Темный Демон

Когда я вернулся в гостиную, то осмотрел все более тщательно. Как я и предполагал, ничего интересного там не было. Точнее почти ничего. На столе лежал листок бумаги с напечатанным текстом следующего содержания:

'Добрый день!

Вы являетесь гостем...'

Какая наглость. Гостем, видите ли! За кого они меня принимают, за дурачка что ли? Поворчав еще немного, я стал читать дальше.

'... Вы являетесь гостем на военной базе, название которой засекречено, и в вашем полном распоряжении находятся эти апартаменты. Если вам понадобится что-либо, снимите трубку телефона — там будет оператор. Если вы захотите поесть, то в вашем распоряжении лифт для продуктов в гостиной. Помещение находится под наблюдением, так что не делайте глупостей. Мы зайдем в восемь часов'

И это все. Негусто, что и говорить, но, хотя бы, здесь меня покормят. Оглядевшись, я нашел в стене серую панель — очевидно, это и был лифт. На крышке было несколько кнопок, чтобы я мог выбрать, какие блюда мне заказать. Не мучаясь угрызениями совести, за разорение кассы военной базы, я заказал сразу все. Ждать пришлось довольно долго. Я успел заскучать, сесть на диван, и начать смотреть телевизор.

Наконец, еда приехала ко мне откуда-то сверху, о чем возвестил приятный звон колокольчика. Я перетащил кофейный столик к дивану, чтобы можно было обедать и смотреть телевизор одновременно — одна из моих вредных привычек. Покончив с первой порцией, которой, кстати, можно было накормить трех взрослых человек, я пошел за добавкой. Как ни странно, ее прислали, и даже немного быстрее, чем первую. Видимо, военные узнали в ресторане о моем аппетите. Конечно, они будут кормить и поить меня, но только для того, чтобы я не помер раньше времени. У меня даже появилась мысль, что не так уж и плохо жить в этой комнате, но я отверг ее почти сразу — рано или поздно им надоест на меня любоваться, и они захотят посмотреть, что у меня внутри.

'Сволочи!' — подумал я и пошел за третьей порцией. Не то, чтобы я был хоть немного голоден, просто делать в этой комнате было абсолютно нечего. Пока я ел или ждал новую порцию, занимался разглядыванием своего отражения в зеркале, которое висело на стене, правее телевизора. Глаза мои были единственным необычным элементом на моем лице, они были желтыми, и как будто слегка светились. Это зрелище само по себе было достаточно необычным, чтобы чаще смотреть в зеркало, чем в телевизор. А еще эта худоба... Я похудел еще сильнее, глаза ввалились, четко очертились скулы... А ведь пищи поглотил очень много.

Когда я ожидал четвертый поднос, в дверь постучали. Интересно зачем — неужели я, по их мнению, настолько туп, что поверю, будто могу их не пустить?

— Уходите! Приемные часы с девяти до шести! — на всякий случай сказал я.

Дверь отворилась, и вошел человек в костюме.

— Ну, я все же войду — с улыбкой сказал он.

— Не сомневаюсь — ответил я. Ну а что еще мне оставалось сказать? Хотя нет, кое-что мог — Выпусти меня.

— Тебе здесь не нравится? — спросил вошедший, изобразив на лице удивление.

— Подумай сам. Я не хочу сидеть взаперти.

— Если ты будешь хорошо себя вести, сможешь гулять во дворе.

Ну, прямо гора с плеч. Гулять во дворе — о лучшем я, надо думать, и мечтать не могу. От злости я схватил тарелку и запустил ее посетителю в голову. Вышло удивительно метко — он едва успел увернуться.

— Прекрати! — закричал он, уворачиваясь от второй тарелки.

Однако, после того как третья попала ему в лоб, он понял, что попытка контакта не удалась, и капитулировал за дверь. Не испытав по этому поводу никакого огорчения, я стал смотреть телевизор. Однако насладится просмотром мне не дали. Пришел Алин.

Конечно, он вошел не через дверь, а сквозь нее. Его тело было полупрозрачным, и иногда вздрагивало, как огонь свечи от дыхания.

