Под знаком Святой Софии - 2

Хотя у Дана и 'зудело' или, как говорят — нехорошо 'чесалось одно место', однако поход за специями вовсе не являлся каким-то жутким 'квестом' и потому никаких приключений по дороге на торг, вроде бы, не предвиделось, да, в общем-то, и не случилось. Разве что посчитать приключением то, что уже на самом торге Дан далеко не все из желаемого купил. К большому его сожалению, очень многое из того, что Дан видел-покупал у карая Захария, сейчас на Торжище отсутствовало. Толи не сезон был, толи другие купцы просто не возили такой ассортимент, как торговец из Сурожа. Но лимоны, имбирь, куркуму и плюс еще немного перца черного Дан 'в своем клювике' унес. То бишь, на три вида настоек — имбирную, перцовую и на куркуме должно было хватить... А, вот, по пути назад, и произошло то самое, отчего у Дана 'зудело'. Выскочивший из открытых ворот, откуда-то сбоку, богатой усадьбы всадник едва не сбил Дана с ног, и Дан не пострадал лишь благодаря своей реакции. Конечно, идущие чуть сзади и и по бокам телохранители Дана, никак не ожидавшие такого подлого и без всяких предупреждений, типа:— Всех порешу! — или — Сейчас вы у меня поплачетесь, ироды! — нападения со двора, ворота в который были широко распахнуты, двора, на котором абсолютно мирно 'совкались' занятые обычными делами люди... — дородная матрена, в сопровождении бородатого мужичка — мужичок держал в каждой руке по закрытой белой тканью корзине — стояла у крыльца двухэтажного дома и о чем-то разговаривала с, опирающейся на клюку и не по погоде тепло одетой, старухой; две девахи в длинных, чуть не стелящихся по земле, бледно-желтых запонах-рубахах и возраста — судя по косам на голове — 'на выданье', посмеиваясь и покряхтывая, выволакивали что-то из приземистого толи сарая, толи склада-амбара рядом с двухэтажным домом; почти в центре усадьбы крепенький и тоже бородатый мужичок о чем-то негромко втолковывал пятерке, слушавших его великовозрастных 'амбалов'. Рядом с 'амбалами' меланхолично ковыряла копытом землю мелкая мохнатая лошадка, запряженная в, груженную тюками, подводу; скрипела и слегка потрескивала вервь-ремень у вьюноши, почти пацана, крутившего, ближе к дальнему сараю, ворот дворового колодца... — короче, Рудый и Клевец страшно 'возмутились' на такое вероломное нападение и, тут же, решили отыграться за такую подлянку, а заодно и поучить 'потерявшего берега' всадника 'приличным манерам'. Разумеется, лишь затем, дабы впредь не выскакивал на дорогу 'не глядя' и не покалечил никого в будущем. 'Борзый' новгородец не успел и сообразить что к чему, как на уздечке его коня повис Клевец, а в следующую секунду уже сам всадник летел на мостовую, будучи выброшен из седла Рудым. Поднявшись с мостовой и утирая расквашенный нос, молодой, дорого одетый парень, с вызовом уставился на Рудого и не замечая ни Клевца, ни Дана, громко начал вопить, что он, Рудый, не знает 'с кем связался'.

— Ну, прям, классический 'мажор' из будущего, — подумал Дан, наблюдая за крикуном.

На ор, поднятый парнем, из открытых ворот усадьбы моментально вывалилась 'тусовавшаяся' там ранее, у подводы, пятерка 'амбалов', вооруженная всем тем, что, видимо, впопыхах, под руку подвернулось — кто с длинной палкой, похожей на ратовище копья, кто с какой-то железкой и трое с обычным дубьем. Минутой погодя к ним присоединился и 'гражданин' средних лет, толковавший амбалам о чем-то ранее на дворе. Но, в отличие от ухвативших что попало бугаев, 'гражданин' был с мечом, правда, мечом в ножнах... В этот момент Дан, решив, что ему надоели вопли юнца и, вообще, какого черта они тут застряли, подошел сзади к мажору и, ухватив его рукой за ворот нарядного кафтана, пользуясь своим ростом, с силой дернул горластого юнца вверх, заставив его встать 'на цыпочки' и заткнуться... Да, и трудно орать, когда у тебя горло передавлено воротником твоего же кафтана. Так и держа 'мажора' на цыпочках и приговаривая: — Ты ручками-то не махай, не махай... — мажористый вьюнош, все время, пока Дан держал его, судорожно пытался что-то нащупать в своей одежке, скорее всего — нож, имеющийся с собой у каждого, кхе-кхе, добропорядочного новгородца... — так и держа борзого вьюношу за ворот, Дан развернулся к выскочившим на улицу обитателям усадьбы. Тут же по бокам к Дану пристроились, поигрывая своим 'струментом' — Клевец с топориком-клевцом, и Рудый с дубинкой-перначом. Кроме того, Клевец еще и держал за повод коня юнца. Обитатели подворья, откуда выскочил юнец, мгновенно охолонули назад. И на пару минут наступила некая пауза.

