Внешне получилось более-менее прилично: Плавно сбегающиеся к носу вертикальные борта крепились к остро заточенному тоже вертикальному штевню. Палуба и днище — плоские. Правда к корме снизу идет плавный подъём, образовывая свес, под которым два винта крутятся в противоположные стороны. Перо руля — тут же. Причём нижний конец его оси я тоже закрепил, уперев в торчащую назад консоль килевого бруса. У меня тут сложно получалось, потому что, не будучи ни в чём уверенным (ну не прочнист), я еще и задние концы валов упёр в поперечину, соединяющую концы рамы, обрамляющей задние рули глубины.

Поймите меня правильно. Изо всех сил стараясь уменьшить сечение, я настолько заузил и обнизил корпус, что в корме образовалась невыносимая теснота. Чтобы, не приведи Господи, лопасти винтов не задели руля, я их снабдил кольцевыми туннелями — отрезали мне в мастерских два куска трубы и даже кромки заточили. Как раз каждое в трёх точках удобно крепилось.

Скажете — дополнительное сопротивление? Плачу вместе с Вами. Но надёжность, всё же, волновала меня сильнее, чем скорость.

Разумеется, ограниченность в средствах сказывалась на выборе как материалов, так и конструкторских решений. Во всём мире подводные лодки строят только из металла. Но скромная зарплата учителя гимназии не позволяет использовать одни классические подходы. Приходится изворачиваться. Тем более, что самые затратные дела всё ещё впереди. И, как Вы уже догадались, это горловина люка. Она же — основание прозрачного фонаря.

Плоское кольцо с круговой канавкой отлили из меди. Проблема была в размере — нужен такой, чтобы я в него пролезал. Пусть, свернув плечи — но это тоже немало. А еще требовалась ответная деталь, правда уже без желобка, зато с выступами вверх, к которым я смогу прикрепить детали собственно фонаря.

Где я нашёл уплотняющую прокладку? Взял прорезиненный тканый ремень от клиноремённой передачи. Нашелся подходящий в тех же мастерских. Узкий и толстый. Под него мы все размеры и прикидывали.

Фонарь я сделал из четырех стекол. Три трапецевидных — вперёд и в бока, и одно прямоугольное сверху. Сзади всё равно стоит шарнир люка, сквозь который ничего не разглядишь. Стёкла эти я посадил на прочную деревянную раму, отчего в моём распоряжении остались скромного размера овальные окошки. Сам же люк после закрытия приходилось крепить струбцинами. Я сразу на них рассчитывал, так что сошлось нормально.

Естественно, проникнуть в лодку получалось одним единственным способом, и после этого менять положение тела было уже решительно невозможно. Моё творение облегало меня, словно пошитый у хорошего портного фрак. Длина, правда, получилась чуть больше, чем хотелось — не уложился я в четыре метра. Баки для приёма балласта при погружении потребовали своего. Мне их склепали из котельного железа, когда уже "проявились" истинно нужные размер и форма. Обе трубы из каждой из них шли в "рубку" — то есть под левую руку. Одна — широкая, идущая от нижней части бака по самому днищу лодки — на впуск воды или выпуск её при продувке. Вообще-то по классике это путь, кажется, оставляют всегда открытым. Но я решил подстраховаться и поставил краны. Вторая пара труб предназначалась для воздуха. Он либо выходил за борт, вытесняемый водой при заполнении цистерны. Либо входил в цистерну при её продувке из резервуара расположенного за спинкой. Еще один баллон — для дыхания, покоился под лежанкой. Имелась и возможность переключить каждый из баллонов хоть туда, хоть сюда.

Должен признаться, что разработанные для паропроводов краны были, на мой взгляд, излишне громоздкими в созданной моими же стараниями тесноте. Они, даже после того, как я их несколько раз переставил, выбирая правильное положение, не прощали ни одного неверного движения.

