06'92

— Ну долго ещё ждать?!

Окошко приоткрылось, стала видна тётка, влезшая на табурет и шуровавшая в бочке с пивом деревянным веслом. Там же примостилось несколько вёдер, бутылка водки и пачка стирального порошка. Три в одном: дополнительный объём, крепость и пена.

Пива мне как-то резко расхотелось. Я поставил банки на полку перед оконцем и потянул Рому прочь.

— Пойдём лучше чего покрепче возьмём.

Но одноклассник замотал короткостриженой головой.

— Не, Серый, в другой раз. Ещё пересечёмся. А сейчас бежать пора. Давай, покеда!

Мы попрощались, и Рома зашагал в одну сторону, а я двинулся в другую. Дошёл до "Союзпечати" и купил четвёртый том собрания сочинений Рекса Стаута, озаглавленный "Если бы смерть спала". На сдачу выдали пятидесятирублёвую биметаллическую монету; серебристый обод, жёлтый кругляш — таких и не видел раньше.

Книгу я сунул за пояс, но не спереди, а сзади; так и приседать можно, и нагибаться, а выпасть — не выпадет, и руки свободны. Ну и не прицепится никто.

Как в воду глядел: во дворе соседней девятиэтажки, через который срезал путь, толпилось десятка два взбудораженных пацанов лет семнадцати-восемнадцати на вид. На ссору во время футбольного матча сходка нисколько не походила, как не напоминала она и разборки.

Тут и там мелькали знакомые лица, я приметил Санька и маякнул ему, а когда татарчонок подошёл, спросил:

— Что у вас за кипеш?

— Пацана убили.

На миг я опешил, но сразу сообразил, что речь идёт не о Гере, и уточнил:

— Это как?

— Да двое наших в двухэтажках у малолеток мопед отжали, а те шоблу собрали, похватали арматуру и за ними ломанулись. В посёлке нагнали, Таракан ноги сделал, а Шнурок мопед не бросил, решил на базаре с темы съехать. Ну его и замесили наглухо.

Я припомнил милицейский автомобиль в частном секторе, кивнул и спросил:

— Ответку готовите?

— Ну да. Не одолжишь на день пусковое? У тебя же было.

— Вот ты вспомнил! — только и развёл я руками. Самодельное пусковое устройство для сигнальных ракет наверняка до сих пор валялось где-то в комнате, но заниматься его спешными поисками у меня сейчас не было никакого желания.

— Ну ладно, так схожу.

— Аккуратней, смотри, — предупредил я Санька и двинулся домой.

Газет в почтовых ящиках к этому времени уже не осталось, пришлось обойтись без свежей прессы. А только я вышел из лифта и сунул руку за ключами, как на лестнице послышались шаги.

— Сергей, подожди! — окликнул меня девичий голос. — Папа не у вас?

Я обернулся к взбежавшей на этаж черноволосой девчонке в коротеньком домашнем халатике и тапочках на босу ногу и озадаченно наморщил лоб. Нет, жившую под нами Зинку Марченко я узнал сразу; просто, когда уходил в армию, соседка-восьмиклассница была плоской как доска, а за прошедшие два года на удивление округлилась во всех нужных местах. Сейчас глубокий вырез просто-таки притягивал взгляд, да и на стройные ноги, прикрытые полами халата лишь до середины бедра, было любо-дорого взглянуть. В остальном же она дурнушкой сроду не была, тут никаких неожиданностей не случилось. Симпатичное округлое лицо отличалось чётко очерченной линией скул, а улыбка заставляла проявляться на щеках милые ямочки. Правда, бледную кожу покрывала россыпь едва заметных веснушек, да ещё аккуратный нос был слегка вздёрнут на конце, но мне нравилось и то, и другое.

По счастью Зина неверно истолковала замешательство, и в тёмных девичьих глазах замелькали смешинки-чертенята.

— Эй! Сергей, это же я! — возмутилась соседка. — Неужели забыл? А я тебя ждала и с другими мальчиками не гуляла!

