Диорхинийская сага. Начало пути

Финли уверенной поступью вошел вовнутрь, где все оказалось не так плохо, как он предполагал в начале: деревянные полы были чистыми, имелось пять-шесть столов, а атмосфера заведения не отталкивала своей непредсказуемостью.

Сам хозяин, полный усач в разукрашенной красной вышивкой белой рубахе, стоял за стойкой в правом от Финли торце помещения, где у него имелись бочки с напитками. Он и был, по всей видимости, тем самым Ангисом, которому принадлежал трактир. Хозяин сразу же обратил внимание на вошедшего гостя, но не стал ничего говорить, а только внимательно посмотрел на незнакомца.

За ближним к вошедшему Финли столиком сидели трое крепких крестьян средних лет, распивавших что-то из больших кружек. Они были уже прилично пьяны и о чем-то громко разговаривали, матерясь и навлекая на себя недовольные взгляды Ангиса, ругавшегося на них пару минут назад с целью заставить их вести себя поскромнее. Крестьяне небрежно ели вареные яйца, прикусывая их свежими побегами зеленого лука, а на их столе было грязно от сыпавшихся мелкими кусочками яичных желтков и крошек хлеба.

За столом в левом от Финли торце помещения, в дальнем углу, располагались еще двое. Эти, скорее всего, были заезжими, причем знатного происхождения. Они были куда занимательнее крестьян. Финли обратил внимание, что один из них был блондином лет двадцати восьми со стрижкой до уровня плеч. У него была крепкая гармоничная фигура и наряд благородного покроя. Знатность выдавало котарди бордового цвета с великолепными серебряными пуговицами, которое было украшено сетчатым узором, выполненным золотыми нитями. Котарди на поясе прекрасно сочеталось с черным ремнем, украшенным серебряными вставками. Из-под котарди блондина выглядывала черная котта, бывшая чуть длиннее, почти до нижней трети бедра. На нем были коричневые сапоги и черные шоссы. Его взгляд был надменно игривым, зеленые глаза смотрели исподлобья, то на людей в зале, то на собеседника напротив. Он пил что-то из такой же кружки, что и крестьяне, но из его еды Финли обратил внимание на жареного кролика, аккуратно украшенного зеленью и помидорами, который красовался в сковороде напротив блондина. Его собеседник сидел напротив, поэтому Финли не видел его лица, а только крепкие плечи в темном котарди и густую прядь черных, как мгла, волос.

Осмотревшись, Финли решил занять место за столом сбоку от крестьян, присев спиною к двум знатным незнакомцам, чей столик оставался позади него. Скинув узелок на скамью, он стряхнул с себя налеты уличной пыли и приготовился к разговору с усачом, который уже направлялся к нему. Хозяин приближался немного лениво, но при этом уверенно, а его губы периодически делали различные замысловатые движения, приводившие его славные усы в разные положения, выражавшие то скепсис, то некую настороженность. На его голове была шерстяная шапка с красным бубоном, кои любили носить в этих краях. Хотя жара стояла изнурительная, подобные утепленные головные уборы были скорее неким культом, чем средством защитить голову от холода. Кстати, на крестьянах, распивавших за столиком сбоку от Финли, были такие же шапки.

— У нас имеется пиво и шнагель. Что желает господарь? — спросил трактирщик, подойдя к Финли. Говорил он на этардском диалекте, который незначительно, но все же отличался от друальского присутствием сельских словечек, подобно этому «господарь» вместо «господин».

— Вы не могли бы принести мне кролика, как у того знатного господина, что сидит за мной? — учтиво спросил Финли. Его действительно заинтересовала еда, которую ел блондин — уж больно аппетитно она выглядела!

— Можно. С вас двадцать лангетонов. Пить что будете? Может морс? — произнес трактирщик сухим и неприветливым голосом.

— Вполне сойдет, — ответил Финли.

