| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
С этими словами наш вождь откланялся, и стук его трости затих в коридоре. А мы вышли втроем во двор и встали на берегу пустынных волн. Ветер бесился пуще прежнего, гигантская лужа мощно плюхала в размытый бордюр. Я повторил недавний трюк и, эффектно накренившись, спросил Наташу:
— Так ты эгвальская шпионка?
С удовольствием любуясь ее растерянной физиономией.
— Мои близкие боятся за меня! Хотят известий! — чуть не плача выкрикнула она.
Раздался возглас Эвишки:
— Держись!.. А-а-а!!
Поздно! Раскинув руки, тщетно ожидая спасительного порыва ветра, я стал валиться в воду спиной вперед. Эвищка дернулась мне помочь, но тут из-за ее спины вытянулась длинная рука Яна с тростью. Когда он успел подойти? Я крепко ухватился за конец трости, ощутил рывок... (Ян силен, я это уже говорил) и спасся от конфуза.
— Чем угодно занимаетесь, лишь бы ничего не делать, — сказал Ян.
— Ох, спасибо за помощь, профессор.
Ян был всего на шесть лет старше меня, и ему страшно нравилось, когда к месту и не к месту поминают его ученое звание. Сразу смягчился:
— Всегда, пожалуйста. Кто-то оставил наверху вещи? Забирайте, живо! Мы возвращаемся на борт.
— Собирались же завтра поутру? — удивилась Эвишка.
— Ветер хороший, — ответил Ян.
Пока Эвишка бегала за рюкзаком, Наташа доела последний пирожок и, хмуро косясь на Яна, демонстративно утерла губы тыльной стороной ладони.
Грязная, не мощеная улочка. Скользкий дощатый тротуар, от которого дробно отскакивают звуки шагов. Беленые стены с зелеными ставнями, камышовые крыши. Из некоторых труб вьется дымок: слегка протопить хату к ночи — не лишнее, погоды здесь континентальные.
Я оглянулся на покинутое нами здание школы. Островерхая башенка, венчавшая крышу самого добротного здания Олдеминя, четко вырисовывалась на фоне вечернего неба. Ветер прогнал облака, и небо было исключительно ясное, такого сочного оттенка, какой бывает после сильных дождей.
Эвишка подняла капюшон комбинезона, я последовал ее примеру. Быстро холодало. Наташа и Ян шагали впереди. Ветер трепал Наташину темную шевелюру, она держалась от Яна подальше, насколько позволяла ширина тротуара. А Яну было плевать на ее неприязнь. Все в том же модном костюмчике, только свитер вместо рубашки, сапоги вместо остроносых туфель и мужицкая кепка на умной голове. Нога его перестала беспокоить, и он бодро хромал, держа трость в руке, как древний рыцарь пневматический игломет.
За поворотом направо стоял обшитый дранкой приземистый дом — хозяйство здешнего старосты. А сам он, широколицый и толстопузый, встречал нас у ворот.
— Пожалуйте, господин профессор! И госпожа. Здравствуйте... здравствуйте... — поклоны в нашу сторону. — Стиксы ждут, пожалуйте. А причальная команда уже на месте.
Мы прошли во двор, в загон, где увидели двух раскормленных мощных зверюг. Явно — тягловые, но и седоков примут. И каждый вынесет сразу двоих. Один из них, рыжеватый с белыми "носочками" на лапах, мурлыкнул и ухмыльнулся мне. Молодой, здоровый — клыки свежего белого цвета. Такой играючи перекусил бы человеку руку. Я потрепал его по загривку, приятно ощутив ладонью мягкий, короткий мех.
Его серый собрат что-то сказал, мой стикс ему ответил. Теперь смеялись оба. Люди не понимают язык стиксов, но ничего страшного в этом нет. Стиксы никогда не поступают плохо по отношению к человеку, а что они нас обсуждают... Пусть их. Мы кормим стиксов. Позволяем им жить рядом с собой. Стараемся не делать им зла. Ублажаем. Оберегаем. Так же как мы ублажаем и оберегаем детей.
