Волхвы Скрытной Управы. Меч( ч. 2)

Роббер успел не только хлебнуть вина в компании огланкура, но и обойти стены, проверяя готовность к обороне. Он давно уже снял с Давида все чисто военные вопросы. Временами де Крюйон с тревогой посматривал на противоположный берег. Росы разгрузили суда и активно собирали какие-то машины. Смутно знакомые контуры механизмов вызывали у франка нехорошие предчувствия.

Прибежал запыхавшийся посыльный. Назревало некое прояснение. От окружившего Шаркил войска отделилась четверка всадников и на рысях подскакала к воротам, остановившись шагах в ста. Два степняка и два роса. На поднятом копье центрального из переговорщиков трепетало белое полотнище.

— Приветствую незваных гостей! — прокричал Роббер на неплохом росском, высунувшись из-за зубца. Как ни странно, франка услышали. И поняли.

— Приветствую хозяев! — в том же тоне ответили снизу. — Я атаман Рубец. Предлагаю сдать город без боя. Условия сдачи — обычные! Вы оставляете все ценное, а мы дарим вам жизни!

Роббер оглянулся. На стене неведомо как уже оказался Давид, внимательно вслушивающийся в каждое слово. Оказывается, огланкур владеет и росским!

— Нельзя дарить то, что вам не принадлежит! А Шаркил нелегко взять!

— Зато его просто сжечь. Вместе с вами.

— Здесь нечему гореть, — прокричал в ответ де Крюйон.

— Выйди, и я покажу, что будет гореть в Шаркиле.

Франк усмехнулся. Нашел дурака. Обезглавить оборону города — мечта любого завоевателя. Тем временем, всадники спешились. Знаменосец воткнул копье в землю и отошел немного назад, уведя за собой коней.

— Роб, это ты? — заорал, надсаживаясь, второй из переговорщиков. — Это я, Щарах! Не узнаешь? Нам ваши жизни и даром не нужны. Я лично обещаю, что тебя никто и пальцем не тронет! Зуб даю! А увидеть это тебе надо! У тебя же сын есть!

Раздумья продолжались недолго. Щарах, конечно, та еще скотина, но слово обычно держит. Да и у атамана сиверов была слава честного врага. В конце концов, с ним не так просто сладить. Особенно под прицелом сотен луков. Давид кивнул, одобряя решение. А мог и приказать.

— Хорошо! Ждите! — и уже негромко. — Если что, бейте. И...

Огланкур снова кивнул:

— Пригляжу.

Через пять минут переговорщики встретились.

— Ну и что я должен был такого увидеть? — спросил де Крюйон. — Хотя, за задержку спасибо! Как раз масло подогреется.

Заговорил не Рубец. И не Щарах. Третий. Высокий парень в хитром доспехе, смахивающем на хауберк, но со стальными пластинами на груди. Если судить о возрасте, глядя на лицо — лет двадцать. Если смотреть в глаза — все сорок. Из росов.

— Снежко меня зовут. Русин я. Слышал о таких?

Роббер кивнул. Земля слухом полнится. Русин продолжал:

— Там за рекой собрали машины. Ты знаешь, что это за машины, франк? Или подсказать тебе? У них множество частей, и превеликое количество...

Наемник улыбнулся и продолжил:

— И превеликое количество рычагов с тетивами. Не считай меня глупее моего же коня, русин. За рекой ваши инженеры готовят требуше. Очень большие Интересно, где вы найдете столько валунов, чтобы разрушить наши стены? Привезете по реке?

Ответная улыбка была еще шире:

— Камни? Что ты, солдат! Они будут метать бочки!

Бочки — ладно. Лишь бы не дохлых коров или трупы. От тех становится еще обиднее. Вроде и мясо, а в котелок не положишь...

— Вы решили напоить весь гарнизон вином? И взять нас пьяными? Только говорю сразу — лариссиев у нас нет, но мусульман хватает. А у них с соком виноградной лозы отношения сложные. Впрочем, если напиток со склонов моего родного Арелата...* Хорошее вино в здешних краях большая редкость.

