Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Я сделал несколько шагов, посмотрев на совсем ещё юную девушку, которая понуро разглядывала покупателей. Поймав мой взгляд, она робко поправила волосы и одёрнула серое льняное платьице, наверняка купленное на последние гроши. Девушка была ровесницей Ми́ры, но не похоже, чтоб жизнь у неё удалась. В таком возрасте только сироты могут сами себя продавать, или невесты, сбежавшие из-под венца от пожилого скряги. В южных провинциях такое вполне могло быть. На самой границе нашей империи до сих пор встречаются полудикие племена и народности с лютыми обычаями.
— А это что такое? — спросила Мира, замере́в у накрытых тентом мест торговцев из Синейской империи.
Империй было всего три. Наша Ромерия, враждебная нам Нальта и расположенная на востоке Синейская. Остальное так, мелкие княжества и островные хаканаты. Разве что гиперборейское княжество Градарика да эрфы в западных лесах сохранили независимость, но что к градарийцам, что к эрфам лучше не соваться даже опытному некроманту с тысячей неживых солдат.
Я поглядел сначала на желтолицых и узкоглазых торговцев, а потом на их товар. А поглядеть было на что. Торговали они не людьми. Синейские маги издревле хранили секрет смешения человеческих тел со звериными, отчего встречались человекоподобные существа, наделённые разумом. У них и армии пополнялись нелюдями, и на полях с белой озёрной пшеницей работали такие же. Живой товар представлял собой десяток белых крысолюдей размером с годовалых детишек, два здоровых быка на двух ногах. Слышал, хеллины с островов Тэгейского моря кличут их минотаврами. Но в отличие от опасных монстров из мифов Хеллады, эти были покорны, как волы, тянущие повозку. Имелась ещё тройка девочек-кошечек. Тонкие, грациозные и полностью бесполезные в хозяйстве создания спали на тенте сверху, изредка шевеля большими ушами.
Я подошёл к синейцам. Один из них сразу начал мне кланяться.
— Госоподина чиото желаит?
— Да, — ответил я, потянувшись за кошельком, — кошку-айцао.
— Ты что? — тут же подскочила ко мне Мира, поглядывая то на торговца, то на его живой товар. — Зачем тебе кошка?
— Это не мне, а тебе. Ты же хочешь некромантии учиться.
Мира поглядела на девочку-кошку, лениво потянувшуюся и зевнувшую на солнышке, и скривилась, словно представила кишащий червями труп.
— Я не смогу её убить.
— И не надо, — с улыбкой протянул я.
В это же время торговец достал из-под прилавка свёрток из холстины. Я расплатился и принял покупку в руки, а потом сунул Мире.
— На, будешь тренироваться на кошках.
Племянница приняла свёрток с недоверием, а потом развернула ткань.
— Фиу-у-у, — брезгливо протянула она, глядя на скукоженный трупик совершенно лысой кошки. Даже усов не было. — Что это за гадость?
— У нас здесь небольшая синейская община. Так вот, сушёная кошка-айцао у них считается народным лекарством для мужской силы. Они до сумасшествия озабочены поднятием мужской силы. Половина разговоров только об этом.
— Даже если так, — ответила Мираэль, поджав губы и глядя на странный подарок. — Мне-то это зачем? Я же не мужчина.
— Мне ещё мой учитель советовал. Мол, будешь учеников заводить, купи кошку-айцао. Она легче всего поддаётся чарам некромантии. Если говорить кратко, то это твой первый труп. К тому же не нужно потрошить. Да и пахнет не гнилью, а полынью.
— Всё равно гадость, — ответила скривившаяся Мира.
— О боги! А чего ты ожидала? Что это красивое и пахнет розами? Тогда поезжай в столицу, учись на мага огня или мага мороза. Может, ещё целитель из тебя получится, но лучше накрась губки и замуж, за кого папенька укажет, — вспыхнул я. — И больше не суши мне мозги.
— Я хочу быть некромантом! — тут же ответила Мира, взяв кошку и поплотнее упаковав сушёную тушку в холстину. — Я назову её Масяня. А когда учиться начнём?
— Вечером. До убытия корабля всё равно ещё ночь. А на корабле выспимся.
