Вообще, в последние недели явное шевеление по всему фронту, хоть никто ничего не говорит, но возбуждение и ожидание буквально пропитывает всё вокруг. Из солдатского телеграфа следует, что к новому году будет прорыв Блокады Ленинграда и фронт двинется вперёд. А уж, что творится у нас в отделе и во всём штабе, я рассказывать не буду, бардак с наводнением перед детским утренником. Но мы, кто не допущен к секретам, ходим молчком и не суёмся в то, что нас не касается. Это правило службы, и написано оно уже давно и чьей-то кровью, и чтобы не было новой, нужно его соблюдать. Я только немного в ужасе, от понимания, что если за два месяца до начала наступления уже такая беготня и напряжение, что же будет, когда наступление начнётся? На всякий случай подошла к Сергею Николаевичу, уточнить его слова по поводу пятого ноября, дескать, будет ли возможность и нужно ли? На что он сначала не понял вопроса, а после моего уточнения сообразил, о чём речь, поблагодарил за напоминание, тут же вызвал Митрича, и нам обоим поручил организацию вечера, о котором в запарке едва не забыл. Митрич для порядка побурчал на меня, что лезть с инициативой к командованию могут только такие молодые и глупые чижики, но, уже зная его достаточно хорошо, я видела, что на самом деле он очень доволен...

Мой день рожденья проскочил как всегда совершенно не заметно, тем более в этой суете. Вспомнила, только когда меня с утра Сосед поздравил. А вечером поздравила Верочка. На Казанскую с утра подморозило, хоть и считается, что должно холодать только после обеда, ведь "на Казанскую до обеда ещё осень, а после уже зима". Но, вот не совсем получилось по народной примете. Кстати, как раз в день рожденья я летела второй раз с фельдегерем, с тем спокойным старшим лейтенантом, или какие там у них звания, кто их знает, они же к наркомату Берии вроде относятся. Но не те персонажи, чтобы с ними такие отвлечённые беседы вести. Особенно после нервного первого, я вообще на них смотрю теперь с опаской, как на обезьяну с гранатой без чеки...

Как таковой особенной подготовки к празднику не было, столом и помещением заведовал Митрич, а на меня была возложена вся культурная программа. Мы с Соседом её обсудили и пришли к решению, что первую часть сделаем лёгкую и весёлую, а в конце вспомним про официальный повод. Сосед все дни старательно вспоминал две не очень хорошо ему известные песни, которые слышал всего может пару раз. Хотя, песню из фильма про разведчиков, вспомнили легко, просто посмотрели с ним этот фильм, а память, зацепившись, тянет всё полностью, вот и песню я сама в кино услышала, там её несколько раз поёт мужчина со слабым, но очень трогающим голосом, чем-то напомнило манеру исполнения Бернеса, Сосед сказал, что это Караченцев, ни о чём это не сказало. А вот песню, которую он вспоминал про разведку, ему пришлось напрягаться изо всех сил. Песня оказалась немного не совсем по теме, потому, что в ней речь, скорее про агентурную разведку, а мы фронтовая и у нас задачи другого плана, но мне в ней понравилось, что она от имени сторонней девушки и хорошо ложится на моё место и статус, словно бы со стороны. Да и песня сама довольно приятная, надеюсь, понравится.

Другим затыком стало вспомнить выступление крупного кудрявого блондина с Алтая, который играет этакого деревенского увальня. Нет, то, что мне показывал Сосед из своей памяти, мне очень понравилось и должно быть весело и смешно, даже не смотря на то, что вместо этого крупного дядьки буду такая хрупкая я, но я ведь объясню от чьего имени рассказ. А вот вспомнить текст и заучить оказалось сложно, тем более, что текст про девятый вагон он последовательный и развитие сюжета словно по ступенькам идёт и всё понятно, а тут довольно много чисто эмоциональных моментов актёрской игры... Пришлось немного подкорректировать ситуацию с причиной, почему городские на их берегу оказались. Кроме этого мы с Верочкой разучили несколько дополнительных песен, словом, подготовились...