— А! Я и не надеялся найти тебя так быстро. Но мне по пути попался человек с царапиной на физиономии, так что оставалось только идти туда, откуда шел он.

— А ты как вообще здесь оказался? — спросил я

— Это долгая история. Постарайся поддерживать общение со мной так, чтобы это было не заметно. Меня люди-то не видят, и камеры тоже, но им покажется странным, если ты будешь задавать вопросы сам себе.

Я кивнул. Как можно незаметнее, но маг уловил этот жест, и тоже кивнул.

— Меня держат в такой же комнате, по коридору налево, на этом же этаже. Я пришел сюда, разыскивая тебя. Охрана думает, что я сплю, и, по сути, так оно и есть. То есть тело там лежит, ворочается, и если его примется кто-то будить, я об этом узнаю. Но это неважно. Важно то, что я не могу оттуда выбраться. Точнее духом — сколько угодно, но мне нужно тело. Ведь если оно умрет — умру и я.

Сказав все это, он умолк. Я снова кивнул, так, на всякий случай, но Алин не спешил продолжать монолог, так что пришлось говорить мне.

— А что если разрушить тут все? Ну, пробить стену или вышибить дверь.

— Я, знаешь ли, попробовал. Плохо то, что я не такой уж сильный маг. Так что все дело кончилось обгоревшей, но, в общем-то, целой дверью. Она у них железная на самом деле, только сверху дерево. А со стенами вообще ничего сделать не смог. По телефону мне пообещали заменить дверь завтра, и не советовали снова ее ломать. И все.

Я опять кивнул. А потом приподнял одну бровь, как бы спрашивая 'И что дальше?'.

— Ну, в общем, у меня есть одна идейка. Ты демон, может, у тебя получится выбраться. Только ты еще не в полной силе. Но ждать не надо — у меня есть идея. Только пообещай мне одно: ты меня потом не убьешь. И еще не станешь оставлять меня здесь.

Я снова кивнул — наш диалог получался каким-то односторонним.

— Нет, ты скажи словами. И обдумай это, ты должен твердо решить.

Я подумал. Претензий к Алину больше не было, так что я не имел ничего против того, чтобы его вытащить.

— Обещаю.

— Что бы не случилось?

Мне не слишком это нравилось. Но другого выхода я не видел. К тому же, я, судя по всему, останусь жив, а это мне и надо.

— Да. Что бы не случилось.

Я ждал чего угодно — но только не того, что случилось дальше. Алин подошел и со всей силы залепил мне пощечину. Потом скорчил обидную рожу, и со словами 'Поймай меня!' растворился в воздухе.

Моему изумлению не было предела. Секунд пять я сидел на диване и хлопал глазами. Пощечина призрака вообще дело особое, ощущения не сравнимы ни с чем. Ну, отдаленно это напоминает, как если бы кто-то зачерпнул на лопату побольше снега, а потом кинул вам в лицо.

Впрочем, мое недоумение быстро сменилось гневом. Я злился на все и на всех. Злился на Алина за то, что он, вместо того чтобы помочь, вздумал надо мной шутки шутить; на его тупых подчиненных за то, что они слишком много болтали, ведь если бы держали язык за зубами, этого всего вообще бы не было. Я злился на военных, за то, что они меня заперли, на их дизайнера, который не сделал окна, и на телевизионщиков, за обилие рекламы. Я вспомнил все свои обиды, как серьезные, так и совсем пустяковые, и основательно возненавидел знакомых, почти поголовно.

Я вскочил с дивана, схватил телевизор, и швырнул его в стену так, что он разлетелся на куски, разбросав по ковру искры. Не то чтобы он бесил меня больше всего, просто оказался самым доступным из моих раздражителей. Я подбежал к его дымящимся останкам, и стал топтать, перетирая микросхемы в крошку.