Оба стикса шли ходко, втрое быстрее пешего человека. Я чувствовал на своей талии теплые руки Эвишки. Серый Яна ушел вперед, Наташу Ян посадил в седло перед собой — что, не хотел подставлять ей спину? Он не тот простак, каким любит прикидываться. В течение дня Ян раздавал поручения нашим людям и конечным пунктом каждого задания было прибытие на борт. В конце остались лишь мы четверо и теперь последними возвращались к "Бродяге". Я понимал досаду Наташи. Неудачливый соглядатай, она оказалась в хвосте событий, вместо того, чтобы их опережать.
Обширная пустошь, огороженная, но давно не паханая, темный гребень леса вдалеке. В качестве причальной мачты для "Бродяги" использовался остов старой мельницы. Трап опущен, несколько дюжих местных парней и помощник Яна по прозвищу Корявый поджидают нас. Мы спешились.
— Загрузились под завязку, профессор. Горючка и балласт — баки полные, — Корявый обнажил в улыбке желтые зубы.
— Молоток! — ответил Ян, — Но где ж ты обретался, что я тебя, считай, не видел?
— Мое присутствие незримо, а дела на виду, — похвалился Корявый.
Трап под ногами ходил ходуном. Поднимаясь последним, я оглянулся. Оба стикса стояли, скалились, подняв круглые кошачьи головы. Интересно, они понимают, что мы делаем, куда направляемся и что эта громоздкая летательная машина — людских рук творение? И что они думают по этому поводу, если, конечно, умеют думать?
— Не видишь, куда прешься!?
Я чуть не столкнулся с Перси, поджидавшим нас в дверях. Встречать нас внизу вместе с Корявым было ниже достоинства розовощекого коротышки. "Первый пилот" — так называли командира экипажа, чтобы не ущемлять начальственное самолюбие Яна.
Я отшутился:
— Извини, у меня от стикса ноги в раскоряку. И вестибулярный аппарат кружится...
— Давай-давай, топай. И держись крепче, сей секунд взлетаем.
Я поспешил добраться до каюты и сразу улегся. Кто знает, вдруг Перси решит взлетать по быстрому, слив балласт? Он уже проделал это с нами тогда, в ночь отправления — кое-кто задницу ушиб.
Рыжий и Серый уходили не торопясь. Минут через пять Серый сказал Рыжему: "Оглянись. Они вступили на путь". Оба остановились и долго следили за неспешным подъемом "Бродяги". Темная сигара дирижабля всплывала вверх и на восток, навстречу наступающей ночи. "Они не вернуться", — сказал Рыжий. А Серый ответил: "Не знаю".
Утро на борту начинается со звука метронома, доносящегося из динамика в потолке каюты. Это значит: полет в штатном режиме, пилоты при деле, а остальной народ может не спешить просыпаться. Но через полчаса можешь остаться без завтрака — Ян не давал нам расслабиться. Мой сосед, свесив босые ноги с верхней койки, громко и протяжно зевал. Я постучал в его ложе.
— Чего воешь, придурок?
— С устатку... — привычно отозвался он.
С потолка раздался голос Яна:
— Одиссей...
— Сплю! — возмутился я.
— Проснетесь, заходите...
— А завтрак?!
— Десять минут.
Переставши зевать, сосед спросил:
— Возвышаешься?
— Не нравится мне это, — ответил я. — Спешить не буду. Начальство не должно думать, что...
Тут я увидел на полу свои разбросанные носки, хотя вчера, как обычно, засунул их в ботинки. Если хоть еще раз, хоть одна скотина... Заставлю сожрать их вместо завтрака! Так я Придурку и сказал.