Усач отправился на кухню, а Финли решил приготовить деньги, чтобы расплатиться за еду. Порывшись в сумке, он вынул оттуда один империк. «Снова империк. Может, хоть здесь-то его разменяют?», подумал он, вспомнив ситуацию с Лумпитой, у которой таких денег с роду не водилось.

Пока хозяин трактира возился с кроликом, Финли решил отдохнуть после долгой дороги. За его спиной блондин вел активную беседу со своим собеседником в черном. Финли старался придерживаться манер и не подслушивать чужие разговоры, но уши так и тянуло узнать немного больше о неизвестных рыцарях.

— Оден, повсюду несут чепуху про Северное предание и про другие всякие предания. Крестьяне мечутся на фоне слухов — некоторые из них вместо работы уходят в леса и придаются различным еретическим верованиям. Говорят, уже есть и Черное предание, где вообще полнейшая чертовщина написана. Развелось всяких жрецов и предсказателей — ходят по всем царствам и мутят воду, — говорил блондин.

— Да, нас это тоже коснулось. В шахтах под Айронвилем пять-шесть семей предались какому-то животному культу и ушли в ближайшие леса. Лорд Аланей приказал поймать всех. Я лично рубил голову их предводителю! — с неким хвастовством говорил тот, другой, в черном, по всей видимости, Оден.

— Отец приказывает ловить всех, кто привержен тому или иному чернокнижному божеству и сжигать на кострах! Есть лишь Турис и Аспаис, и в них мы должны верить, — продолжал блондин. — Знаешь, все это дерьмо идет от нашего безвольного короля Роберта. Он постоянно поддерживает подобные бредни. Говорят, он со своим дядей, лордом Бенеитом, совсем потерял рассудок и чуть не каждый месяц принимает все новых и новых жрецов и проходимцев, даёт им кров над головой, кормит, выделяет деньги на какие-то обряды и опыты.

— Наш болван Леит не лучше вашего — тоже самое творит. Но я тебе скажу, друг, когда будет подписана уния, все станет намного хуже, поверь мне, — говорил Оден.

— Соглашусь с тобой: все станет совсем мерзко. А унию подпишут совсем скоро, ведь через неделю состоится встреча наших королей. Влияние Северного предания растет и, скорее всего, нам не избежать союза царств. А ты слышал про Северный легион?

— Конечно, слышал: если его организуют, то придется отправлять туда много людей и припасов — это разорит нас. Нужно с этим кончать! — негодующе произнес Оден.

— Подожди, осталось недолго. Мой отец уже имеет неплохой план. Я думаю, что и твой покровитель вскоре нас поддержит? С двумя безвольными королями нужно кончать. Но будь осторожнее и не говори кому попало, ведь если кто-то пронюхает планы моего отца — всему конец.

— Мой покровитель ненавидит все, что начало творится после Второй войны царств. Он уже давно точит ножи на Каппарисов! — злорадно произнес рыцарь в черном.

Финли внимательно слушал то, о чем говорили незнакомцы, но мало что из этого понимал. А вот имя Бенеит показалось ему знакомым. «Случаем, не тот ли это Бенеит, который отправил Бобри в Фарет шестнадцать лет назад?», — подумал Финли. Он внезапно захотел обернуться и спросить блондина, кто такой Бенеит и где его можно найти, но решил этого не делать, так как подобное могло обернуться большими неприятностями — рыцари могли вызвать его на поединок за подслушивание их разговоров. К тому же, было отвратительно слышать из уст двух знатных незнакомцев омерзительно крамольные вещи, которые они позволяли себе говорить про королей Нижнего и Верхнего царств. Финли отвлекся от подслушивания, так как усач трактирщик вернулся с крольчатиной в сковороде, украшенной зеленью и помидорами.

— Господарь, вот ваш крол — давайте деньгу, — произнес он. «Деньгой» у него наверняка именовались «деньги», а «кролом» — кролик.