— Тебя забудешь, — проворчал я и полез в карман за ключами. Отпер дверь, прямо с порога заглянул на кухню и, повысив голос, спросил:

— Дядя! Борис Ефимович не заходил?

Сидевший за столом папенька Зины, круглолицый и лысоватый, помотал головой столь выразительно, что едва не расплескал при этом из рюмки водку, да и дядя Петя оказался с ним всецело солидарен и во всеуслышание произнёс:

— Нет, сегодня не заходил.

Пришлось обернуться и разочаровать девчонку. Та вздохнула, пригласила меня на чай и пошла на свой этаж, а когда я запер дверь и присел на пуфик разуться, её папа воздел к потолку указательный палец и наставительно произнёс:

— Только теперь я не Борис Ефимович, а Борис Нахимович.

— Интересно девки пляшут, — хмыкнул я, проходя на кухню. — За два года родину поменять — раз плюнуть, но чтоб родного отца...

— Не язви, молодой человек! — потребовал Борис, чокнулся с моим дядькой рюмками, и они выпили. На столе помимо бутылки водки лежали буханка белого хлеба и палка салями; как видно, закуску принёс с собой наш сосед.

Дядя Петя шумно выдохнул и сообщил:

— Он теперь не Марченко, а вовсе даже Михельсон.

— Да вы никак на историческую родину супруги собрались эмигрировать? — удивился я и заглянул в холодильник, но еды там с утра не прибавилось.

— Времена нынче такие, что ничего заранее сказать нельзя, — с неподдельной тоской вздохнул Борис Ефимович.

— Ты самого главного для эмиграции не сделал, — усмехнулся в прокуренные усы дядя Петя.

— Это что же?

Дядька выложил на разделочную доску палку салями и одним резким движением ножа откромсал от неё изрядных размеров кусок.

— Обрезания.

Кандидата в репатрианты от этой пантомимы явственно передёрнуло, и он покрутил пальцем у виска.

— Ты как себе это представляешь: там всех по прилёту в аэропорту трусы снять заставляют или в иммиграционной службе просят мужские приборы к досмотру приготовить?

— Уедешь, так и так придётся обкорнать. Уверен, что твоя Софочка оценит? — хмыкнул дядя и обратился уже ко мне: — Чего мнёшься? Макароны в кастрюле на плите, хлеб и колбаса на столе.

— И рюмку возьми, — поспешил сменить тему Борис Ефимович. — На работу не устроился ещё?

— Нет.

— А в армии чего не остался?

— Оно мне надо? — фыркнул я, усаживаясь за стол с тарелкой макарон.

— Хоть какая-то стабильность.

— В гробу эту стабильность видел, — фыркнул дядя Петя, отошёл к окну и закурил. — Слышал, курсанта в лётном училище из-за автомата на посту зарезали?

— Беда, — вздохнул наш сосед. — Слушай, Сергей, а может, к нам сторожем пойдёшь?

Работал Борис Ефимович завхозом в одном из местных НИИ, а с деньгами у бюджетников было не ахти, и я поморщился, но дядю Петю это предложение невесть с чего не на шутку заинтересовало.

— Излагай, — попросил он.

— Нам финансирование обре... тьфу-ты!.. урезали, новый корпус достроить — достроили, а на переезд средств нет. Я директору всю плешь проел, чтобы арендаторов пустил, а он ни в какую. Государственная собственность, говорит. Мол, нэпманов всех к стенке поставили, и эта вольница рано или поздно кончится. Упёртый он у нас. Партийная закалка, не хухры-мухры.

— Партийные вперёд трусов в демократы бежали записываться, — возразил дядя Петя.

— А наш не такой. Вроде, не по партийной линии шёл, настоящий учёный с публикациями за рубежом, а как дитё малое. Ему в Англии предлагали хорошую должность в лаборатории и кафедру в университете, так даже слушать ничего не стал. А у нас там ещё, как назло, под боком стройка началась. Если не хотим, чтобы разворовали всё подчистую, нужен сторож. Ставки я выбью — пусть хоть лаборантов сокращают, но без охраны не обойтись.

— А мне чего не предложил? — обиделся дядька.