Русин рассмеялся:

— Хорошая шутка, франк. А теперь буду шутить я. Ты знаешь, что такое 'греческий огонь'?

Наемник вздрогнул.

— Вижу, знаешь, — снова улыбнулся русин. Только на этот раз в улыбке лишь слепой не разглядел бы оскала льва, решившего пожрать раба Господнего...

— Но... — выдавил Роббер.

— Смотри, — прервал франка Снежко. — Внимательнее смотри.

Русин достал небольшой сосуд, щедро плеснул на камень под ногами и чиркнул огнивом. Взметнулось пламя.

— Попробуйте погасить. Чем угодно.

— Не буду и пытаться, — тихо сказал де Крюйон. — Меня жгли этой проклятой пакостью.

Поверхность булыжника по-прежнему была охвачена пламенем, издающим мерзкое зловоние.

— Мы забросаем город бочками с этой дрянью, — продолжал русин, хотя шевалье де Крайону все стало ясно сразу. Когда только побежал по граниту голубой язычок пламени... А потом будем стрелять горящими стрелами. Возможно, не будем — очаги справятся не хуже. Там посмотрим. В Шаркиле нет деревянных домов. Но там будут гореть камни. Завтра к утру город будет мертв. Не уйдет ни одна живая душа.

Никто из живущих под Луной не мог назвать Роббера трусом. Но ему стало страшно.

— В городе дети. Женщины. Выпустите хотя бы их!

Русин всмотрелся в побледневшее лицо франка:

— Мы предлагаем лучшие условия. Отпустим всех. Воины сохранят оружие. Один вооруженный на десяток. Вам хватит. Можно взять домашний скарб. Весь, что сможете унести. Нам остается крепость с казной и всеми запасами. Думайте. Времени — до темноты. Потом...

Снежко не стал договаривать. Троица, дружно развернувшись, зашагала прочь от крепости. К ним навстречу пошел коновод.

Огланкур ожидал переговорщика у самых ворот. Давиду хватило лишь взгляда:

— Всё так плохо?

— Еще хуже, — махнул рукой Роббер. — Они нас просто сожгут. Не потеряв ни одного человека. Можно выйти в поле. И принять бой. Две тысячи против ста. Про нас будут слагать песни. На небесах. Потому что на земле не выживет никто. Или сдаться...

Хазарин вслух ничего не спросил, только подался вперед, чтобы расслышать каждое слово.

— Нас отпускают. На почетных условиях, — закончил Роббер.

— На почетных? Я пытался отправить голубей. У них ловчие соколы. Перехватывают.

— Значит, каган не узнает. Итиль обречен.

— И что делать? — растерянно сказал Давид.

— Думай. Сегодня решение только за тобой, — ответил де Крюйон. — Я наемник, сражаюсь за деньги. Но у меня есть честь. Скажешь умереть — умру.

Франк, за длинный день постаревший на добрые двадцать лет, тяжело опустился на невысокий поребрик.

За два часа до заката Шаркил, западный оплот хазарского каганата, отворил ворота перед победителями.

Тархан — дворянин (степной аналог)

Арелата...— второе название Королевства Бургундия

Книга

'Пятьдесят два человека — это много. Мы могли с легкостью остановить набег целого племени. Даже двух, если не особо крупных. А если применить 'спецсредства', то и побольше. Сумели меньше чем за пару лет двинуть местную металлургию с сельским хозяйством на полтысячелетия вперед. Объединить кучу не слишком ладящих между собой племен в единую... Нет, пока не страну, но почти... Пятьдесят два человека — это очень много. Но...

Пятьдесят два человека — это мало. Мы же должны успевать везде. Мы были нужны и с Игорем на подходе к Босфору. И с вятичами и древлянами под Шаркилом. В Киеве и Кордно, которые нельзя бросить без присмотра. Приходилось делиться, дробя и без того малый отряд. Вашко, матерясь на весь свет, остался помогать Вукомилу перестраивать 'госбезопасность' и готовить обученный резерв. Прилук и Неядва составили компанию Буревою в Кордновском сидении. Главный вятичский скрытник ругался больше всей троицы вместе взятой, тем более что Неждана уходила на хазар, но подчинился приказу. Кому же еще держать фактическую столицу?