За всей этой картиной, с удовольствием наблюдал с десяток, неизвестно откуда появившихся — хотя, буквально минуту назад мимо проходил-спешил на Торжище лишь один лоточник-торговец — горожан и даже пару горожанок. А также несколько сбежавших, вероятно со школьных занятий, малолеток-пацанов... Наконец, тот из обитателей усадьбы, который был постарше и с мечом, поняв, что на сей раз, 'мажор' нарвался...и, судя по глумливым ухмылкам спутников дылды, нарвался явно не на простого новгородца, хоть Дан 'со товарищи' и 'был пешком', и без боярского пояса... — ну, не любил он 'сверкать' своим 'липовым боярством' в мастерской и 'периодически', несмотря на настойчивые напоминания жены, 'забывал' его дома. И своим телохранителям Дан запретил напоминать ему о поясе. А на Торжище Дан 'поперся' прямо из мастерской... — попросил: — Отпусти отрока, добрый человек. Не дай бог, задохнется. — Юнец и в самом деле уже перестал дергаться. Однако и рука Дана устала держать парня. Все же Дан был не супер-пупер силачом, чтобы долго держать, практически на весу, совсем не 10 килограммового человека.

— Держи! — произнес Дан и с силой толкнул 'мажора' к обитателям усадьбы. Жалеть этого недоумка у Дана не было никакого желания. Парень, дабы не упасть от толчка, быстро перебирая ногами пробежал пару-тройку метров, разделяющих Дана 'со товарищи' и выскочивших на крик юнца мужичков, и, все-равно, едва не загремел на мостовую. В последнюю минуту его успел поддержать один из 'спасателей'.

— И коня отдай, — попросил — попробовал с ходу 'развести' Дана дворовой 'авторитет', — вы же пехом идете и конь вам, как бы, ни к чему.

Но тут Дан, терпеть не могший 'мажоров' еще в прошлой жизни, да еще, некстати, вспомнивший сына Якима Павла, решил заартачиться. Тем более, как он понимал уже новгородскую жизнь, он был в своем праве.

— Э, нет, дядя, — обронил Дан, — конь, — и Дан обернулся к храпящей, подозрительно крупной для обычного коняги, темно-пегой лошади... — на таких лошадях, как правило, ездили лишь бояре, да их дружинники, и то — далеко не все. Большинство же новгородцев, что по первой вызывало немалое удивление Дана, использовало для перевозок по городу и верховой езды довольно мелких и неказистых 'горбунков'... — э, нет, — обернулся он к лошади, которую крепко держал за уздечку Клевец, — конь мой! — Выскочившие обитатели усадьбы недовольно загудели. Краем глаза Дан увидел, как в ответ на недовольство обитателей двора Рудый и Клевец перемигнулись и повод коня 'перекочевал' от Клевца к Рудому. Дан же, повернувшись к дворовому 'авторитету', продолжил: — Этим конем отрок чуть не сшиб меня с ног, мой человек удержал коня и не дал свершиться наезду. И теперь конь — мой! И свидетели моих слов есть, — и не глядя Дан показал рукой назад, где, как он и предполагал, уже собралась приличная кучка любопытствующих новгородцев. — А, ежели, захотите коня назад вернуть, — добавил Дан... — собственно, конь Дану был ни к чему. Но и отдавать его просто так... С какого бодуна? Пусть выкуп заплатят. Тогда следующий раз 'мажор', а юнец, похоже, из житных или купеческих, сначала думать будет, то бишь, есть вероятность, что сначала думать будет, прежде чем давить людей. Дан же, в свою очередь, когда придут за конем, постарается ободрать родителя этого юнца по-максимуму, чтобы на дольше запомнил... — а, ежели, захотите коня вернуть, — чуть громче повторил Дан, — милости просим, — и назвал свой двор в посаде.

