Князь Мещерский (3 главы)

— Так точно, ваше благородие! — рявкнул взвод.

— Вольно! Вопросы есть?

— Дозвольте, ваше благородие? — спросил Пров и, получив кивок, продолжил: — Что такое сортирная команда?

— От французского слова "сортир", — усмехнулся офицер. — По простому — нужник. Будете выгребные ямы чистить.

— А сапоги дадут?

— Нет уж! — хмыкнул подпоручик. — Опять пропьете. Были прецеденты. Походите в лаптях, раз такие умные. Говно в них носить сподручней.

Солдаты за спиной Прова засмеялись.

— Командуй! — велел офицер фельдфебелю.

— Лапотники, стать в строй! — рыкнул тот. — Взвод, равняйсь! Смирно! Правое плечо вперед, шагом марш!

Так начались для Прова фронтовые будни. Впрочем, фронта он поначалу не увидел. Прибывших из запасного полка солдат поместили в отдельном лагере, где принялись обучать . Показывали, как наступать, стрелять по мишеням, колоть штыками чучела. Заставляли повторять по многу раз. Командовали новобранцами унтеры-фронтовики и боевые офицеры. Учили не так, как в запасном полку. Не бежать на врага густой цепью, вопя "Ура!", а двигаться вперед перебежками. При этом одни бегут, а другие, лежа, стреляют по врагу — в первую голову по пулеметным гнездам.

— Попасть в пулеметчиков вряд ли удастся, — говорил командовавший учебной ротой поручик с орденом на груди. На левом рукаве его кителя имелась золотистая нашивка за ранение , — но бояться их заставите. Собьете им прицел, а это значит, что больше товарищей добежит до супостата.

Учили драться в траншеях, используя малую лопатку и штык-нож.

— С винтовкой несподручно, — объяснял унтер, — длинная она. В траншее не развернешься. Поэтому забросил ее за спину, в одну руку — нож, во вторую — лопату, и действуй! Сейчас покажу. Вот ты! — он указал на Прова. — Коли меня штыком!

— По-завправдошнему? — поинтересовался Пров, снимая с плеча "манлихер". — Или понарошку?

— Как учили, — хмыкнул унтер, — не боись!

Пров и ударил — сильно, со всей дури, однако в унтера не попал. Тот отбил лопаткой направленную в него винтовку, шагнул вперед, и его рука со штыком замерла у живота солдата. Пров от неожиданности сглотнул.

— Вот так! — усмехнулся унтер. — Кто тебя учил колоть, деревенщина? Так не только штык, но и ствол винтовки в тело вобьешь. Замучаешься после вытаскивать. А пока будешь мешкать, тебя заколют или пристрелят. Колоть нужно легко и метить в живот, а не в грудь. Он мягкий, штык не застрянет. Понял?

Пров кивнул.

— А теперь сняли штыки с винтовок, взяли их в одну руку, а лопату — в другую. Будем учиться...

Еще солдатам выдали противогазы и обучили ими пользоваться. Необходимо было плотно пригнать маску к лицу, а затем ходить в ней и даже бегать. Прову и другим солдатам не понравилось: тяжело дышать, окуляры запотевают, из-за чего плохо видно. Но унтера и офицеры следили, чтобы никто не вздумал ослабить в маске ремни. Стекла, чтобы не потели, велели мазать мылом. Еще им показали, что такое газы. Приехавший из расположения штаба дивизии офицер и сопровождавшие его солдаты поставили в поле палатку, чего-то намудрили в ней, и велели всем по очереди входить в противогазах. Пров не почувствовал ничего, а вот Прохор попался. Не затянул, как следует, ремни, поэтому и хлебнул газку. Из палатки выбрался на четвереньках, а затем, сорвав маску, мучительно кашлял. Лицо его налилось кровью, из глаз текли слезы.

— Поглядите на него! — сказал командовавший "химиками" поручик. — Решил схитрить. Только газ не обманешь. Убьет мигом, да еще мучиться будешь, легкие выхаркивая. Поняли?

Солдаты мрачно закивали. Вот же придумали, германцы! Чтоб их, на куски порвало, нечисть нерусскую!

