Красные камзолы, часть вторая

До Восточной Пруссии кирасиры так и не добрались. По крайней мере если бы у них были успешные боестолкновения с пруссаками — вряд ли бы они стали об этом молчать. Все эти обмороженные, изможденные люди обязательно бы рассказали пару-тройку баек о том, как они героически сражались, пока мы тут прохлаждались, крысы тыловые... но нет. Молчат. Разве что иногда сквозь зубы ругают старого начальника, скоропостижно убежавшего в чиновники и нового, молодого генерала Румянцева. Которому по возрасту эскадроном бы командовать, а поди ж ты — генерал над целыми четырмя кавалерийскими полками! В итоге молодой генерал так наруководил 'малыми группами' конницы, что... впрочем, это уже не мое дело. Кто я такой, чтобы злорадствовать над трудностями ребят из других полков, когда сам-то еще толком в деле не был?

В общем, попытка вести войну зимой по какой-то причине вышла неудачной. Надо бы расспросить, узнать подробности. Потому как я почти уверен, что наш полк выйдет из Пскова еще по снегу, пока не разобрали переправы. По доскам-то телеги и сани пройдут, а когда лед станет слаб — придется ждать месяц, пока река станет пригодна для наведения наплавного моста. Новый командир полка на такое длительное ожидание не пойдет.

Потому что наш полк сейчас лихорадит, и 'новой метле' требуется крепко взять власть в свои руки.

Взять в свои руки. Казалось бы — полковник он же и есть власть, чего ему брать-то?

Ага. Если бы все было так просто. Вот что такое власть? Не, ну понятно когда власть в общем смысле. Некая абстрактная. Ну там — король сидит на троне в столице и управляет, ага.

А управляет — это как? Взять наш полк, к примеру. Кто в нем власть? Теоретически — это, конечно, господин полковник, его офицеры, унтера, капралы... Вертикаль власти, так сказать. Сверху вниз по цепочке идет приказ, снизу вверх обратно идет отчет. Колесики крутятся, система работает, армия непобедима, легендарна и так далее. Вся суть этой самой системы в том, что власть делегируется. Не будет же полковник лично командовать каждому солдату, как это пытался делать кавалерийский генерал Румянцев. А как? Ну, в том смысле — как они определяют предел доверия, кому сколько власти можно отвалить? И как определить момент, когда власти у тебя много, а когда ее и вовсе никакой нет?

Когда мы находимся в квартирах — ну то есть стоим в поселении — то каждый командир капральства обязан знать где находятся его солдаты. Ведет поименный список, ставит пометки — этот солдат там-то, этот вот тута... Солдат обязан испрашивать разрешения на каждое свое перемещение. Или — если оно из разряда само собой разумеющихся вещей — то просто уведомлять старшего. Пошел за водой — уведомил. Пошел за дровами — уведомил. Это въедается в привычку настолько, что встать из-за стола, гулко рыгнуть и громогласно объявить — 'Ну, пойду до ветра прогуляюсь!' или даже как-нибудь более грубо — это не какая-то пошлая шуточка школоты, мол, приятного аппетита, ага. Крестьянин-отец за такое крестьянину-сыну тут же ложкой в лоб зарядил бы, наверное. Мол, соображай, всякому слову свое место, не к столу такое говорить. А для солдата же в порядке вещей. Пойти куда-то — пусть даже в свое свободное время — и не уведомить коллектив это что-то ненормальное. Ненормальное настолько, что если кто-то молча встал и пошел — на него сразу оборачиваются все присутствующие. Ты куда, мол? Да и вообще. Солдаты линейных войск поодиночке не ходят. Как-то это все быстро въедается в рефлексы. Даже до ветру ходят 'за компанию'. Один встал из-за стола 'до ветру' — и остальным тут же приспичило.

Так-то, конечно, это все хорошо. Дисциплина, да к тому же непрерывная разведка. Полк тысячами глаз смотрит вокруг себя и контролирует обстановку.

Но это же несвобода, верно? Это же как-то связано с властью? Вот встал солдат молча из-за стола и пошел — кто первый его окликнет, мол, ты куда? Тот, у кого есть власть спросить. Некто старший. Я поначалу — год назад — от таких вещей дистанцировался. Еще нос презрительно морщил. Вот вы стадо, мол. Рабы, фу! А я ж не такой, я ж уникальный и неповторимый. И не понимал, за что меня Ефим в лоб бьет. А он, в свою очередь, не понимал, как можно не ударить. Это же основополагающий вопрос. Встал солдат и пошел. Да еще и один. Куда?

Вопрос каждому встречному-поперечному — мол, ты куда это? — это вопрос контроля территории. Ну вот как собака столбы метит, так и прохожих окликают. Гришка, ты куда топаешь? К себе топаю, Федька. А, ну ладно. Солдаты такие вопросы задают не потому что 'это моя улица, я тут живу', а просто потому что привыкли так. Все обо всем должны докладывать — и точка.

Но ведь квартируют солдаты по всему городу. Где-то в один дом много солдат заселилось, целое капральство. Там все просто. Вот капрал, вот его люди, вопросов о старшинстве и делегировании полномочий не возникает, все строго по артикулу. А ведь есть и такое, когда в дом берут на постой шестак, а то и вовсе тройку солдат. И полномочия делегируются дальше. Назначается старший, который раз в день докладывает капралу кто, где, куда, зачем.

Вот тройка солдат живет у вдовы Авдотьи. Старший там — прям ни дать ни взять Прошка-генерал! Строгий, суровый, распоряжается парой своих бойцов. Он — ответственное лицо. Он здесь власть.

Помню, летом, когда меня первый раз назначили старшим над шестаком — я все вертел головой, пытался 'контролировать обстановку', вел себя как наседка с цыплятами. Гиперопека, все дела. Смех, да и только.

Сейчас все гораздо проще. Солдат идет мимо — я просто на него смотрю, еще даже ничего не спрашиваю — а он уже отвечает. Мол, за дровами. За водой. К Петровичу на работы. Или вдруг споткнется солдат об мой взгляд, глаза к полу опустит, вздохнет, развернется и пойдет обратно, откуда шел. Не знаю, куда он изначально собирался, и мне это даже не интересно, но надо немедленно наказать. Хотя бы капральской тростью погрозить. А то ж пока не накажешь — солдат так и будет совестью мучиться. Станет ходить поджав хвост и втягивать голову в плечи в ожидании расправы. Страдать станет от того, что на него капрал злобу затаил.

И вот интересно получается. Везде контроль, постоянно докладываешь о том где ты и что ты. Вроде бы подчиненный через всю цепочку всем семерым дивизионным генералам, а через них — матушке-императрице. И палками солдат наказывают, и если кто сбежит из солдат — наказание жуткое следует и беглому, и той артели, откуда он сбежал. Но при этом могут отправить нижнего чина в командировку за тридевять земель — и ничего. Вон, тот же ундер-офицер Фомин из Луги ходил в Кексгольм за рекрутами. Считай, почти на месяц из полка отлучался. Один, без офицеров, сам был за старшего. И командой рекрут управлял. А если кто из рекрут заболеет — такому выписывал цыдулку да разрешал самостоятельно в полк добираться по выздоровлению. И ведь что интересно — добирались же рекруты! Не все, конечно, и не сразу, но ведь добирались! Ну то есть когда идет команда рекрут — так они все под охраной, под неусыпным и бдительным контролем. И при этом отстающие могут идти сами, своим ходом, ничего страшного.

Вот как они определяют кому можно, а кому нельзя?