С утра не смотря на праздник, вылетели с Красильниковым на какую-то встречу. Тут за эти полёты мы с капитаном уже наработали схему поведения. По прилёту и установлению нужного ему контакта, я разворачиваю самолёт так, чтобы быть готовой к немедленному взлёту, а когда мотор горячий взлёт после запуска возможен в течение минуты и всё можно сделать, не вылезая из кабины. После этого лезу назад и привожу свой пулемёт в состояние готовности к открытию огня, а сама со своего сиденья контролирую окрестности с автоматом на коленях. Для того, чтобы можно было открыть огонь сразу открыты все форточки в кабине, две у меня и две в пассажирском отсеке, но важнее, чтобы я в открытые форточки лучше слышала, что снаружи делается, хоть дверь тоже не закрываем. К счастью, все мои приготовления пока ни разу не понадобились, но как-то это не убеждает расслабляться в немецком тылу и непонятных встречах зама Николаева. Ведь тут дело такое, против нас играет не группа самодеятельных дилетантов, а отлаженный государственный механизм с богатой многолетней историей и опытом, так, что кто кого переиграет и передумает, это выяснится только когда вдруг остриё, на котором мы находимся, в такие моменты, сломается и выкручиваться придётся со всем пылом и старанием. Мне это всё мимоходом разложил Красильников перед одним из первых вылетов, что даже при вылете в партизанскую зону мы вполне можем нарваться, что уж говорить о таких вот агентурных встречах. Но каждый из этих контактов не просто нужен, а нужен чрезвычайно, если даже сам зам начальника оперативного отдела фронтового управления вынужден лично на них вылетать. Это вам не по принципу деревенского плотника, где чем толще брёвна в срубе, тем лучше. Здесь больше — иногда очень даже хуже. Вот поэтому я и уверена, что зазря Красильников бы не мотался в немецкий тыл, рискуя своей и моей головой и остальными нежными частями наших организмов. С кем встречается мой пассажир мне разглядывать некогда, а вернее я сознательно стараюсь в ту сторону даже не смотреть, ведь секретность личности одно из очень важных условий для работы, так и зачем мне лезть туда, где моё появление никому не нужно и даже может быть опасно?

В четверг у нас больше вылетов не было, а на аэродроме нас встретила предупреждённая Верочка. Я сдала Тотошку в надёжные руки Панкратова, погрузились на мотоцикл и поехали в отдел. В связи с тем, что работы у отдела очень много, начальник объявил, что как такового привычно-официального мероприятия не будет, в столовой Митрич уже накрыл столы и проводим праздничные посиделки совмещённые с приёмом пищи. Кто сможет выкроить время поучаствует, у кого работа — увы. Нам задача занять время до вечера. Он пока не может, но на него не равняться, как сможет, сразу подойдёт.

Так как мы проголодались, то первым делом уселись просто поесть, Митрич уже принёс и установил в углу мой ксилофон, а рядом пока играл патефон. В столовой было довольно много уже извещённого народа, что сегодня праздничные посиделки будут проходить в необычном формате. На входе Митрич вывесил плакатик с официальным поздравлением с двадцать четвёртой годовщиной со дня организации нашего головного управления при генеральном штабе Красной армии.

Выпив немного чая и отдохнув, мы с Верочкой начали нашу программу. Для начала мы спели уже известную по радио "Если у вас нету тёти..." У нас с сестрой довольно ловко получилось, разложить на два голоса припев, когда я более низко начинала "Оркестр гремит басами...", а Верочка следом выпевала "... Трубач выдувает медь...", и так же дальше по строчкам я — "Думайте сами!", она — "Решайте сами!" и вместе: "Иметь или не иметь...", по-моему вышло неплохо.