— А чего тебе предлагать? Ты, ясно дело, не откажешься спать за деньги на работе. Там как раз два человека нужны, иначе не получается.

Дядька кивнул и разлил по рюмкам водку. Я хотел отказаться, но не вышло. Обмыть сделку — это святое. А дальше всё вернулось в привычную колею. Дядя Петя сокрушался, что Ельцин в своё время крайне неудачно упал с моста, ничего себе даже не сломал и не утоп. А Борис Ефимович что-то путано вещал о грядущей приватизации и каких-то там ваучерах. Потом он имел неосторожность высказаться в защиту Явлинского, и дядька взвился, словно ужаленный.

— Пятьсот дней?! Баба половину этого срока ребёнка вынашивает, а тут страну поднять!

— Ты-то что в этом понимаешь?!

— Ага-ага! Еврей плохого не предложит! С таким подходом русских в правительстве уже не осталось!

— Антисемит, что ты понимаешь в программе Явлинского!

— Читай по губам: про-фа-на-ция, де-ма-го-гия, по-пу-лизм!

Приятели сцепились, с пеной у рта доказывая собственную правоту, а я быстро доел макароны и хотел уже потихоньку улизнуть в свою комнату, но припомнил утреннее происшествие и спросил:

— Борис Нахимович, а не в курсе, чего Светловыми гэбэшники интересуются?

Сосед смахнул пот с круглого лица и с нескрываемым удивлением уточнил:

— С чего взял?

Я рассказал об утреннем разговоре с парочкой оперативников и от себя добавил:

— Они Лидкой интересовались, но подходы к людям по-разному ищут.

— А! — понимающе протянул Борис Ефимович. — Двое из ларца и к моей Зинке заходили, тоже о друзьях Лидки расспрашивали, те ж не разлей вода с первого класса. Только эти товарищи не конторские. Наверняка служили там раньше, да только на вольные хлеба подались. В службу безопасности Росметбанка.

— А банк тут с какого бока?

— Лев Светлов там предправ. Председатель правления, в смысле. Самый главный.

Новость эта оказалась неожиданной не только для меня, но и для дяди Пети.

— Когда успел? На металлургическом же всю жизнь работал! — округлил он глаза, вдавив окурок в пепельницу.

— По финансовой части работал, — счёл нужным отметить наш сосед. — Они там от бартера уже вешаются, даже зарплату ширпотребом выдают. И ладно японские видеодвойки предлагали работникам выкупать, а то и тряпьё всякое втюхивают. Вот Лев Ильич и продавил создание карманного банка, ну и сам там большим начальником стал.

Я потёр переносицу.

— А чего тогда служба безопасности его дочерью интересуется?

— Да мало ли! — фыркнул Борис Ефимович. — Возраст у Лидки такой, что глаз да глаз нужен. Может, с дурной компанией связалась или залетела. Акселератки, они такие. Моя ещё ничего, и то, чувствую, скоро с ней поседею. Скорей бы уже замуж выдать.

— Облысеешь раньше, — поддел соседа дядя Петя.

— Ты наливай уже, чего водку греешь? — не остался тот в долгу.

Я ретировался с кухни в большую комнату и оставил на полке серванта пару двухсоток в качестве взноса в общий бюджет, заодно взял лежавший среди хрустальных салатниц и цветастых статуэток с дырочками для дымящихся фитилей морской бинокль. Затем отыскал у себя в столе тетрадь и карандаш, забрал оставленную на тумбочке книжку, обулся и выскользнул в подъезд. Люк на крышу был не заперт, выбраться наверх удалось без всякого труда.

Разведка — наше всё, и без наблюдения в этом деле никак не обойтись. Пусть идею отомстить за смерть Геры я всерьёз и не рассматривал, но вот неспокойно было на душе и всё тут. Вроде, и следов не оставил, а страшно. Без дураков страшно, даже две стопки водки поверх литра пива это мерзкое ощущение унять не смогли. Запросто ведь голову оторвать могут за сегодняшние выкрутасы. Не те, так другие.