Большинство наших во главе с князем двинулись на хазар, усиливая удар на основном направлении. Силы здесь собрали серьезные. Вятичи, сивера, сполы и оросы с примкнувшими родственниками. Кроме того, объединенная рать Киевской Руси: древляне, радимичи и сивера западные. Последним, понятное дело, сподручней с родичами за компанию, а древляне шли за Светленом, возглавившим поход на пару с Яриком.

Участие Светлена обеспечило еще одно пополнение, которого не ждали, да и не желали. Галка Багранова, кою планировали оставить в Киеве, коварно поддалась уговорам древлянского князя и согласилась выйти замуж. За него, конечно. Но выкатила очередное условие: свое участие в намечающемся мероприятии. И тот согласился. Возможно, не смог противиться очарованию растрепанной фиолетовой шевелюры. Но вероятнее — решил, что Киев целее будет, да и прикинул, что при таком варианте присмотр за невестой получится надежней. Надо отметить, что выходило неплохо: из обоза Галину Игоревну не выпускали. И даже до ветра 'мавке' приходилось ходить не менее, чем с пятеркой 'ближней' охраны. Но всё же, мадам в походе участвовала, пусть даже и сугубо официально.

Еще десяток во главе с Тишатой и Изей вел печенегов по краю мадьярских земель. Не самая простая задача, если учесть кровную вражду меж двумя народами. Договориться — одно, а попробуй удержи лихих степняков от грабежа. Как ребята справились — загадка для всех, кто не видел своими глазами и не слышал своими ушами. Я не видел. Но подозреваю, что перед экспедиционным корпусом сладкой морковкой маячили золотые горы, ждущие в Царьграде.

Серый плыл с Игорем. Необходимо было нейтрализовать огненесущие дромоны противника и обратить поражение в победу...'

Пролив Босфор, лето 6449 от Сотворения Мира. Травень

Все люди делятся на три категории. Одни мертвые, вторые — живые. А третьи ходят в море. В море хорошо. Почти как в лесу, но совсем не похоже. Даже не так. Всему лесному есть тут замена. Странная, иногда невидимая сразу, но от того не менее реальная.

Запах прелой листвы, что вечно называют 'грибным', имеет брата-близнеца, ведущего свой род от водорослей, выброшенных штормом или приливом. Шелест листьев на вершинах — шепот волн, в бесконечном движении меняющих друг друга.

Само море — тихое. Во весь голос звучит лишь у берегов, где водяные валы накатываются на камни, шипя пеной, шурша песчинками, что пропускают сквозь невидимые пальцы нереиды. Или когда сыновья Астрея подгоняют бичами воду, заставляя ее бросаться грудью на утесы, взметывая себя выше скал, бессильно стекая множеством ручейков обратно, в материнское лоно Русского Моря...

Вообще, большинство звуков морю дают его обитатели и гости. Крики чаек, свист дельфинов, чьи лоснящиеся спины радостными бликами сверкают под жарким солнцем. Скрип деревянного корабельного набора, хлопки паруса, когда неопытная команда теряет ветер, неразборчивые трели ветра, заблудившегося в такелаже...

И все это умноженное в сотню раз. Русы, давшие имя морю, снова спустили корабли в прозрачную горечь. Мир так устроен, что приходится напоминать о своем существовании. Забывают враги, забывают друзья... И лучшим напоминанием становится выжженный город. Или полнейший разгром тех, кто вздумал объявить себя хозяином моря. Русского Моря. А что летописи в прошлом мире приписали лишний ноль к цифрам... Так то историки. 'Хххуманитарии!' — как сплевывал сквозь седые усы инструктор с позывным 'Буденный'.

Только все это лирика. А проза в жизни в другом.

Проза неудержимо идет встречным курсом. Отобразившись в виде тяжелого клина ромейского флота. Если верить скрытникам, то у врага вышло в море под две сотни дромонов с триерами и около сорока хеландий.

Глубинная разведка если и ошиблась, то не намного. От силы на десяток единиц. Несущественно. Плюс-минус, и точность до десятого знака — для счетоводов и бухгалтеров. И ни к чему она совершенно сухопутному человеку.