Ходил Пров в лаптях, как и другие "умники". Его это не напрягало — привык в деревне, а вот городские мучились. Бурчали, а Пров только смеялся. Лапти — они легкие, а дождь... Что дождь? Вечером скинул лапти и онучки, за ночь просохнут. Это не сапоги. Одна беда — изнашиваются быстро. Но лес рядом, липа в нем растет, лыко есть. Плести лапти Пров умел. Сделал себе кочедык из расплющенного на камне толстого гвоздя, вставил его в рукоять и орудовал, протаскивая лубяную ленту через основу. Плел лапти себе и неумелым горемыкам — не за так, конечно. Кто давал двадцать копеек из жалованья (солдату платили рубль в месяц), кто расплачивался махоркой. Пров не курил, поэтому махру менял на нужные вещи, например, кожу, которой подшивал лапти снизу. Так они носились дольше.

Ну, и нужники... Чистить их приходилось часто — гадили солдаты много. Ну, так кормили хорошо. Утром — чай с фунтом хлеба. Днем — щи с говядиной, каша с постным маслом, хлеб, чай. Вечером — каша, хлеб, чай. В постные дни давали рыбу, обычно, сушеных снетков, поэтому щи шли пустые. Мясо, сваренное в щах, доставали из котла и делили на порции. Те выходили большими: солдату полагался фунт мяса в день, правда, сырого, но все равно получалось от пуза. Деревенские так сытно ели впервые в жизни. Не то чтобы дома голодали, но четыре дня в неделю мясо, а в постные дни рыба — это праздник. В деревне мясо ели обычно зимой, когда с наступлением холодов били скот.

Нужники чистили так. Подгоняли к задней части телегу с погаными бочками, зачерпывали ковшами на палках содержимое выгребных ям и наполняли им бочки. Везли те за версту от лагеря, где вываливали в овраг. Грязь, вонь... Товарищи по несчастью морщились, Пров посмеивался. Ему, деревенскому парню, ходившему за скотом, таскать навоз и чистить хлев не в новинку. А грязь... Так помыться можно. Воды хватает, мыло выдают, не ленись — и будешь чистым. Над сортирной командой солдаты посмеивались, золотари становились объектами шуток. Прова они не цепляли. От своего положения он имел прибыток на лаптях. Начальство хвалило его за усердие — военному делу Пров учился добросовестно, поэтому числился в лучших. А все почему? С малых лет привык слушать старших и постигать ремесло. Стал добрым плотником, с наступлением холодов ходил в город на заработки. Умел пахать, косить, ходить за скотиной. В деревне считался завидным женихом, но окрутить его не успели — ушел жить в город. Земли у отца было мало, а вот ртов много, потому Пров, когда ему стукнуло шестнадцать, покинул родной дом. Работал в плотничьей артели, затем устроился на фабрику, где сколачивал из досок ящики. Ходил в вечернюю школу, где научился бойко писать и считать. В деревне на это не было времени — работы много. В городе жить легче. Отработал десять часов — и свободен. Работа не тяжелая — знай, колоти себе молотком. Это не косить и не землю пахать. Пров не пил — хотя по праздникам себе позволял, и не курил, чем выгодно отличался от других рабочих. Хозяин был им доволен и обещал сделать мастером. Но случилась война...

Обучать батальон должны были два месяца, но после шести недель в лагере солдат отправили на фронт. Перед этим "сортирной команде" выдали сапоги.

— Глядите! — упредил фельдфебель. — Пропьете снова — отправитесь в штрафники. На сей счет есть указание. А то взяли моду. Весь тыл в солдатских сапогах ходит , а на фронте солдаты босые. Казна для солдат ничего не жалеет: кормят от пуза, сроки носки обмундирования и сапог отменили, меняют по потребности . Оружие есть у каждого, не то, что в начале войны, когда винтовок не хватало, и приходилось ждать, когда кого-то убьют или ранят, чтобы забрать. Только воюй!

К фронту шли пешим маршем. Прибыли к вечеру. Батальон раздергали по частям. Взвод Прова попал в третью роту, второго батальона Могилевского полка. Командовал ротой подпоручик, годами как бы не моложе Прова. Но на груди его красовалась медаль, на левом рукаве — нашивки за ранения. Из других офицеров в роте имелись два прапорщика. Командовать взводом определили Корнеича — унтеров в роте не хватало. А вот отделенными поставили опытных фронтовиков. Прову и Прохору достался ефрейтор Поздняков — степенный дядька годами за тридцать.