Как я собирался дышать в этой тесноте? Глубоко и ритмично. Не забывайте, что я не просто рулевой, а ещё и двигатель. Так что воздуха потреблять обязан много. Его-то, этот воздух, мне придётся регулярно подкачивать в закреплённый на груди мех, откуда вдыхать ртом через загубник. Вырезал я это устройство из липы и хорошенько пропитал растительным маслом.

Лодку я тоже пропитал, но не маслом, а каучуком, растворённым в бензине. Его сейчас, правда, газолином называют, но мы с хозяином скобяной лавки поняли друг друга правильно, он и привёз. Так вот, этот растворённый пожиже каучук очень хорошо прилипает, если незадолго перед этим древесину "покрасить" керосином.

Что ещё хочу отметить. Гости в мою мастерскую ходили как к себе домой. Совершенно незнакомые люди с невообразимыми вопросами. Я им был всегда ужасно рад, и каждый раз обязательно заставлял что-нибудь подержать или потянуть или поскоблить... за делом и разговор шёл веселей. Короче, про то, что учитель математики строит ныряющую лодку, в городе знали решительно все. И, мне кажется, чувствовали свою к этому причастность. Одни чокнутым считали, другие учёным, но, когда что либо приходилось покупать или какого-то мастера просить изготовить, то либо цену скидывали до чисто символического размера, либо вообще отдавали даром.

Говорил ведь уже, что люди в этом времени совершенно не такие, как у нас в двадцать первом веке.

Глава 4. Огонь, вода и...

Три стихии никогда не утомляют взора наблюдателя. Огонь, вода, и как другие работают. Посетителей в своей мастерской я мог застать решительно в любое время. Даже вернувшись из гимназии после занятий, нередко обнаруживал хорошо одетого господина или простецкого вида мужика, разглядывающего мою диковину. Случались и целые группы с дамами — женщины высоких сословий без сопровождения "не выходили", а любопытством мужчинам не уступали.

Я подсказал Макару накрыть скатертями пару незадействованных верстаков и поставить самовар. Так постепенно в мастерской стало образовываться что-то вроде клуба. Желающим поучаствовать в творческом процессе подавались кожаные фартуки, а остальным — плюшки и сладости. Развешанные по стенам эскизы тоже собирали рядом с собой людей, любивших помолоть языком. Так что хозяева мои внакладе не оставались.

Провинция. Развлечений мало. Напрягало ли это меня? Знаете, по-разному случалось. Иной раз кто-то от широкой души и распёртой мошны производил существенное пожертвование на развитие подводного плавания. Иной объяснял мне, отчего я непременно задохнусь, если осмелюсь погрузиться в пучину вод. Были и дельные советы и реальная помощь. И рассуждения, вот такого рода:

— Так вы ныряющую лодку строите? А что ж... Изрядно. Читал о подобных экзерсисах у британцев, вот и у нас в России сподобился повидать. Только вы, голубчик мой, ежели на выгоды от коммерции расположены, сделали б её двухместной. Это, значит, чтоб барышню с собой на эдакий променад можно было взять. Впрочем, и одноместные такие лодки, я уверен, у многих людей из света вызовут живейший интерес. Конные-то прогулки нынче не особо в моде, а вот, положим, подводная прогулка, это будет интересно. Оно, опять же, и для моциону полезно — педали ваши очень притоку крови к икроножной мускулатуре способствуют.

Однако наибольшей пользой ото всего, несомненно, являлась возросшая посещаемость трактира и повеселевший взгляд его хозяина.

Как Вы понимаете, я продолжал пользоваться полным пансионом, изредка вспоминал песни для репертуара Вари и Игоря, или рецепты блюд моего времени. Шашлыки, беляши — они нынче не вошли ещё в широкий обиход, но, скажем, те же чебуреки с удовольствием поедали бурлаки — пища сытная и примерно сутки не портится. Посылал Макар полового с лотком и к пристани, и на берег, где тёплыми вечерами прогуливалась городская публика. Ну, да. Я подсказал. Меня юные хозяева иначе, как дядей Петей не звали и относились, как к родственнику. Случалось и совета спрашивали.