Вид с дальнего конца дома на автосервис Сивого открывался просто отличный, особо не мешали даже росшие на его задворках тополя и кусты, а бинокль с мощной оптикой позволял нивелировать расстояние. Я разлёгся на краю крыши и обнаружил, что способен разглядеть даже самые мелкие детали. Вот и здорово — информация лишней не бывает.

Солнце висело за спиной, и отблеск стёкол никого насторожить не мог, да никого в сервисе и не было. Во дворе стояла полуразобранная иномарка, а ворота бокса с крыши хоть и не просматривались, но создалось впечатление, что он закрыт. Ворота точно были закрыты.

Я повёл биноклем по частному сектору и далёкой ветке трамвайной линии, после оглядел территорию детского сада, мимо которого шла дорога к гаражному кооперативу и взялся за книгу. "Если бы смерть спала". Ну да, ну да...

Прочитал семьдесят страниц, время от времени посматривая вниз, прежде чем в гаражи заехали зелёные "жигули". Сивый загнал машину во двор, выбрался из-за руля с каким-то дипломатом и унёс его в бокс. Почти сразу вернулся и вытянул с заднего сиденья длинный брезентовый свёрток. Утащил и его, но вскоре снова появился во дворе, стянул майку и облил из шлага голову, а после с бутылкой пива уселся на стоявшую у забора лавочку и подставил торс солнцу.

По правому плечу владельца автосервиса расплылся синяк, как бывает, когда стреляешь, неплотно вложив приклад, и это развеяло последние сомнения в том, что напарником застреленного мной цыгана был именно Сивый. Вот же сволочь какая...

Следующие полчаса ничего не происходило, затем прикатил ИЖ-Комби. Трое чернявых ребят о чём-то переговорили с хозяином сервиса, погрузились в машину и убрались восвояси. Общение точно шло на повышенных тонах, очень уж экспрессивно все махали руками, но с такого расстояния ничего разобрать не удалось.

Я взял карандаш и записал в тетрадь рядом с номером зелёных "жигулей" ещё один регистрационный знак. Постепенно солнце начало клониться к закату и подошла к концу не слишком толстая книжка, а Сивый засел в боксе и носа из него не казал. Вернулась утихомиренная цитрамоном головная боль, скука переросла в откровенную маету. Тут и там ходили люди, изредка мимо проезжали автомобили, но всё это было не то. Лишь однажды внимание привлекла вишнёвая "шестёрка", да только она в гаражи заезжать не стала и остановилась в переулке по соседству.

А Сивый продолжал сидеть у себя в боксе. Меня всё сильнее подмывало плюнуть на свою затею и перестать играть в частного детектива, я даже начал подниматься с рубероида, когда заметил шагавшую мимо ограды детского сада фигурку. Поднял бинокль и убедился, что зрение меня не подвело и по дороге и в самом деле шагает Тоха. Я зашарил глазами по крыше, выискивая, чем бы запустить в пацана, не проломив ему случайно при этом голову. Когда вновь глянул вниз, Антон лежал на земле, а над ним склонился незнакомый мужик в лёгкой брезентовой спецовке и спортивных штанах. Он пару раз ткнул парнишку ножом под дых, выпрямился и махнул кому-то рукой.

Загнанная в переулок "шестёрка" сдала назад, выскочивший из-за руля водитель открыл багажник, и в четыре руки убийцы погрузили туда бездыханное тело паренька. Хлопнула крышка, мужики запрыгнули в "жигули" и покатили прочь. Я едва успел разглядеть регистрационный номер и быстро, пока не забыл, записал его в тетрадь.

"1758 ПАК"

Не теряя времени попусту, я спустился с крыши, сбежал на восьмой этаж и замер перед дверью квартиры. Первый порыв прошёл, и мне резко расхотелось звонить по ноль-два и привлекать к себе внимание сообщением о свершившемся убийстве. И анонимный звонок из телефонной будки решением проблемы отнюдь не был. Дело ведь даже не в том, что нормальному человеку на крыше с биноклем делать нечего, просто Антон приходился Гере двоюродным братом — а ну как его убийство связано с нашей сегодняшней автоподставой? Что если убийцы своими показаниями наведут милицию на мой след? Едва ли, но вдруг?