— Сейчас — на кухню ужинать, — сказал он пополнению. — После размещу.

Покормили их хорошо: кашей с мясом. Хлеба дали — не съесть, и Пров спрятал остатки в мешок.

— Правильно, — одобрил Поздняков. — С утра чаю не будет.

— Отчего? — удивился Пров.

— В наступление пойдем, — пояснил Поздняков. — Воевать лучше натощак. Ежели пуля или штык в брюхо, то с пустым, может, и выживешь. А вот с полным точно помрешь. Каждому дадут по банке консервов, чтобы после того, как германца выбьем, поесть. А сейчас — за мной!

Их отвели к землянке, куда солдат набилось, как сельдей в бочку.

— Некогда новую рыть, — сказал Поздняков, — да и незачем. Завтра нас здесь не будет.

Солдаты кое-как улеглись на нарах. Было так тесно, что ворочались по команде — по одному не получалось. Так вот и мучились ночь. На рассвете их подняли и вывели в траншею. Солнце поднималось за спиной, день обещал быть ясным и безветренным.

— Готовьтесь! — предупредил ефрейтор. — Проверьте оружие, снаряжение. Противогазы — особо.

— Их-то зачем? — спросил Прохор.

— Германцы газы готовят, нас об этом упредили. Так что подгоните ремни плотно. Ручные бомбы кидать умеете?

Солдаты промолчали.

— Ясно, — усмехнулся Поздняков. — Недоучили. Позже покажу — тем, кто выживет.

Солдаты занялись оружием. Пров загнал обойму в магазин "манлихера" и передернул затвор. Поставил оружие на предохранитель, примкнул штык. Привычные действия успокоили его. Ночью он плохо спал — не столько от тесноты, сколько от тяжких дум. Предстоящий бой страшил. Выживет он или сгинет? И как это выйдет у него — колоть штыком живого человека? Чай не свинья, а Божья душа. Мысли эти не давали покоя, и забылся он только к утру. Сон был жутким. Вот Пров бежит в атаку, а навстречу ему немец: огромный и здоровенный, как деревенский кузнец Кузьма. В руках у германца винтовка с блестящим штыком, и тот метит им Прову прямо в живот. "А я вечор брюхо набил", — с ужасом вспоминает Пров и пытается отбить своим штыком германский. Но руки почему-то не подчиняются, и острая сталь входит ему в живот. Пров пытается закричать, но голоса нет...

В траншею Пров выбрался хмурым.

— Ты счего такой? — спросил Прохор.

— Да снил всякое, — буркнул Пров. — Как германец меня штыком колол.

— Боисся? — вмешался подошедший ефрейтор.

— Боюсь, — признался Пров.

— Ничего, — сказал Поздняков, — все боятся по первости. Да и по другому разу — тоже. Тут главное до германца добежать, а там страха не будет. Только успевай поворачиваться!

— А где сейчас германец? — спросил Прохор. — Далеко?

— Там его окопы, — указал рукой ефрейтор. — Аршин триста будет. Мигом добежим.

В этот момент за спиной загрохотало, и говорить стало тяжело. Все умолкли. На германской стороне встали огромные черные кусты. Выброшенная взрывами земля опадала, оставляя облака дыма и пыли. Пров и Прохор заворожено смотрели на происходящее: подобного они еще не видели. Сколько это продолжалось, они не знали, но, казалось, что вечность. Внезапно грохот стих. Облако пыли, укрывавшее передний край немцев, внезапно окрасилось в желто-зеленый цвет.

— Внимание! — раздалось за спиной. — Всем слушать меня!

Пров оглянулся. Позади их траншеи стоял командир роты.

— Наши снаряды разбили баллоны с газом, — продолжил подпоручик. — Сейчас он накрывает германские траншеи. В них не лезть, а также в окопы и блиндажи. Живых там не будет, а вот газу хлебнуть можно. Так что перепрыгиваем и бежим дальше. Приготовить противогазы! Все из траншеи!