Финли поблагодарил хозяина и расплатился. Трактирщик смог дать ему сдачу от империка, что очень порадовало Финли, и он с двойным аппетитом приступил к трапезе. От сковороды несло приятным ароматом запеченного мяса! Отрезав себе небольшой кусочек, он с предвкушением приятных ощущение положил его себе в рот и методично прожевал, съев попутно дольку помидора и огурца. Кролик был изумительно нежным, а его мясо прекрасно сочеталось с овощами. Финли был жутко голоден, поэтому четверти крола не стало уже через десять минут. На какое-то время он отвлекся от беседы рыцарей за его спиной, но вскоре опять услышал интересные вещи.

— Он думает, что унижает мою семью, отправляя меня на переговоры к Йону! — говорил блондин. — Он ненавидит нас, но это ему дорого обойдется.

— Что думаешь делать? — спросил рыцарь в черном.

— Он хочет, чтобы я принудил дядю сдать оружие и принять власть короны, — ответил блондин.

— Но ты ведь не так глуп, чтобы предлагать подобное человеку собственной крови?! — спросил Оден.

— Конечно, нет! Кредо Карлайнов — «своя кровь лучше чужой», — с гордостью произнес блондин.

— Эуон, я очень тоскую в этих краях по игре! — внезапно сменил тему разговора Оден. Эуном он назвал своего собеседника. Финли теперь знал, как зовут блондина.

— А мне не хватает женщин, поэтому я тебя понимаю! — шутливо произнес блондин. — Разве можно в «Хлебной кладовке» чем-то заниматься, кроме как пахать землю и быть по самые ноздри в навозе!?

— Я бы бросил кости с первым возжелавшим игры, но, похоже, подобных людей в этой «Хлебной кладовке» не найти, — произнес Оден, заменив, как и Эуон, словом «кладовка» слово «кладовая», что придавало выражению издевательский манер.

— Потерпи немного! Доедем до Этарда, а там, я полагаю, найдется хоть какое-то достойное развлечение! — подбодрил Эуон.

На этом их диалог завершился, и уже через минуту они покинули кабак. Финли ощутил опустение в трактире после ухода из него двух занимательных рыцарей. Их разговоры, пусть и непонятные ему до конца, давали некоторое представление о сложных хитросплетениях, имевших место в обоих царствах. «Значит, крестьяне сходят с ума и веруют в нечто дьявольское, неподвластное богам плодородия и войны — Турису и Аспаису», — подумал Финли. Он начал понимать теперь, что Лумпита и Ценеш хотели скормить невинных крестьян волку отнюдь не из-за помутнения рассудка — это был ритуал, который преследовал какие-то конкретные цели. «Кто же стоит за всем этим? Может, есть таинственные ордена, верующие в новых богов, неизвестных обычным людям? Почему высшее сословие не удовлетворено своими королями, хотя те даровали крестьянам свободу, а в царствах сейчас мир и процветание?», — терзал себя вопросами Финли. Ответы на них он не находил, как бы далеко мысли не уводили его в дебри размышлений. Тем временем трое пьянчуг за столом сбоку от Финли продолжали свой пир. Они ему были безынтересны и наводили на него тоску своим видом. Единственное, что от них хотел Финли, так это, чтобы они перестали материться и вели себя потише.

Кролик в его сковороде уже уменьшился ровно вдвое, а желудок Финли наполнился до отвалу и есть больше не хотелось. Глотнув морса, который оказался приятным на вкус и освежающе кисленьким, и решив немного посидеть после сытного ужина, Финли откинулся на спинку скамьи и ощутил прилив расслабления и сонливости, которое обыкновенно наступает после того, как кровь от головы направляется к желудку, наполненному едой. Просидев так минут пять, он услышал звук отворившейся двери: судя по шагам, вошедший был великаном. Обернувшись, Финли увидел воистину громадного мужчину, который возрастом был еще не стар, но и юношество из него выветрилось уже давно. Ростом он был под метр девяносто; плечи его были широки настолько, что с трудом протиснулись в створ трактирной двери; ладони были здоровенными; на исполине красовалось коричневое кожаное котарди, выполненное немного грубо, по-сельски, со шнуровкой на груди; на животе висел громадный пояс с массивной бронзовой бляхой, на которой красовался герб с рельефным быком. Незнакомец имел короткие светлые волосы, лицо, чьи эмоции выражали сельскую прямолинейность, и угрюмый, недовольный чем-то взгляд. Одним словом, он наводил трепет на окружающих своим внешним видом. Однако, при внимательном изучении, можно было заметить душевную открытость сельского господина, коим этот здоровяк непременно являлся.