Спокойной чередой прошли весенние месяцы, сделалось жарко, а там и занятия в гимназии завершились. Я подумал что, так или иначе, лодка моя и поплывёт и нырнёт, и даже вынырнет. Конечно, будут неполадки, но принципиальных ошибок в конструкцию я не заложил. Оставалось обкатать её, как следует, и продумать боевое применение. А вот тут-то без консультации со специалистом можно накосячить лишнего или так начудить... людей в военно-морской форме мне не встречалось ни разу, и никто из знакомых не поминал, чтобы водил дружбу с флотскими офицерами.

Единственный человек, про которого я надёжно знаю, что он в этом времени есть — это как раз Степан Осипович Макаров. В будущем — адмирал. Так что направил я сразу два письма. Одно в Санкт-Петербург, а второе в Севастополь. В качестве адреса указал полное имя и то, что человек, которому нужно вручить послание — офицер флота. Я бы и звание указал, да не помню. Знаю только, что чин его пока пока невелик, и широкой известностью он не пользуется. А вот во флотской среде о нём могли слышать многие, поскольку что-то нужное он уже изобрёл и даже имеет печатную работу о живучести кораблей.

Однако если кто помнит стишок, про заказное для Житкова, которое "это он, это он, Ленинградский почтальон" таки заставил побегать за адресатом вокруг всего света и, в конце концов, вручил, то поймёт мою надежду на успех. Да, были люди, способные подойти к своему делу творчески, с огоньком. На них и положился.

В письмах же просил ответить мне, указав точный адрес, потому, что намереваюсь сообщить информацию, отправлять которую "на деревню дедушке" опасаюсь.

* * *

Лодку на воду спустили в затоне, что левее по берегу от нашего переулка. Я попросил мужиков с пристани — их человек двадцать пришло: грузчики да бурлаки. Считай, на руках снесли. Ругались, правда, что хоть и маленькая посудинка, но тяжёлая. Так это она у меня ещё без балласта была и со снятыми палубными крышками.

А что Вы хотели? Толщина бортов, почитай, семь сантиметров. Аналог фанеры, где вместо шпона — доски сороковки. Правда, не проклеенная, а прошитая медной проволокой. Да еще и усиленная каркасом из брусьев, особенно — мощными бимсами. А сколько железа в неё напихано?! И цистерны, и баллоны, и трубы.

В воду моя лодка осела глубоко, примерно до середины бортов. В аккурат до рулей глубины. Поскольку расчётный объем составлял два с половиной кубометра, то вес получается тонна с четвертью — столько вытеснено воды. И, чтобы погрузить это, понадобится ещё около тонны балласта. По моим прикидкам где-то так и выходило.

Забредя в воду, я попробовал, как обстоят дела с ходкостью. Да ничего так. Толкать посудину со скоростью пешехода легко. Правда, это при половине лобового сопротивления, но прилагаемое усилие кажется ничтожным. С килограмм, если по ощущениям. Это на ровном ходу, не при разгоне.

Помощники как раз употребили внутрь плату за свою услугу и, благодушно закусывая, обменивались замечаниями в мой адрес. Когда я покачивал посудину с борта на борт, оценивая, не кувыркнётся ли, если в неё залезть, подошли поближе, даже поддержали, пока я устраивался. Хотя, и без них получилось бы приемлемо. А потом я поставил ноги на педали, взялся за рычаги, и стал кататься.

Постепенно привык и к своему тесному месту и к реакции судна на руль. Приучился к малой высоте головы над водой, к оценке расстояний. Снова наловчился "ловить" ногами направление вращения винтов, переключаясь на задний ход. Кстати, неохотно лодка движется кормой вперёд, и управляется с трудом. Но как-то маневрирует. Во всяком случае, аккуратненько подойти к мосткам мне удалось. Корпус судна, даже небольшого, ведёт себя иначе, чем колёсный экипаж на твёрдой поверхности. Мне надо было привыкнуть к новым ощущениям и возможностям.