Поручик засвистел в свисток. Солдаты дружно выскочили на бруствер.

— Рота! Газы! Вперед!..

Бежать было тяжело. Пот градом катился с лица Прова и скоро захлюпал в маске. Желто-зеленое облако приближалось медленно — так казалось Прову, но, наконец, он нырнул в него. Видно было плохо, и Пров едва не свалился в траншею. Но вовремя заметил и перепрыгнул, а через десяток шагов и облако кончилось. Видно стало лучше, хотя через окуляры маски смотреть было несподручно. Внезапно перед Провом возник черт в темной одежде и с нечеловеческой рожей. Черт уставился на солдата и застыл. "Ах ты, нечисть!" — подумал Пров и ткнул черта штыком. Тот со скрипом вошел в тело нечистого и застрял. Пров изо всех сил рванул на себя "манлихер", и штык, окрашенный кровью, выскочил наружу. Черт прижал руки к груди и повалился на траву.

— Не бей так сильно! — сказали над ухом. — Чему вас учили?

Пров оглянулся: рядом стоял Поздняков. Маски на его лице не было.

— Сымай противогаз! — велел ефрейтор. — Газы кончились.

Пров с радостью стащил маску с лица и сунул ее в сумку.

— Не стой! — приказал Поздняков. — Одного германца заколол, молодец, но их еще до хрена. Вон видишь? — он указал рукой.

Пров увидел спины убегавших от них немцев. Они были совсем близко.

— Вперед, братцы! — раздался в стороне голос командира роты. — За ними! Не отпускай!

И Пров побежал. "Это был не черт, а германец в маске, — сообразил на ходу. — И я его заколол. Надо же!"

Без противогаза бежать было легко. В несколько прыжков Пров настиг ближайшего немца и ткнул его штыком повыше крестца. Клинок вошел в тело германца на ладонь — в этот раз Пров бил легко. Немец осел на землю, и Пров разглядел на его лице маску. "Они не сняли противогазы, — понял солдат, — потому и бегут медленно. А мы — шибче!" От этой мысли ему стало весело, и он наддал. Догнал следующего, ткнул штыком, перепрыгнул упавшее тело, и устремился далее. Над головой засвистели пули, но он не обратил на это внимания. Траншея возникла внезапно. Пров увидел над бруствером лицо в каске, немец целился в него из винтовки. Грохнул выстрел, но пуля прошла мимо — второпях немец промахнулся. Пров на бегу развернул винтовку и ударил окованным затыльником приклада по каске. Голова немца мотнулась, он отлетел на шаг и упал на дно траншеи.

"Ага! — вспомнил Пров. — Тут с "манлихером" не развернуться". Он отомкнул от винтовки штык, и забросил ее за спину. Извлек из чехла лопатку, взял ее в левую руку, а рукоять штыка — в правую. Сделал это в считанные секунды — сказались тренировки. Спрыгнув в траншею, Пров побежал направо и через несколько шагов увидел немца. Тот стоял у бруствера и целился в кого-то из винтовки, Прова он не видел. Солдат подскочил и ударил немца клинком в бок.

— Ферфлюхте швайн! — крикнул немец и сполз на дно траншеи. Пров побежал далее. По сторонам раздавались выстрелы, свистели пули, неподалеку затрещал пулемет, но Пров словно не слышал этого. Внезапно траншея вывела его в окоп. Там двое немцев возились у пулемета. Один откинул крышку ствольной коробки, второй заправлял в нее ленту. Прова они не видели. Солдат рванулся вперед. Ближнего к нему немца он ударил штыком в спину, и, оставив тот в теле врага, махнул лопаткой. Заточенная до бритвенной остроты боковая грань перерубила второму немцу горло и застряла в хребте. Германец, издал хрип, схватился руками за торчавший снаружи край лопатки и сполз на дно окопа. Потерявший оружие Пров, стащил "манлихер" и снял винтовку с предохранителя. "А ведь я сегодня не выстрелил ни разу", — вспомнил он и настороженно глянул в траншею, заходившую в окоп с другой стороны. Бежать далее расхотелось. Так и стоял, ожидая появления врага. Но тот не пришел. Зато совсем рядом раздалось "Ура!", топот ног, и в окоп спрыгнул командир роты.