Более впечатляющим, чем сам исполин был лишь его огромный меч, висевший в ножнах на спине. Спинные ножны не часто можно было встретить, поскольку подобный метод ношения оружия устарел уже со времен Первой войны царств. Меч исполина представлял собой не что иное, как редкий экземпляр «головосноса». «Головосносом» именовали меч, использовавшийся, как двуручный, с помощью которого отрубали две и более головы во время боя. Мастерством правильного обращения этим мечом обладали очень редкие воины, о чьих похождениях обычно складывали легенды. Пока Финли внимательно изучал незнакомца, испытывая при этом сложные эмоции удивления и восхищения мощью его тела, исполин уже успел решительно подойти к трактирщику, словно должен был в тот момент сказать ему что-то гневное, но в итоге вполне добродушным голосом произнес:

— Ангис, желаю здраве тебе! Утомился я сегодня в поле, гоняя своих наемных бездарей. Принеси мне поросенка молочного да кружек шесть пива налей!

— И тебе здраве, господарь, коль не шутишь! — ответил трактирщик, которого явно порадовал визит завсегдатая, коим исполин наверняка являлся. — Поросенка могу зажарить, но придется подождать. А пока присядь где-нибудь — я принесу пива тебе через минуту.

— Пиво — это хорошо! Твое пиво самое славное! — бодро произнес исполин.

— Шутишь наверно, Гривлин?! — рассмеялся трактирщик. — Кроме моего, нет никакого другого! Видимо, ты совсем утомился на жаре! Я один его варю на всю округу — или ты в Этард за пивом мотаешься?!

— А может быть, и мотаюсь, — обиженно произнес здоровяк. — Вот всегда ты так, Ангис, найдешь к чему прицепиться! Как только я тебя не запорол до смерти за твой острый язык, когда ты в холопах у меня ходил?! Ну, пил я пиво еще и у Орсэта — он тоже его варить пытается. Он мне теперь точно спасибо не скажет, если узнает, что я проговорился тебе.

— А-а-а, вот значит, что за дела творятся — поганец Орсэт начал варить пиво в обход наших договоренностей! — с негодованием произнес Ангис. — Скорняк должен заниматься шкурами, а трактирщик — едой и выпивкой! И куда только лезет эта морда! Он ведь занимается шкурами — так вот и занимался бы ими и дальше!

— Ну ладно тебе, Ангис, успокойся. Вы купцы вообще не умеете договариваться, смотрю я.

— Договориться можно с человеком, а не с мошенником, который на той неделе клялся мне, что пиво остается за мной, а шкуры за ним! — продолжал гневаться трактирщик.

Весь этот забавный диалог отчетливо слышал Финли, которому местами очень хотелось рассмеяться, но он решил не шутить со здоровьем и попридержал свои эмоции. Здоровяк вскоре закончил беседовать с Ангисом и развернулся лицом в зал. Немного порыскав глазами, видимо, в поисках подходящего места, он направился в сторону троих пьянчуг, сидевших поблизости от Финли, сбоку от его столика. Пол опять заскрипел и с каждым метром приближения исполина скрипел все сильнее и сильнее, а Финли хотелось в это время провалиться сквозь землю, ведь взгляд здоровяка выражал серьезное недовольство чем-то, и Финли не понимал, что от него можно было ожидать.