Следом спели замечательно принятую песню "Всё могут короли", где припев я полностью отдала сестрёнке, и она его так восхитительно выпевала, что моя подпевка могла только помешать. Потом была песня "О королевском бутерброде", которую мы уже почти профессионально давно разложили по голосам. А дальше предстоял фактически мой дебют в разговорном жанре. Из всего, что мы с Соседом смогли вспомнить и скомпилировать:

— Вот представьте, такой здоровенный деревенский парень, дело где-нибудь на Алтае в Сибири. Его вызвал для беседы местный уполномоченный милиционер и разбирается с происшествием... И парень ему рассказывает:

Ну, товарищ уполномоченный! Да чё тут рассказывать то... (Тяжёлый вздох) Да ничё такого не было... Вчера то... (Тяжёлый вздох) Вчера же суббота была, вы же знаете... Вот мы все в баню и пошли... А вы же знаете, что у нас с батькой после бани всегда рожи КРАСНЫЕ такие... У нас же в семье все бабы, только я да батька — мужики, а так же все бабы одни... (Тяжёлый вздох) Других то больше ж нету никого... Да я не знаю, чё рассказывать то... (Тяжёлый вздох) Ну, мы в баню пошли... Мылись мы чё там... Мы моемся в бане... Ага... Вы наверно знаете... Ну, конечно знаете... (Тяжёлый вздох) Вот значит мы того... С батькой в смысле... Мы помылись, значит... Ой! Чё рассказывать то... В бане же...(Тяжёлый вздох) Ну, вот я после бани значит иду... Ага... А морда красная такая... У меня же всегда после бани морда красная такая... У батьки тоже красная... Вы у кого угодно спросите... У других же не красная, а у нас всегда красная такая... Все удивляются даже... Как видят, так сразу удивляются... А у нас всегда после бани красная такая... Люди когда видят, если рожа красная, значит мы после бани, значит суббота... Да чё тут рассказывать то... (Тяжёлый вздох) Ну, морда красная такая... Ой, да не знаю я чё рассказывать то... (Тяжёлый вздох) Вот, значит иду я... Ну, совсем никого не трогаю... Я всегда после бани никого не трогаю... Батька на одном конце деревни совсем никого не трогает, а я на другом... И тоже никого не трогаю... А морда красная такая... Ага... После бани... Ой! Да чё рассказывать то... (Тяжёлый вздох) Ну, иду я... Ну, вот совсем никого не трогаю... И морда красная такая... По вдоль речки значит иду... Совсем никого не трогаю, себе... Ой! Да чё тут рассказывать то... (Тяжёлый вздох) А тут ко мне лесхозовский бежит... Деловой такой... Дын-дын-дын! Прямо бежит... Ага... С веслом прямо... А я иду и не трогаю совсем, на цветочки смотрю, ну, бегает и бегает... Надо ему наверно, я же никого не трогаю... Ага... После бани... Зачем мне пачкаться, чистому, помытому?... (Тяжёлый вздох) А этот настырный такой, прямо на меня такой бежит... Ага... С веслом, главно, да... А я иду, так, мимо, вроде... И не трогаю... Совсем никого... Ага... А этот наглый такой, ко мне главно подскакиват и веслом мне ка-а-ак даст... Ну, я плечо то поднял, а то бы по голове попало... А оно тут как хрусь... И сломалось... Ага... Совсем значит! Весло то... Сильно бил, гад такой... А у меня рука так сразу р-раз и отсохла... (Тяжёлый вздох) Ой, да чё рассказывать то... Я пока думал, а этот лесхозовский уже делся куда-то... Ну, думаю, надо ему наверно... И я дальше пошёл... Никого иду не трогаю... А у этих лесхозовских то своего магазина нет, так они через речку в наше сельпо переплывают, а потом у нас и отдыхают... А у них то завоз раз в неделю быват, а у нас то сельпо каждый день открыто... Вот они на наш берег и шастают... (Тяжёлый вздох) Ну, чё, я даже не знаю... Ну, вот же не трогаю никого... Иду себе... Морда только красная, у меня всегда после бани морда красная такая... Слышу, опять такой... Дын-дын-дын! Бежит значит... Вот настырный какой... Думаю... Гляжу, опять с веслом... Со вторым, значит... Вот думаю, дурной какой! Чем же обратно гребсти то будет, если все вёсла переломает? Но настырный такой! Да... Я пока думал, он мне ка-а-ак р-раз с другой стороны. Ну, я плечо то поднял, а то ведь по голове попадёт... А оно хрясь и сломалось... У него уже два весла поломаны, а у меня руки то отсохли... Мне же их даже не поднять, чтоб спросить, чем ты обратно гребсти то будешь, дурень, если все вёсла переломал?... Ой! Дурной!... (Тяжёлый вздох) А это опять куда-то делся... Шустрый такой... Прям даже не знаю... (Тяжёлый вздох) Ну, ладно думаю, потерялся наверно... Дальше иду себе... Чё мне его искать чё ли?... Опять никого не трогаю! Ага! Как батька прямо... Ну, мы после бани всегда никого не трогаем... И я иду себе... (Тяжёлый вздох) А тут эта... Ну, да... Дын-дын-дын... Я ещё удивился так... У него же два весла уже сломаны, чего он тут снова бегат то... Поворачиваюсь, а он с железным веслом. А у меня руки то отсохли и не подымаются, чтоб спросить у него, что он совсем дурной что ли, не понимат, что оно же железное! Оно же не ломается, оно только гнётся... А он мне как даст, а у меня же руки то не подымаются, чтобы голову то защитить, вот у меня в глазах всё и погасло... (Тяжёлый вздох) Ага... Только вспышка такая и совсем темно стало... Совсем ничё не вижу... Ага... Ну, я на ощупь берёзку у тропинки нащупал, она там рядом совсем растёт... Росла в смысле... И сломал её где потоньше, а чё напрягаться то зазря, у корня я берёзу сломал и загнал всех в реку... (Тяжёлый вздох) Да чё тут рассказывать то... (Тяжёлый вздох) А наши мужики меня потом ещё спрашивали, чего я наших то вместе с лесхозовскими в реку загнал?... А у меня, чё время было их сортировать всех? Мне же завтра на работу идти, а я после бани только... (Тяжёлый вздох) Да, чё тут рассказывать то... Пойду я... Товарищ уполномоченный...