Я вернулся к сенатору, который до сих пор стоял у голых девиц, беседуя с торговцем на какую-то отвлечённую тему. Работорговец из вежливости отвечал, но было видно, что он уже устал от облечённого властью старика.
Сенатор при нашем появлении, блестя глазами, оторвался от беседы, отчего работорговец с облегчением выдохнул.
— А, Иргатрэ, оказывается, мне надо ближе быть к народу. Столь увлекательная беседа вышла.
Я сдержанно усмехнулся, посмотрев на голых рабынь, думая, что именно к такому народу сенатор хочет быть ближе. Нет, я не корил его. Старый политик за свои пятьдесят лет бурной карьеры действительно очень много сделал полезного. Но как говорится, старый воин грезит вскинуть алое копьё и броситься в бой. Особенно с таким противником.
— Как скажете, господин сенатор, — с лёгким поклоном ответил я ему.
— Ладно, ступайте. Увидимся на корабле, а я приценюсь здесь к чему-нибудь.
Ещё раз поклонившись, я махнул рукой Мире. Но направились мы не домой, а на припортовый постоялый двор, из тех, что получше. Там была заранее заказана комната, и отданы распоряжения принести вещи. Там же ожидала нас Таколя.
По дороге мы купили много заморских вкусняшек, новые тоги багряного цвета, писчие принадлежности и сумки для них, ритуальные ножи и чаши, а чтоб не нести самим, наняли носильщика. Портовый паренёк весело пел всю дорогу, получив несколько щедрых монет. Голоса у него не было, но сам ритм выходил забавным.
В комнату постоялого двора вошли уставшие, но довольные. В углу на тюках сидела сгорбившаяся рыжая худышка. При нашем появлении она вскочила и застыла изваянием. А в тишине раздался звук урчащего желудка.
— Ты почему не поела? — спросил я у неё, указав носильщику пальцем на угол, куда сложить покупки.
— Гашпадин, не пошмела вжять ваши вещи, — робко ответила рабыня.
А я вздохнул. Помнится, Тагира без зазрения совести рылась в сумках с едой. Якорям-маякам, меж нами говоря, очень многое позволяется.
— Это что ещё за клоповник? — задала с порога Мира, брезгливо оглядывая небольшую комнату.
В помещении, кроме наших вещей, имелись только три кровати с низкими ножками, крохотный столик и три обычных табурета.
— Ну, извини, — развёл я руками, — я не хочу ночевать на корабле, а идти с ночёвкой домой равносильно тому, чтоб совсем не спать.
— Но это просто черня́тство, — ответила она очередным словечком из молодёжного говора.
— Лучше, чем под чистым небом, — отмахнулся я.
— А мы все в одной комнате будем? — не унималась Мира.
— Ага, — ответил я, скидывая на кровать пояс с кошельком и цепочку с жетоном некроманта.
Одновременно с этим я пощупал постель. Простынь чистая, подушка без клопов, а одеяло довольно тёплое.
— Я голая сплю, — смущённо понизила голос Мира, погладив ладонью свой локоть.
— Это твои проблемы. Устав гильдии гласит, что некромант в походе спит рядом с учениками и якорем-маяком. Доставай Масяню.
— Уже?
— А что тянуть?
Я подхватил руками столик и переставил его в угол, следом отправились табуретки. Мне самому не терпелось узнать, на что способна племянница, всё же первая в жизни ученица.
Мираэль осторожно положила на пол серый холщовый свёрток, а когда развернула, рыжая Таколя взвизгнула и прижалась к стене. Я со вздохом провёл рукой по отросшей за день щетине на голове. Ну прям, неробкого десятка мне маяк достался, всем на зависть.
— Что делать? — спросила Мира, сев на корточки рядом с высохшим трупиком кошки.
Я достал из сумки с принадлежностями серебряное шило и протянул его ученице.
— Поскольку ты только учишься, то тебе нужна дополнительная связь. Проколи палец и капни на труп. Желательно на голову.
— И всё?
— Нет. Это только начало. Потом тебе нужно будет съесть кусочек трупа.
— Гадость, — сглотнув слюну, протянула Мира.