Точно такой же картонный поднос, какой я только что отправил в мусоросборник в столовой, стоял у Яна на столе. Две сосиски и кукурузная каша печально стыли, дожидаясь своей участи, в то время, как Ян, оттопырив поджарый зад, склонился над тумбочкой вычислителя. Один из модулей — испещренный воздушными каналами, словно поработал жук-древоточец, лежал на полу.
На стене за спиной Яна висел планшет курсографа и закрепленный в держателе грифель с медлительностью часовой стрелки вел по листу карты тонкую бледную линию. За семь суток полета при трех посадках (последняя в Олдемине) мы прошли девять тысяч километров и больше остановок не будет. Негде. Почти обезлюдевшую Горную страну мы оставили в стороне и начали углубляться в те самые "дальние пределы".
Пока Ян священнодействовал, меняя фильтр, я поднял с пола пластмассовую дощечку, подул, очищая от набившейся в канальцы пыли — ахиллесова пята всей пневмоники. Новые электронные вычислители гораздо практичнее, хотя и занимают огромные залы.
Ян молча взял у меня модуль, поставил на место и облегченно выпрямился. Кивнул на диван, мол, разрешаю сесть. Сам же прошелся по каюте, руки за спину, стал, обернувшись ко мне.
— Гадаете, юноша, зачем мы премся в такую даль.
Я не люблю, когда человек слегка меня старше, называет меня "молодым" или "юношей". Но сейчас не время для обид.
— Не гадаю, а делаю выводы. Вы ищете Мертвый город. Все его ищут. Периодически. Последние четыреста лет, со дня основания Банка Магистрата. Результат один: за Южный хребет лучше не высовываться.
— Тысячу лет назад климат Мира был намного холоднее. Эгваль лежала в снегу. Плодородные места оставались только в поясе экватора. Там люди и начали строительство новой цивилизации.
Охо-хо. Сейчас Ян заведет заезженную пластинку.
"...И увидел Он, что нет ловца на зверя и рыбака с неводом, и некому бросить зерно в землю. И молвил: "Да будет так: я сделаю это сам". И семь дней и ночей падали брошенные им зерна и произрастали из них мужчины и женщины. И не было в Мире места, куда бы ни пало благодатное семя..."
— Профессор! Культ Сеятеля — миф красивейший. Под него всегда удобно выбивать жирные субсидии, и многие, похитрее нас с вами, делали это не раз. Потом либо наутек, либо солидный отчет о проделанной работе. В науке отрицательный результат — тоже результат. Настает пора оправдать украденные деньги. Доложить о великих свершениях, об уточнении географии и климата сих отдаленных мест. Готов помочь со статистической обработкой — она очень украсит ваш доклад. Рвение мы продемонстрировали достаточное, не сегодня-завтра разворачиваем обратно, — я выжидающе уставился на Яна.
Он вернулся к столу и отдал должное завтраку. Отхлебнул из термоса кофе. Промокнул губы салфеточкой. Пижон.
— Пять лет назад вы, юноша, окончили Университет. Ваша выпускная работа состояла из одной строчки и вам не хотели ее засчитывать.
— Ага. Пришлось напомнить, что вся кафедра год билась над этой задачей.
— И, наконец, подсунула ее молодому фигляру, чтобы поставить на место ничтожное, бесталанное говно.
— Ага.
— В самом ли деле решение так скандально просто? — он протянул мне блокнот и грифель.
— Извольте. Дана функция, суммируемая вместе со своим логарифмом. Дана другая, просто суммируемая. Доказать, что первая будет также суммируема с логарифмом второй. Конечно, здесь под логарифмом понимается его срезка по неотрицательным значениям.
И я с удовольствием показал решение. Сразу же выходит, что искомый интеграл не больше суммы первых двух. И, следовательно, существует.
Ян улыбнулся.
— Школьный прием! Неужели до вас никто не увидел? Высоколобые математики... На этом, полагаю, ваша академическая карьера закончилась.
— Истинно так.
Лицо Яна стало жестким.
— Моя мама была в молодости великим математиком.