Хорошо идут, красиво. Выдерживая ровный строй. Мерные взмахи длинных весел, копья шпиронов, временами прорывающие поверхность, красующиеся бронзовыми наконечниками, безжалостными в толчее морского боя. А бой будет! Небось, разведка донесла, что русский флот идет навстречу, и уже близко. Так близко, что легкие кораблики передового дозора могут добежать до врага и обратно чуть ли не за полдня. Если, конечно, ветер будет попутным...

Русская ладья к таранному бою не предназначена. Она вообще, если по прежним меркам — большой десантный корабль. Способный сугубо на абордаж. Абордажа ни русины, ни русичи не боялись. Слабы ромеи в честной сшибке грудь в грудь...

Опаснее другое — на трети, если не больше, вражеских кораблей стоят сифонофоры. Военно-морские огнеметы, опасные, как скорпион в сапоге. Пожар на море всегда страшен. Особенно, если горючая смесь тушится отнюдь не водой. Серый красиво рассказывал про термические реакции, расщепление Аш-два-О с выделением горючих газов, про вероятную повышенную адгезию, сиречь прилипание....

Большое удовольствие доставило рассматривание отвисших челюстей Игоревых генштабистов. Да и сам князь сидел с таким видом, будто за углом сруба получил по темечку пыльным мешком. И дошел до терема исключительно на автопилоте.

Серый, хитро усмехаясь, покусывал кончик уса и обещал отвести беду.

Обещал командир, а отводить рядовым...

Приклад СВДшки вошел в плечо как влитой. А чего бы не войти, когда лишь рубаха одета? Все стрелки брони с поддоспешниками поснимали. Дело не только в том, что в 'ватнике' стрелять не особо удобно. И не к такому привычные. Даже полный рыцарский не помешает прицельному выстрелу. Только без доспехов все. Во вьюке даже паршивой кольчуги не лежит.

Если все пройдет как надо, то быстрые кони унесут раньше, чем ромеи сообразят, где искать врагов. А если нет... Посреди Империи не спасет никакая броня. Но будем верить в лучшее. На амбразуры никто кидаться не собирается. Сделал дело и ушел. А помирать — вообще никакого желания, если честно. Жить — хорошо. А хорошо жить — еще лучше! Не те ставки сегодня для героического самоубийства...

Просветленный 'Люпольд' с восьмикратным увеличением послушно приблизил дромон. Все так же мерно взмахивают весла, в любой момент готовые набрать ускоренный ритм, разгоняя корабль для атаки и тарана. Впрочем, пока не спешат: русский флот не так близко, как хотелось бы. День пути для тяжелых кораблей. Потому и идут с 'половинной' скоростью, сберегая силы гребцов.

Под ватерлинией ничего интересного нет. У нас другое на уме. Повыше приглядимся. На палубу. Надстроек нет, лишь навес от стрел. Под ним копошатся мастера-огневики, готовя к завтрашнему бою свои аппараты. Знают, суки, что из лука до них не добить. И самострел спасует.

Вот только не знают хидромудрые ромеи, что пуля с носиком, покрашенным красным лаком, с легкостью преодолеет спасительные метры. И со всей пролетарской ненавистью врежется в борт резервуара, пробив, словно и не заметив, тонкую медь, не способную стать достойной преградой.

А дальше пойдут наши термические реакции. И взрывы, и крики, и паника. И радостный рев огня, вырвавшегося на свободу. Огненным петухом скачущего по сухому дереву и парусине, голодным зверем вгрызающегося во все, что может гореть...

Продолжая свой разрушительный пир даже на воде, не дающей спасения тем, кто кинулся за борт. Тушить 'киллинику' надо песком. На дне его много. С избытком много. Да и катранов кормить надо. С бычками и прочими камбалами.

С прибрежных скал далековато, конечно, для точного выстрела. Но что делать? На то мы и лучшие. И никто, кроме нас. Ожидаемый толчок приклада вышел вовсе легчайшим. Как девушка ладошкой коснулась. Любимая... И второй выстрел. Третий...