На её лице появилось столько отвращения, сколько я в жизни не видел.
— Шучу. Только кровь.
— Дядя Ир! — закричала племянница, а потом стукнула меня кулаком по плечу.
— Не отвлекайся, — рассмеявшись, произнёс я.
Сдаётся мне, что шутить над племяшкой станет моим любимым занятием в ближайшие пару лет.
Мира состроила злую рожу и ткнула шилом в палец. Впрочем, инструмент она тут же выронила, схватившись за руку. Тёмная капля, сорвалась с кожи и упала на кошачий труп.
— Кловь? — тихо спросила Таколля, а потом со стороны стенки раздался звук падения тела.
Я резко повернулся, уставившись на валяющуюся без сознания рабыню. Такого подвоха точно не ожидал.
Подошёл к рабыне и, подняв на руки, перенёс на кровать, а потом вернулся к Мире.
— Вот такого якоря не покупай, — указав пальцем на бессознательное тело, произнёс я.
— Уже поняла, — буркнула племяшка. — Что дальше?
— Сожми в левой руке жетон. Он поможет немного. А потом коснись те́ла правой. Можешь шептать любую ерунду типа 'оживи, приди, проснись'. Тут главное — твой настрой, а не слова. Дар есть, значит, всё получится.
Мира глубоко вздохнула, сжала жетон и, положив руку на голову кошки-айцао, начала что-то бормотать. Вслушавшись, я разобрал повторяемое раз за разом 'пожалуйста'.
Время текло медленно, как масло. Оно текло, отмеряемое ударами моего сердца. Моя первая ученица. Она должна. Она не может не сделать.
Дыхание стало тяжёлым, а сердце забилось ещё сильнее. Хотелось помочь, но нельзя. Она действительно должна сама.
Очередная капля густого времени упала из невидимой чаши в бездну бытия. А я боялся уже дышать. Но когда у кошки дёрнулось ухо, пришло облегчение, ибо первый шаг сделан.
Рядом подскочила Мира, и радостно завизжав, начала бегать по тесной комнате.
— Я смогла! У меня получилось! Она ожила! Дядя Ир!
Мираэль с оглушительным визгом бросилась мне на шею, чуть не уронив на кровать. Она прыгала на месте, не выпуская моей шеи, а я смотрел на дёргающуюся в слабых припадках кошку так, словно сам только что оживил своё первое существо.
— Да, ты настоящий некромант, — произнёс я, обняв девушку.
Глава 5
Пленники морей
— Живей! Живей! — раздался рядом крик, а потом полусотня всадников, вздымая холодные брызги, начала преодолевать брод быстрой речушки.
Волны едва доставали до стремян и заставляли намокнуть лишь конские ноги. Сами же скакуны фыркали и дёргались, не желая лезть в холодный поток. Их копыта поднимали муть со дна, которая тут же уносилась течением.
Всадники, грязные и усталые, а порой и окровавленные, с отрешёнными лицами держали поводья. Конный дозор. Воины равнодушно оглядели стоящую на поляне перед рекой нежить. Лишь некоторые замедлили бег, всматриваясь в толпу, облачённую в маски и серые холщовые набедренные повязки, возможно, выискивая знакомых, павших в бою и ставших ходячим мертвецами.
Не найдут. Я всегда делал нежить непохожей на живых. Вытапливал им колдовством жир, пропитывал травами кожу до зеленоватого оттенка и вырезал внутренности. Во-первых, от этого они становились легче, во-вторых, дольше не гнили, отчего проще обновлять заклятие нетленности.
Я провожал взглядом воинов и их скакунов. Лошади не боялись нежити. Они, в отличие от собак и кошек, не видели разницы между обычным человеком и прямоходящим трупом. Пёс же либо котейка никогда не подойдут к умертвию по доброй воле. Может, и не будет бояться, но и гладиться не станет.
Волки тоже обходили стороной нежить, а вот медведи считали лакомым куском, норовя утащить мертвяка при удобном случае.
Отряд ускакал, вода потихоньку очистилась, и Тагира с лёгким недовольным бормотанием наклонилась к журчащей кромке и начала полоскать мою и свою тарелки, смывая с них остатки каши. В воде уже мелькнула спина некрупной рыбины, подхватывающей варёную крупу.