Не знаю уж, насколько велики были мои актёрские способности по изображению деревенского увальня — здоровяка, но смотреть во время выступления на размазывающую от смеха слёзы по лицу Верочку я не могла, поэтому старалась смотреть поверх голов умирающего от смеха зала. Самое трудное было горестно вздыхать в нужных местах и раскачивать руками, которые мне якобы некуда девать на допросе у участкового уполномоченного и показывать, как же у меня руки то "отсыхали". Вообще, если подумать, чисто по содержанию, то в тексте, кроме места про берёзку — "где потоньше, в смысле, у корня" ничего особенно смешного нет ничего. Но народ начал гоготать, уже после того, как я первый раз "ЧЁкнула" а потом ещё изобразила вокруг лица, что морда у меня "КРАСНАЯ ТАКАЯ", дальше уже хватало только моих тяжёлых вздохов... Верочка после первых наших двух песен смылась от ксилофона и нахально залезла на колени к Николаеву. Теперь она сидела и вытирала свои слёзы и продолжала хихикать, представляя свою сестру в роли деревенского парняги, надо полагать.

Дальше по моей предварительной программе шла песня про дикого вепря, но тут я почему-то поменяла её местами с песенкой попугая Высоцкого: "... Послушайте все! Ого-го! Эге-гей! Меня — попугая! Пирата морей!... " Под такой ритм ксилофон звучит восхитительно и только ещё больше подчёркивает ритм песни. И словно поймав волну сразу после этого, как продолжение истории попугая из песни я спела "В жёлтой жаркой Африке, в центральной её части, как-то вдруг вне графика случилося несчастье..." А дальше я продолжила своё выступление в разговорном жанре: