Книга 2

День, начавшийся встречей с Сумеречниками и продолжившийся поездками в десяток мест, посещение которых знающим людям однозначно сообщило, что Босс взялся за порученное дело всерьёз, всё длился и длился, не желая заканчиваться.

День длился, и его ничуть не волновало, что длился он через вечер и почти всю ночь, грозя поглотить и утро, и своего коллегу, что скоро должен был вступить в свои права.

— За углом дома, в повозке или кустах — девку надо брать сразу, как только представится возможность. — говорил по этому поводу Босс. — В этом девки и победа необычайно похожи — прозевал момент, и уже чужие руки сжимают ту задницу, которой только что виляли у тебя перед носом.

Дымяга с ним был полностью согласен: если работа может быть сделана сегодня, то она должна быть сделана сегодня. То, что фактически это уже никакое не сегодня, а уже почти самое что ни на есть завтра — оправдание для жалких глупцов, которым не привыкать искать оправдание тому, что сегодня они зря прожили ещё один день.

Сегодня закончится лишь тогда, когда Босс об этом скажет.

Босс скажет — Дымяга кивнёт в ответ и поедет на квартиру.

Не свою, съёмную.

У Дымяги вообще почти не было того, к чему он мог прибавить слово "свой", да и всё то, что почти, в большинстве своём было без лишний слов отдано ему Боссом. Слова они и не нужны были: Дымяга слышал, что хотел сказать Босс, даже когда тот молчал или, что случалось не реже, говорил.

— С завтрашнего дня утром будешь отвозить мою внучку в Схолу Империум, а вечером возвращать обратно, в Фонарь. — семь лет назад сказал Босс.

— С завтрашнего дня я должен сделать так, чтобы все имеющие глаза видели: вы, Босс, поднимитесь после любого удара, поднимитесь ещё сильнее и опаснее, чем были раньше. — кивает Дымяга, уста которого забыли вкус слов.

— Я понимаю, конечно, у девочки гормоны и прочее, но ты-то... — с этих слов начался шесть лет назад разговор, который уверил всех, что Дымяга, приставленный к внучке Босса год назад, позволил себе больше, чем следовало бы.

— Я всё понял, Босс. Сегодня же заеду к Пустозвону.

Пустозвон Илейка в далёком прошлом, ещё до прихода в Город, ходил кашеваром у Мародёров Горгонта и вралем слыл преизрядным, то Лорха ему всю морду раскровавил, то эльфийские принцессы секретом поделились, перед которым ни одна девица устоять не сможет, а то и вообще задвигал, мол, закопчённый котелок, что всегда был с ним, чуть ли не самому Тёмному Повелителю принадлежал. Теперь же Пустозвон работал в одном из магазинов сети "Счастливый Хозяин". Работал, надо признать, крайне успешно, за что был отмечен памятными грамотами "Работник месяца", "Работник года" и даже несколько раз "Работник десятилетия". К грамотам, разумеется, прилагались премии, но к ним Пустозвон относился с известным скепсисом. Что проку от ещё десятка другого лет, даже столетия? Толи дело грамота. Вещь в хозяйстве полезная, нужная. На стену можно повесить, например, чтобы самому любоваться и другим позволять заниматься тем же самым.

Телохранителя своего старого боевого товарища Пустозвон встретил с распростёртыми объятиями, с которыми встречал каждого из своих клиентов, чаем угостил в своём личном кабинете. Чай был, разумеется, по тайному рецепту, которым по большому секрету с Пустозвоном поделился хозяин Фонаря, и то, что никто в Городе ни разу не видел, как тот хозяин пьёт или готовит чай, было несущественно.

— Дриаду, говорит, достать ты мне, дружище, дриаду. Дымяге своему хочу презентовать, говорит, чтобы было ему с кем вечер коротать.

Тони пил чай и кивал, старательно пропуская мимо ушей большую часть сказанного добродушным орком с клыками спиленными там, чтобы были они вровень с остальными зубами.

— И нашёл ведь я дриаду, да не простую, от ветвей древа, что во дворце самой Королевы-Матери росло, при том ещё не саженную на могилу. И это спустя полтысячи лет после падения Королевства. Как, спрашиваешь, удалось мне чудо то?..

Ничего Тони не спрашивал да даже бы если бы и спрашивал: не знал Пустозвон языка жестов, которым использовался эльф для общения.

Дриаду Дымягу увидел только когда докурил вторую с момента входа в "Счастливого Хозяина" сигарету. Заведение же с приобретением покинул после третьей, ближе к полуночи, оставив слегка приунывшего Пустозвона, который, дай тому волю, проговорил до утра.

Дриада оказалась крайне капризным созданием, решившим переболеть всеми болячками, которые были известны врачам Орочих Болот, а потом ставшие известными и Дымяге. После чего злосчастное антропоморфное растение переболело ещё дюжиной тех, о которых знали лишь узкие специалисты-дендрологи.

Результатом почти четырёхлетних страданий Дымяги стали дриада, что уже два года встречала его на квартире тихим шелестом своей листвы, и цикл статей по особенностям выращивания дриад в неблагоприятных условиях, а также методам лечения огромного числа их заболеваний от известных всем до, тех, специалистов по которым, в Городе было меньше чем пальцев на одной руке.

Межреальность. При-Город. Ванахейм. 3002 год после Падения Небес.

Милитэль заставила себя встать из-за стола.

Суставы ощутимо хрустнули, напомнив своей хозяйки, что крайне вредно сутки напролёт сидеть почти без движения, изучая отчёты, идущие непрерывным потоком, и отправляя поручения и прямые приказы, выполнение, как и не выполнение которых, порождало всё новые отчёты, требовавшие обработки.

Милитэль прошлась от стола к выходу на балкон, но выходить не стала. Передумала.

Всё шло даже лучше, чем она рассчитывала.

Яниссия без проблем покинула место обитания Троицы.

В порту она также без проблем оплатила место на корабле.

План Яниссии был очевиден: добраться до миров Внутреннего Кольца, потом до борделя мадам Жоржет, где выяснить местоположение Легиона, после чего найти ту и попросить помочь Троице.

Слишком долго, слишком ненадёжно. Плюс встреча с грумом Алекси, вмешательство которого на данном этапе не желательно.

Поэтому на третьи сутки пути корабль будет взят на абордаж асами.

— Не всем мальчишках Всеотца нравится сжимать свои пальцы лишь на рукоятях клинков. Некоторые предпочитают что-то мягкое, округлое и, желательно, хохочущее. — вспомнилось за какую малость удалось купить столь необходимое изменение маршрута.

В портретах богини Фригг, жены Всеотца, узнать Легион, каким он был раньше, невозможно, но не зря же Милитэль подарила несколько гравюр с нужным изображением Легиона для того, чтобы они были вставлены в жизнеописание Троицы?

Разумеется, встреча не состоится сразу, но она состоится, и никакой грум ни о чём не узнает до тех пор, пока Милитэль не позволит ему узнать.

Младший же следователь Доби Ильменсен, пройдя по следу Яниссии, до порта и, вполне ожидаемо, выяснив на какой корабль села беглянка, сгинет на бескрайних просторах Межреальности вместе с Весёлой Клюкой.

Даже малейшего шанса возвращения Яниссии обратно до того, как та поговорит с Легионом, допускать было нельзя.

Межреальность. Город. Дымные Тропы. 3002 год после Падения Небес.

Дымные Тропы — эта узкая полоска земли соседствовала со всеми районами Города сразу, и теми, что были век назад, когда она появилась, и теми, что присоединялись к Городу потом.

Не многие Граждане имели достаточно средств для того, чтобы попасть из Чарующего Леса, скажем, в теже Орочьи Болота не спустя несколько недель пути, а буквально полдня спустя, но, честно говоря, не на простых Граждан ориентировались драконы в ценовой политике на услуги Дымных Троп. Администрация, Дневная и Ночная, Сумеречники, Граждане из самой верхушки среднего класса и выше — они были готовы платить за комфорт и скорость, драконы же готовы были им предоставлять эти комфорт и скорость.

Тысячелетия, поступавшие в казну района, обращались в горы золотых слитков, добытых в Яме, Подгорной Стране или вообще за пределами Города, после чего каждый из сорока семи драконов, что сообща правили Дымными Тропами, получал свою долю.

Получал свою долю и Ёрмунд. Две сто сорок первых. Долю большую, чем у тридцати собратьев-драконов, меньшую, чем у шестнадцати оставшихся.

Прикладывать усилия к изменению имеющейся расстановки Ёрмунд считал делом глупым, о чём однозначно говорило его семнадцатое место в иерархии, которое три десятилетия было пятнадцатым, а семь десятилетий — восьмым.

— Мышиная возня. — пыхал дракон огнём, выводя из тела излишки тепла, возникавшие в результате напряжённой мозговой деятельности.

Ёрмунд не был мышью. Он был драконом, поставившим перед собой цель, которая полтора тысячелетия назад казалась ему недосягаемой, теперь же была столь близка, что Ёрмунду ночами чудился её вкус на губах.

Тогда, на Гул-Вейт ради манотворящей железы Троица убил отца Ёрмунда, бросив остальное тело могучего дракона гнить под солнцем.

Он забрал у молодого дракона не отца, победу, которую тот должен был одержать в будущем. Но Он же дал ему возможность ощутить вкус победы куда более великой. Вкус победы над богом, что в облике человека вот уже третье тысячелетие ходит дорогами Лоскутного Мира.

Но сегодня к аромату близкой победы вновь примешивалась кисловатая нотка: мелкий гоблин... этот глава частной сыскной конторы вновь каким-то образом обыграл Ёрмунда...

Частный сыск — дракон занимался им не ради прибыли, ради развлечения, и, надо признать, в определённых кругах был довольно известен.

Вчерашнее задание от тосийцев, которые неумело пытались скрыть свои крысиные морды за Сумеречниками, мелкий гоблин тоже там был, тоже его получил, как и те немногие избранные, кого Сумеречники допускали к решению своих внутренних дел.

— Алая, грязный ты гоблин, у тебя ведь не план был готов, как ты хотел мне показать после встречи, у тебя в руках уже был Гнилогразый, которого я, как и всё то отребье, бросились искать. — вырывается огонь из пасти дракона.

И пусть, этот вывод, Ёрмунда основывался лишь на словах гоблина, маршруте его передвижения по Орочьим Болотам и факте, что несколько часов назад тот выгнал из своего офиса единственную внучку и верного телохранителя, которых обвинил в неподобающей связи.

Пусть... дракон знал, что не ошибается.

Он давно уже разучился ошибаться.

Межреальность. Город. Южный порт. 3002 год после Падения Небес.

Капитан Весёлой Клюки злился.

Вообще-то, Васко Калони всегда мог тысячу причин для злости, когда же причин для злости не удавалось найти, он не брезговал их придумывать, но так уж случилось, что сегодня причину для злости капитана разделяла и вся команда корабля. Подобное случилось впервые с тех пор, как почти сорок лет назад за неповиновение приказу Илисиана Вечного, принёсшее его флоту победу в бою под Плачущей Скалой, капитан Васко Калони был разжалован в рядовые, лишён всех наград и списан с флота. Команда, включая тосийцев обитавших в трюме, последовала за тем, кого меж собой прозывала Круэ, что значит Злюка.

Причина злости в этот раз была куда более прозаична и куда менее достойна злости, чем в прошлый раз.

— Всего-то нужно задержать отплытие на час, не больше. — сообщившего это чиновника в бесчувственном состоянии выволокли с корабля.

— Бывает люди падают и разбивают при этом своё лицо. — вручая чиновника береговой полиции, пожал плечами боцман и закурил.

— Бывает им чудится при этом странное, например, кулак капитана, летящий в их лицо. — вновь пожал плечами боцман, когда пришедший в себя чиновник начал верещать невнятицу.

— Бывает. — практически в тон боцману кивает старший патруля, лейтенант Виктор Орлов.

— Пойду я, значит? А то заждался меня, поди, Злюка.

— Идите, не смею вас задерживать... и спасибо.

Боцман неспешно затушил недокуренную и до половины сигарету, спрятал её в портсигар и пошёл по трапу на корабль.

— За что хоть спасибо? За то, что нос мне разбил? — просипел чиновник, когда убедился, что боцман оказался на достаточном расстоянии, чтобы не слышать вопрос.

— За то, что разрешение спросил, может ли уходить. Это ведь Ревун Токи.

— Тот самый Ревун?

— Тот самый.

"Тем самым Ревуном" Токи стал одиннадцать лет назад, когда в одиночку держал пролом у Белого Собора, через который нескончаемым потоком пёрли в конец обезумевшие обитатели Канализации.

— Сам идти-то сможешь? — почти без неприязни осведомился у чиновника лейтенант Орлов. — Или помощь нужна?

— Нужна. Укажите, пожалуйста, в рапорте, что я так и не попал на корабль, поскользнулся на пристани, и в бессознательно состоянии был доставлен в лазарет.

— В бессознательном? — ход мыслей чиновника понравился Орлову.

— В бессознательном. — подтвердил тот и с маху протаранил доски пристани своим лбом.

Свидетелем этой сцены среди прочих был и пассажир, в случае опоздания которого и следовало задержать отплытие Весёлой Клюки.

Многоликий бог — для последователей.

Червь — для близких друзей и не менее близких врагов.

Ему очень хотелось ещё раз увидеть Девятисотую в бою.

Увидеть как можно скорее.

Дом ста дверей. Год 3012 после Падения Небес.

Я умею и люблю готовить.

Первое просто — за почти три тысячелетия прошедших с моего пробуждения на Расте, я научился вещам куда более сложным и куда менее приятным.

Второе куда сложнее — прожитые годы без жалости стирают из памяти былые привычки и чувства, обращают некогда любимое дело в рутину.

Я часто питался отбросами, голодал, даже умирал от голода, но я также наслаждался и блюдами, которые не то что величайшие правители Мира сего позволить себе не могли, богам те яства не всегда были доступны в тех количествах, что довелось отведать мне.

Первое просто — бродячий образ жизни, что вёл я до недавних пор, меняет представление о съедобном, заставляя считать таковым всё, что можно запихать себе в рот и после этого не умереть.

Второе куда сложнее — но это лишь на первый взгляд. Странствуя, попадаешь в места, где щепотка травы, которой в ином мире лишь нищие приправляют свою баланду, стоит доброго коня. В чащах попадаются ключи, вода из которых лечит любые раны, пьянит сильнее иного хмельного, подаётся та вода лишь на коронации нового правителя или продаётся по каплям на аукционах, куда лишь магов пускают. Прибрежные отмели, непролазные горы, выжженные пустыни и пронизанные ветрами степи — всё они дарили мне нечто, что для них было ничего не стоящей безделицей, и сокровищем для других. Я просто путешествовал достаточно долго, вот и заметил это.

Мне доводилось ночевать под открытым небом, давясь собственным кашлём шагать под дождём, который мог лить неделями, но и опочивальни сильных Мира сего не раз были моим пристанищем.

Первое просто — Дорога редко балует своих многочисленных пасынков хорошей погодой и крышей над головой.

Второе куда сложнее — если, конечно, не брать те случаи, когда в опочивальни благородных господ бродяги, вроде меня, попадали в роли живых игрушек, истерзанные тела которых утром выкидывались прислугой на городской свалке. Сложнее, но если в запасе есть время и знания, которых нет у других, то может так случится, что вчерашний бродяга может оказаться лицом куда более влиятельным и могущественным, чем даже сам император.