Волна боли пробежала по моему телу, заставляя меня упасть на пол. Такое уже было на пороге кухни ресторана, и тогда я чуть не сошел с ума. Только теперь я мог соображать и кое-как действовать. Не то чтобы боль была слабее, просто моя ярость была настолько сильна, что я не мог лежать на полу. Нужно было мстить, поэтому я встал и поплелся куда-то, не разбирая дороги. Временами, мышцы мои сводили судороги, и я падал на пол, но не придавал этому значения. Я поднимался и шел дальше — разрушать.

Я тщательно изломал всю мебель в комнате голыми руками. Я замечал, что все, к чему я прикасаюсь, покрывалось инеем. От моих ног на полу тоже расползалось белесое пятно, но все это меня не волновало. Я кричал от ярости и боли, бил кулаками стены, пинал остатки мебели. Из-за двери, ведущей в коридор, раздавались глухие удары. Видимо, военные пытались ее открыть, но она примерзла к стене.

Несмотря на то, что я был просто в бешенстве, мое внимание касалось всех перемен в комнате. Обычный человек, на моем месте, просто ломал бы мебель. Я ее, конечно, тоже ломал весьма тщательно и с полной самоотдачей, но в то же время подмечал все, что происходило.

А происходило немало.

Свет мигал, временами почти угасая. Стены и мебель уже покрылись коркой льда. Предметы от этого становились хрупкими и ломкими, что немало помогало мне уничтожать их. Из вентиляции сочился пар, растекаясь по полу. Судя по всему, температура была очень низкой.

Но самые интересные изменения касались меня самого. По телу расползались иссиня-черные пятна, кожа сходила пластами, и под ней обнаруживалась другая, черно-синяя, состоящая из продолговатых волокон. По фактуре она напоминала мне древесину или сырое мясо, но на ощупь была холодная, гладкая и твердая, как шлифованный камень, но эластичная, так что движений это не стесняло. Она, пока, покрывала не все мое тело, а проступала неровными пятнами то тут то там, но эти пятна быстро разрастались, отвоевывая пространство на моем теле. Новая кожа буквально прорастала сквозь старую, рывками вплетая свои темные волокна в плоть.

У меня выпадали зубы, а из десен появлялись новые. Я мог нащупать их острые края языком. Особенно быстро росли клыки, как верхние, так и нижние. Та же судьба постигала и волосы: старые уступали место новым, которые оказались грубыми и жесткими. Они в были в несколько раз толще прежних. На руках и ногах удлинялись пальцы, на которых постепенно вырастали длинные когти. Они как бы продолжали палец, а не покрывали его сверху, как у человека.

Сильнее всего боль становилась тогда, когда менялись кости. В такие моменты я не мог даже ломать мебель, только стоять, держась за больные места, сопеть, выть и фыркать. Но такое случалось не часто и проходило быстро, так что мой труд по созданию в комнате филиала хаоса продолжался через несколько секунд.

Очередной приступ боли, на этот раз в спине, был такой сильный, что я упал на колени. Этот приступ продолжался дольше предыдущих, и на его фоне все остальное не имело значения. Наконец, я услышал треск, как от рвущейся ткани, и, после этого боль почти стихла. Я оглянулся назад. Надо сказать, я думал, что уже ничему не удивлюсь, но оказалось, наоборот — за спиной были сложены два крыла. Они пока что были незаконченными, только каркас, но между тонкими, как прутья, лучами уже начали натягиваться перепонки. Я попробовал ими пошевелить, и достиг определенных, хотя и весьма скудных успехов. Однако в тот момент я не мог концентрироваться на чем-то одном, так что почти сразу выкинул свои новообретенные конечности из головы.

Постепенно боль начала уходить, но злоба так и не стихала. Наконец, в своей разрушительной деятельности, я набрел на зеркало, в котором рассматривал свои глаза за ужином. То, что я увидел, было столь необычно, что я даже остановился, чтобы рассмотреть себя получше. Теперь уже все мое тело было покрыто темно-синей, почти черной, кожей. В общем-то, мое телосложение почти не изменилось, в смысле было две руки, две ноги, голова, все это правильных размеров. Я стал более мускулистым... хотя нет, даже не так: мои мышцы стали лучше видны. Создавалось впечатление, что кожа обтягивает непосредственно мускулы, а подкожного жира нет вовсе. Это было немного похоже на картинку в анатомических атласах, на ту, где показано мышечное строение человека.