Следующий день ушел на балансировку кораблика. Я измерял высоту надводного борта в носу и в корме, добавлял чугунных пластин железнодорожного происхождения и прикреплял их к дну, внося поправку на изменение положения корпуса в зависимости от наличия пилота. Естественно, добавка веса палубы тоже принималась в расчёт. Мне приходилось решать цепь головоломок, связанных с воображаемым заполнением балластных цистерн и прогнозом размера и знака получившейся при этом плавучести.

* * *

Ну вот, корабль полностью собран. Смонтирован люк-колпак. Проверена герметичность... внешним осмотром и обливанием водой. Эхе-хе. Многое, выходит не по уму. Тем не менее — явных неполадок нет. И теперь — самое страшное. Накачка резервуаров сжатым воздухом. Ручным насосом.

Ох и потрудиться мне пришлось! Кто подкачивал автомобильную камеру, поймет. С поправкой, конечно, на то, что и объём надо было заполнить больший, и конечное давление мне требовалось заметно выше, чем в колёсах. И, что обидно, помощники не рвутся помогать. Я уже блещу, понимаешь, потом, катящимся по обнажённому торсу, а они сидят за столиками и чаёк потягивают. Да, клуб "У подводной лодки" переехал из мастерской на берег реки под плакучую иву рядом с мостками причала.

Хриплю от натуги, а господа чаёк гоняют и рассуждают о беспредельности возможностей человеческого разума.

Уфф! На манометре уже три атмосферы. Пора брать другой насос с поршнем потоньше, а то уже тяжеловато идёт.

Перекрываю кран — золотник золотником, но так надёжней. Рожковым ключом отпускаю соединение трубки и креплю другую. Пока перевожу дух, подмечаю, что стрелка указателя давления вниз не ползет. Значит герметичность хорошая.

— Позвольте помочь вам, Пётр Семёнович, — рослый незнакомец в чёрном сюртуке с погонами. Бородатый. Первые признаки седины, намёк на залысины.

Ух ты!

— Извольте, Степан Осипович! С превеликим удовольствием, — отдаю рукоятку насоса и сторонюсь, давая возможность занять удобную позицию.

Тут ведь тесновато. Палуба лодки узкая — один мерный шаг римского легионера, а место, где рядом со штуцером расположена упорная площадка — это вполне определённая точка. Принимаю сюртук — жарко ведь — и отхожу к столу промочить горло, а заодно глянуть, как работает человек-легенда.

Силён, крепок, молод. Седина и начавшие проявляться залысины делают его старше на вид. Будущий непоседливый адмирал и сейчас энергичен. Хорошо идёт работа. Стрелка манометра подтверждает это. Понемногу, но всё время.

Так, чередуясь, мы управились буквально за пару часов, ещё раз сменив насос. Пять атмосфер показалось мне достаточным.

* * *

— Итак, Пётр Семёнович, вы убеждены, что ваше судно сумеет погрузиться под воду.

— Ни секунды не сомневаюсь, Степан Осипович, — мы смотрим друг на друга и улыбаемся. Вероятно, незатронутый вопрос о всплытии пришел в головы к нам обоим и... мы к нему не вернулись.

Забавно чувствуешь себя сидя за столом рядом с человеком, будущее которого тебе известно, вплоть до обстоятельств гибели. Я очень плохо знаю историю поступков правителей и интриг дипломатов. Даже войны интересовали меня в первую очередь, как примеры выдумки стратегов и тактиков, как случаи применения тех или иных технических решений или технологических достижений. И этот молодой мужчина, которому сейчас где-то около тридцати — один из тех, чьё имя мне встречалось не раз на страницах, посвящённых истории развития флота.

Даже тот неоспоримый факт, что моя осведомлённость многократно превышает познания собеседника, ничего по-существу не меняет. Рядом со мной воин, учёный, изобретатель. Благоговею.