Взять тех же крестьян. Так-то вроде они крепостные, с ограничениями и все такое прочее. И это никак не мешает им кататься на груженых тяжелым грузом санях по своим делам. Спокойно ездят из далекой деревни в город Псков и обратно. Я сначала думал — ничего себе, сколько здесь купцов! Оказалось, что купцов-то здесь куда как меньше, чем катается саней с грузом. Тут чтобы записаться в купеческое сословие нужна особая процедура. Купцы — это 'регулярные граждане', туда так запросто не попасть. Есть всякие непонятные гильдии, цеха, есть 'торгующие крестьяне'. А есть еще крестьяне обычные. Которые вот так запросто катаются, возят и торгуют. Причем не как бабульки у метро, горсточками, а вполне себе значимыми объемами. Двое, трое, пятеро саней с грузом. Бочки, мешки, тюки, камни, бревна...

А как же правила, согласно которым люди не купеческого звания могут торговать лишь предметами 'по описи'? А как же крепостничество и прочее? Почему тут все вот так? Потому что надо, вот почему. Если все делать по написанному, да на каждый чих разрешения спрашивать — так все дела встанут. Деревня голодать будет, барин денег недополучит, в итоге всем плохо. А так — барин смотрит сквозь пальцы, солдаты Ефима на въезде в город относятся с пониманием, дела делаются, а в случае чего есть кого наказать. Вон, мол, кто виноват. Своевольничает, ну-ка тащите его на конюшню да плетей ему!

Примерно такое случилось и с Архипом.

После войны со шведами пятнадцать лет назад полк надолго осел в одном регионе. Все летние полевые выходы в лагеря, все зимние квартиры происходили недалеко от одного города. Оно и понятно почему. Земля только-только вошла в состав России, надо и местных чухонцев подводить под руку матушки-императрицы, и переселенцев охранять от различного лихого люда, да мало ли хлопот? Потому и офицеры были заняты делами как с местными, так и с понаехавшими помещиками да купцами, и солдаты носились по району с заданиями. Когда ротой, когда командой в пару капральств, а иной раз и вовсе шестками. У офицеров свои хлопоты — шутка ли, столько новых дворянских угодий враз появилось! И везде надо обустроить хозяйство, производство, торговлю. И для других, и для государства, ну и для себя немножко. Солдаты не отставали, и особо смышленные и непоседливые тоже нет-нет, да и делали свой маленький гешефт.

И так пятнадцать лет подряд. Полковое 'обсчество' — оно ведь такое же неформальное объединение, как крестьянин с подводой дегтя, что приехал в Псков расторговаться. Вроде бы и нужное дело, а вроде бы как бы и нельзя. По идее 'обсчества', какими они сформировались при императоре Петре Великом должны были заниматься тем, что впоследствии назовут 'социальное обеспечение'. Уход за ранеными, помощь немощным... сплошная благотворительность. Но потихоньку, помаленьку, гешефтик за гешефтиком, плюс никаких особо походов за тридевять земель. Некоторые солдаты уже и семьями обрастать начали. А, значит, у них стали появляться потребности за пределами полка. Плюс каждую зиму солдат и офицеров дворянского сословия отправляли в отпуск на два-три месяца. В общем, теневая экономика полка сформировалась, окрепла и обросла неформальными связями не только по горизонтали, от солдата к солдату, но и по вертикали.

Полковника Макшеева такое положение дел вполне устраивало. Тем более что оно в основном его стараниями и было создано. За эти годы он стал больше гражданским бизнесменом в Кексгольме, нежели чем военным начальником. И наверняка так или иначе получал долю с оборотов 'обсчества', которое благодаря харизматичному и деятельному солдату Архипу превратилось в нечто большее, чем родительский комитет при школьном классе. Архип в полку потихоньку стал как дон Корлеоне. Пусть хуторского масштаба, но все же. И все бы ничего, но к хорошему быстро привыкаешь. Вот и Архип привык. И забронзовел.

А тут здрасте вам, какая вдруг незадача приключилась. Война. И ладно бы тут, на шведской границе, так ведь нет. Собирайтесь в поход в далекую сторону, служивые.

Полковник Макшеев сразу же запросился на гражданскую службу и получил ее. А Архип радостно потирал руки. Ведь теперь-то можно развернуться во всю ширь! Война! Это же окно возможностей для человека, у которого есть связи, деньги и обученный персонал!

Так, о чем это я? А, ну да. Это я о власти.

В общем, в один прекрасный день только что назначенного командира полка, полковника Вильгельма Лебеля поставили перед фактом: все назначения в полку — платные, и согласовывать их надо со вполне определенными людьми. И ладно когда это говорит сын губернатора Новгорода, княжич Черкасский. И говорит со всем политесом, показывая, что он не столько уведомляет, сколько хлопочет. Но вот когда подобные вещи полковнику заявляет денщик, помогающий с утра облачиться в мундир...

Полковник был в бешенстве. Полковник рвал и метал. Полковник порывался кого-нибудь убить, растерзать, четвертовать, запороть до смерти на конюшне. Но... человек он в полку новый, солдаты его не знают. А если вдруг полк плохо себя покажет? И станет должность командира полка для амбиционзного выпускника Сухопутного кадетского корпуса не трамплином в генералы, а крахом его карьеры. А там и в Шлиссельбург можно угодить, да не в ссылку, опальным помещиком, а в саму крепость...

А потом к нему на чашку чая заглянул сухощавый казначей полка, квартирмейстер секунд-майор Генрих Филиппович Стродс.

Так полковник узнал, что в полку, вообще-то, кроме стандартных больных, простуженных и травмированных при работах есть еще и один настоящий раненый солдат. Который в самом настоящем бою был ранен самой настоящей пулей. То есть болезнь у него очень даже солдатская. Страховой случай, как бы сказали в мое время. И находится этот самый солдат пусть и недалеко, но все же в другом городе. И за все время, прошедшее с сентября, когда мой Ерема схлопотал пулю в ногу, люди Архипа палец о палец не ударили, чтобы оказать ему, раненому солдату, какое-нибудь вспоможение. А ведь старшие артелей и нижние чины заносят свою долю в кассу под предлогом именно такой вот военной взаимопомощи.

Архип — он ведь тоже не дурак, понял куда ветер дует. Ерема — мой солдат. Тот бой случился в присутствии майора Стродса. А еще Архип прекрасно помнит, что мои капральские галуны произошли по рекомендации сразу нескольких больших людей. Поэтому он тут же подсуетился и заслал гонцов с необходимыми мне вещами и парой бутылок. На переговоры, так сказать. Но по совершенной случайности меня не застал. Зато — нечаянно ли, умышленно ли — показал полковым снабженцам, что он, Архип, может влиять в том числе и на поставки снаряжения и обмундирования солдатам.

Случайно ли Архип с проставой и хабаром умудрился со мной разминуться? Псков — он ведь город тесный. Ведь когда собирал короба с хабаром, он наверняка был уверен, что я у себя. Но... совершенно случайно в управу меня вызывали не по стандартной процедуре — через солдата, стоящего в управлении вестовым от капральства, а через Федьку. Который не только денщик Нироннена, но еще и с каптернамусами вась-вась. Которые все как один люди майора Стродса. Который...

В общем, я еду в Печоры, забирать своего излечившегося солдата с настоятельной рекомендацией по пути вляпаться в какое-нибудь приключение, совершить подвиг, сделать разведку... В общем, потеряться под благовидным предлогом. А за моей спиной остается вставший на уши полк, где интриганы всех мастей дерутся за власть.

И все бы хорошо. Пусть дерутся. Только вот по хорошему я бы должен был втык сделать Белкину за то, что напился не вечером, в свободное время, а посередине дня. А я сразу не сделал, отложил на вечер. Теперь вот вернусь дня через три-четыре. И все это время власть в капральстве будет у другого человека. Хорошо если капральством будет рулить Ефим. Он все-таки сержант. А если у Ефима не будет времени и командовать станет Семен Петрович, то по приезде мне придется устраивать массовые репрессии в своем капральстве и восстанавливать свою пошатнувшуюся из-за нечаянной поблажки власть.