Первой необычной деталью, которая бросилась мне в глаза, было, естественно, лицо. Абсолютно желтые глаза, казалось, совсем без зрачков. Но, приглядевшись, я увидел, что у меня есть и радужка и вертикальный зрачок, просто они почти не отличаются по цвету от 'белка'. Из глаз шел едва заметный желтоватый пар. Позже я узнал, что слезная жидкость демона просто очень быстро испаряется. Пасть — уж ртом это назвать просто язык не поворачивался — была заполнена толстыми острыми зубами серого цвета, примерно в два раза длиннее человеческих, и как минимум в полтора раза шире. Клыки и снизу и сверху были гораздо больше остальных зубов, и немного изогнуты. Губ мне, похоже, не полагалось, так что зубы были видны постоянно, образуя на лице перманентный оскал. Черные волосы свисали неопрятными спутанными прядями, а голову венчали рога. Хотя нет — я пригляделся, и понял, что это не рога, а длинные темные уши.

Я, наконец, опустил взгляд ниже. Грудная клетка и таз были вполне обычной формы, разве что очертания костей были излишне четкими, под кожей. В таком случае, обычно, говорят, что можно все ребра пересчитать. А вот талия была очень узкой, не больше пятнадцати сантиметров в диаметре, и образовывала своего рода перемычку между тазом и ребрами. Там, по всей видимости, помещался только позвоночник и мышцы.

За спиной были сложены перепончатые крылья, да так плотно, что их почти не было видно. Они висели там, наподобие плаща.

Я бы и дальше разглядывал себя в зеркало, но оно покрылось инеем, а потом раскололось. А мне ничего не осталось, как продолжить рушить замерзшую мебель, но делал я это уже без души. Мне постепенно начало надоедать злиться, боль прошла совсем, а комната стала понемногу оттаивать.

Но успокоиться окончательно мне не дали. За дверью что-то три раза пикнуло, после чего раздался громкий взрыв, сбивший препятствие с петель.

В комнату полетели гранаты с газом, который тут же заполнил все помещение, сильно ограничивая видимость. Это событие заставило меня снова возненавидеть весь мир, да так сильно, что я зарычал от злости.

Я вышел в коридор, медленно, упиваясь страхом, исходившим от военных. Они просто стояли там, не в силах что-нибудь предпринять, десяток — не меньше. Еще бы — не каждый день приходится видеть иссиня-черное зубастое чудище с горящими глазами...

Я снова почти успокоился, и даже задумался, так ли нужно их убивать. Но вдруг, один из них вскинул свою винтовку. И вот тут я полностью оценил реакцию демона. Военный не стал двигаться медленнее — с восприятием времени у меня все было в порядке. Просто в первый же миг, когда дуло начало двигаться вверх, целясь в меня, я заметил этот жест. У солдата ушла десятая доля секунды, чтобы вскинуть оружие, но еще прежде, чем он успел закончить это действие, я обдумал ситуацию, и пришел к выводу, что без силовых действий точно не обойтись.

Я позволил своей правой ноге скользнуть по полу в сторону, оставляя на белом кафеле глубокие царапины от когтей. Конечная поза представляла собой нечто среднее, между шпагатом и приседанием на корточки — моя левая нога теперь была поджата под тело, а правая отведена далеко в сторону. Воздух над моей головой разорвала очередь. В ней было три пули — странно, все-таки, что память хранит такие бесполезные воспоминания.

Не прекращая движения, я подтянулся вправо — теперь уже правая моя нога была поджата под тело, а левая вытянута — и, распрямившись, сильно ударил ближайшего солдата в челюсть. Вроде как, это называется апперкот, но я не уверен... так или иначе, парень упал назад, и больше меня не беспокоил. Соседнего военного я ударил локтем в живот, от чего он сложился пополам, а еще одного со всей силы толкнул в стену, по которой он сполз, оставляя кровавый след.