Надо же! Чопорная Великий Магистр, (студенты смеялись, что стоит поднести к ее портрету стакан молока, как оно скисает), для него просто "мама".
— Я, к несчастью, не унаследовал ее талант. А маму это больше не интересует.
Забросив математику в семнадцать лет, Левкиппа никогда не возвращалась к увлечению юности. Слыхал я об этом. Правильно. Математика — не для баб.
— Вас, молодой человек, гнали в дверь, вы лезли в окно. "Математическая теория борьбы за существование" — ваш опус? Разумеется, сей спекулятивный труд получил уничтожающий отзыв.
— Подписанный главарем шайки идиотов — Бернстайном. Не тычьте им мне в нос.
— Теорема Бернстайна — логический триумф. Так говорят. Вряд ли на это способен дурак, как вы изволили выразиться.
Я встал.
— Извините! Кок приказал затарить камбуз продуктами. Я пошел, а то без обеда останемся.
Ян кивнул, игнорируя мой фрондерский выпад.
— Когда закончите, посмотрите на досуге вот это, — протянул мне пакет с какими-то бумагами и махнул рукой, дескать, вали отсюда, умник.
— Да, увидите Корявого, пришлите ко мне!
Надвигавшись и натаскавшись ящиков и упаковок, я сказал Придурку:
— Увидишь Корявого, путь катит к Яну.
Тот пропыхтел что-то утвердительное и продолжил воевать на трудовом фронте в одиночку. В коридоре я встретил Эвишку и передал ей ту же просьбу.
Вернувшись к себе, плюхнулся с облегчением на койку и достал из внутреннего кармана давешний Янов пакет. Что-то сверхсекретное? Ха, станет он делиться секретами с пособником Крея!
Это оказалась светокопия демографического отчета с подколотыми внизу распечатками — вот зачем Ян мучил свой старенький вычислитель. Данные с десятого века, когда в Мире жило 60 миллионов народу (кто их считал-то?) по тринадцатый и на 55-й год нынешнего. Когда население перевалило за миллиард. На отдельном листке рукой Яна написано уравнение экспоненты.
Ха-ха. Глядя, как гуманитарий берется за математику, знаток может помереть со смеху. Впрочем, чему-то матушка его научила. Или нет? Бледно-синие колонки цифр — бедняга Ян тщетно пытался подогнать результат к ответу.
Когда я вошел, Ян удивленно поднял брови.
— Уже? Садитесь, юноша, излагайте... — прощать пустословие он, похоже, не собирался.
Я сказал:
— Вы напутали. На самом деле этот график — гипербола. Невооруженным глазом видно. Вот вам вертикальная асимптота в 1400 году.
Ян уставился на мои элементарные выкладки.
— Что за чушь?! Полнейшая ерунда!
— Каков вопрос, таков ответ. Или человеческая популяция не подчиняется законам животного мира, или вы мне лажу подсунули.
— Теперь я понимаю, почему вас выгнали с кафедры, — сказал Ян.
Слишком злить его в мои планы не входило, и я с горестным видом добавил:
— ...Объяснить парадокс не могу. Увы. Но это — наилучшее формальное описание ваших данных.
— Ладно, — вздохнул Ян. — Не верю в ваш апокалипсический формализм. Лавинный рост населения (разве что-то его предвещает?) вызовет истощение среды обитания. Череда свирепых войн, как следствие и как трагический финал. И все это меньше чем через полвека?!
Он впервые пожал мне руку крепко, по-свойски.
— Позвольте и в дальнейшем обращаться к вам... Одиссей. Думаю, скоро вы найдете ошибку в своих рассуждениях. Должна отыскаться траектория устойчивого развития. Даже трухлявая цивилизация — прародительница нашей, просуществовала никак не меньше семи тысяч лет!
Опять эти сказки дедушки Абрая! Но я вовремя прикусил язык. А просто ответный комплимент придумать не успел.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