Я сидел на небольшом, поваленном временем стволе осины и отхлёбывал горячий отвар из ягод, а когда мимо меня прошла ещё одна девушка, покачал головой и недовольно вздохнул.
Бледная красотка, одетая в белое откровенное платье и окольцованная золочёным ошейником, зачерпнула ведро́м воду и вернулась в палатку, стоящую рядом с моей. Там жил мой нынешний напарник.
— Почему он не наденет на неё маску? — спросила Тагира, присаживаясь на бревно рядом со мной.
Смуглая девушка встряхнула тарелки и начала их протирать пучком чистой соломы.
— А ты знаешь, что он с ней спит? — с ухмылкой задал я встречный вопрос.
— С кем? С трупом? — застыла, уставившись на меня, Тагира, а несколько мгновений спустя плюнула под ноги. — Это же мерзко.
Я пожал плечами и скривился, мол, не пробовал, не знаю. Тагира же ещё раз плюнула под ноги. Что ей можно было ответить? Не знаю. Я бы так не смог.
Вздохнув, я встал.
— Некоторые думают, что война всё спишет. Мол, на войне можно то, что нельзя дома. Только это навсегда останется с тобой.
Речка как-то разом сделалась шире и глубже. Заросли камышей исчезли. Волны, тёмные, как нависшие над ними в одно мгновение тучи, встали почти в человеческий рост, а ветер начал срывать с их вершин брызги. Поляна под ногами тоже потемнела, закачалась и заскрипела досками. Растаяла в мираже воспоминаний Тагира.
* * *
Я стоял у самого борта галеры 'Белая птица', положив локти на перила и вглядываясь в серую мглистую даль. Там, в стороне, шёл ливень, заливая стеной небесной воды какие-то скалы, не иначе остров, их тут много, а сюда ветром доносило лишь брызги. Про такой ливень говорят, что владыка неба высек огненным хлыстом гребцов на своей небесной галере, и те плачут от боли. Словно в подтверждение моих мыслей среди серых туч мелькнул ярко-белый бич-молния. А следом донёсся грохот от удара. Воздушные титаны-гребцы везли небесный мрамор для заоблачного дворца, который ежеминутно перестраивался по прихоти неугомонного бога миллионами незримых рабов.
Я стоял, одёргивая одёжу. Бордовую тогу гильдии я сменил на простую светло-серую, а поверх накинул зачарованный гидромантами плащ из тонкой шерсти. Он не намокал, словно натёртый воском, и не пропускал ветер. Очень дорогая, но при этом очень удобная вещь. Такой же набор выдал Мире, стараясь, чтоб багровый цвет не попадался на глаза во время отдыха. Впрочем, плащей с капюшонами было три. Свой непутёвый маяк я тоже не забыл.
Корабль шёл по морю уже третий день, отдаляясь от порта нашего городка. Погрузились мы буднично. Настолько, что вспоминать было нечего. Галера шла тяжело, загруженная тюками с тканями, вином и оловом. С нами путешествовала, помимо сенатора, какая-то небогатая матрона в сопровождении возрастной служанки. Имени я её не знал, да и не сильно старался пока узнать. А ещё была пара купцов, везущих живой товар для торгов в портах по пути следования корабля. Два десятка мужчин, закованных в кандалы, и если их не купят для личного пользования, то для таскания лечебной глины точно сгодятся.
Небо нахмурилось, стремясь стать таким же серым, как чушки того металла, что был нашим попутчиком. Ветер то ослабевал, то наваливался с новой силой, раскачивая судно.
Сзади пробежал матрос, неся в руках какой-то тюк. Капитан стоял рядом с рулевым на корме и что-то ему втолковывал, показывая ладонями. Я сначала нахмурился, ожидая неладное, но когда рулевой звучно заржал над какой-то пошлой шуткой, а капитан хлопнул его по плечу, выдохнул и направился в нашу каюту, расположенную на верхней палубной надстройке в числе прочих. Как только я, поглядывая на охрану сенатора, стоящую у соседнего помещения, открыл невысокую тонкую дверь, помещение встретило меня возмущённым голосом Миры.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |