиной лет под пятьдесят, среднего роста с темными, даже черными волосами. Выражение ее лица выдавало среднестатистическую стерву. Глаза, наполненные презрением ко всему окружающему. Тонкие очки в стиле бизнес вумен. Натянутая на заднице кожа, для упругости лица. Темные длинные ногти на пальцах, которые цепко держали черную папку.
— Карина Карловна, — Эдя. Для тебя Карина Карловна — строго осматривая Эдю, сухим голосом сказала Карина Карловна.
— Тогда и вы меня называйте Эдуард Арсеньевич, и не забывайтесь — обиженно прошипел Эдя.