После этой небольшой стычки, возвращение Дана 'со товарищи' в мастерскую, стало, можно сказать, почти 'триумфальным'. Ибо он, хоть и не купил всего нужного, зато, Дан 'со товарищи', привели с собой конягу. Правда, недолго 'музыка играла' и уже в усадьбе пришлось решать — куда копытную зверюгу девать, поскольку, как-то раньше, вопреки обыкновению, Дан об этом не подумал. И Рудый с Клевцом ему тоже, когда Дан коня решил прихватить, ничего не сказали! А, сейчас, когда он решил 'по-братски' разделить 'вину' за приведенного коня на троих, Рудый и Клевец лишь делали каменные морды — кстати, не в первый раз уже — и отворачивались... Но всех выручил Семен. Главный 'печник' подсказал, что у соседей — семейства старого Михаля, есть конюшня.

— А, и точно, — вспомнил Дан, — я же сам видел лошадь у них на подворье и конюшню видел большую. Наверное, и для еще одной лошади места там хватит.

Пришлось Дану...— ну, не посылать же Рудого или Клевца просить место в конюшне для чужого коня. Тут надо личный контакт поддерживать, а не через телохранителей... — идти к соседу и просить, временно, присмотреть за приведенным из города конем. А, нездоровый ажиотаж некоторых, находившихся на подворье и чрезвычайно взволновавшихся, при виде коня, субъектов — Мерене и Майму, Вайке и Семена младшего, хорошо, что остальные 'младшие' находились в сарае и корпели там над горшками, быстренько унимать с помощью грозного вида и обещания наказать финансово и по голой жопе.

Однако день походом на Торжище и триумфальным возвращением обратно не закончился. Мало того, что Дану предстоял вечером разговор с Домашем по поводу 'конфискованного' коня — после возвращения Домаша из лавки — что вовсе не добавляло Дану оптимизьму, кубизьму и прочего пофигизьму... — так как Домаш, учитывая его загруженность всякими расчетами, перерасчетами и отчетами, вряд ли, обрадуется еще и появлению незапланированной животины 'на балансе' их мастерской... — в общем, едва Дан успел отвести коня к Михалям — если быть честным, то коня, все же, отвел Клевец — как на его голову 'свалился' охотник Ларион. По правде, Дан сам, после суда, где охотник Ларион и другие освобожденные новгородцы выступали свидетелями нападения наемников ганзейца на Дана, приглашал охотника заходить к нему, Дану, в мастерскую. Почему-то у него было чувство, что сей человек ему пригодится...будет необходим для 'написания-созидания' новой истории Великого Новгорода.

Естественно, по закону подлости, Ларион 'приперся' в тот самый момент, когда в мастерскую, чуть ли не по следам Дана и его людей в лице Клевца и Рудого, приперлись-примчались и конные купеческие люди за 'конфискованным' средством передвижения юного 'мажора'. И примчалось их аж семеро, уже не с дрекольем в руках и, по-первой, весьма наглых. Само собой разумеется, 'постучались' они, в первую очередь, в ворота усадьбы Дана, так как адрес им Дан назвал своей усадьбы. Но! Но Хотев, будучи 'при исполнении' ни калитку купеческим людям, ни, тем более, ворота не открыл, а, вместо этого, пообещал 'сделать дырку' в любом, кто, ничтоже сумняшийся, рискнет лезть через забор. Пока данная гопота суетилась у ворот усадьбы Дана, ее услышал и увидел — ворота и забор усадьбы Дана очень хорошо просматривались из калитки-входа в мастерскую — стоящий на входе в мастерскую Седой Хирви. Эст, тут же, ударил деревянной киянкой, висящей на крюке рядом с калиткой, о подвешенную рядом доску-било — и киянка-клепало и доска-било для того и висели у забора, чтобы поднимать тревогу — привлекая внимание всех, находившихся в мастерской и услышавших сигнал. Дан, как раз, в сей момент, разговаривал, у сарая, с охотником Ларионом, пропущенным на территорию мастерской. Оставив охотника, он, тут же, подскочил, сопровождаемый Клевцом и Рудым, к чудину. Услышав крики, несущиеся от ворот его усадьбы и проследив за взглядом эстонца, Дан шагнул за ворота мастерской и громко, чтобы ломившиеся в ворота его усадьбы конные и спешившиеся... — двое всадников спешились и стучали в калитку усадьбы... — буйные крепыши, расслышали его, крикнул: — Эй, уважаемые! Зачем ломаете ворота чужой усадьбы?

Вопрос Дана не пропал втуне. Крепыши замолкли, а затем кто-то, и Дан скорее догадался, чем услышал, произнес: — Это он! — Всадники стали разворачивать коней в сторону Дана, а спешенные бросились к своим лошадкам. Не прошло и пары минут, как вся кавалькада устремилась к усадьбе Домаша... Краем глаза Дан заметил, как Седой Хирви моментально опустил, дабы зарядить, свой арбалет, а по обеим сторонам Дана мгновенно вперед выдвинулись, прикрывая его, Клевец и Рудый. А еще через минуту-другую во всадников уставился и арбалет чудина-эста. Заметив, направленное на них оружие, люди купца вздернули своих лошадок, заставляя их остановиться.

— Я слушаю вас внимательно, — уронил, с ленцой, Дан, смотря на всадников.

Неожиданно, чуть толкнув Дана, справа от Дана 'образовался' пришедший 'на поговорить' к Дану Ларион, а слева, к удивлению Дана, не заметившего возвращения Домаша, возник сам хозяина усадьбы-мастерской. За Домашем же Дан заметил молодого Иоганна. И, естественно, все были с оружием — Домаш с копьем, за Домашем виднелось копье Иоганна, а Ларион держал в руке небольшой топорик. О Клевце и Рудом же и говорить не стоило — оба помахивали своим излюбленным оружием — один клевцом, второй — перначом.

— Это же тот самый, который боярин — услышал Дан шепот одного из примчавшихся по 'его душу' заступников 'мажора'

— Конечно, тот же самый, — мысленно ответил находникам Дан. — А кого вы здесь ожидали увидеть?

— Да, я боярин, — громогласно произнес Дан, — и спрашиваю, пошто вы ломились сейчас в ворота моей усадьбы. — И издевательски добавил: — Вы, наверное, привезли выкуп за коня или мне потребовать еще и виру с купца? — Дан намеренно назвал того, кто прислал этих людей — купцом, и, судя по тому, что крепыши промолчали, он не ошибся...

— Так, это, дело такое, — слез с коня и сделал шаг вперед, непривычно чернявый для Новгорода, с бородой и длинными усами мужик в шапке слегка набекрень и приметных зеленых сапогах, — может поговорим, боярин?

— Может и поговорим, — согласился Дан.

По итогам переговоров — купеческие люди, действительно, прискакали за конем — конь 'мажора', все-таки, остался у Дана. Остался, поскольку Дан, вовсе не рвавшийся 'облегчить' участь купеческого сынка, еще больше обозлился мизерной, по мнению Дана, суммой, предложенной ему людьми купца за коня. Суммой, совсем не предусматривающей, само собой разумеющуюся, 'моральную' компенсацию Дану за случившиеся. И потому затребовал за коня денег немножко больше, как шепнул ему на ухо Домаш, чем стоил весь конский 'автопарк' Новгорода и его окрестностей или, если точнее — превышающую стоимость этого самого 'конфискованного' коня, минимум, раз в двадцать. А, когда 'офигевшие' от такой цены люди купца наконец 'отошли' и стали ворчать, предложил их хозяину обратиться с тяжбой лично к посаднику Господина Великого Новгорода.

— Вряд ли, купец, — сказал, наконец, посвященный в эту историю с наездом 'мажора' на Дана Домаш и, в целом, несмотря на опасение Дана, одобривший 'изымание' коня...'мол, такой наскок на боярина купцу спускать нельзя', — забудет эту историю. Так что надо готовиться к вероятным пакостям с его стороны. — И, попеняв Дану, что он ходит по Новгороду без боярского пояса, продолжил: — Но ничего, нас сейчас 'обидеть' сложно.