Почему и нет? Часть первая.

Немолодая женщина тихо затянула песню, и ах, как она пела. Голос — грудной, сильный выводил мелодию, переплетаясь с чуть хрипловатым мужским и звонким девчоночьим, и уводил куда-то за горизонт, к звездам. О чем песня?

Какая разница, что не знаешь перевод, если песня заставляет сжиматься сердце, а слезы сами подступают к глазам.

Тихие переборы гитарных струн сопровождают волшебную дорожку из слов и мелодии. Цыгане пели не голосом. Пели их глаза, горящие ярче углей костра, пели сердца, стремясь вырваться из груди вместе со словами. Это было волшебство, магия огня, песни и ночи. Мелодия длилась, сплетаясь с искрами костра, и вдруг стихла. Только тогда я заметил, что почти не дышал.

Ударил бубен. Маленькая плясунья выскочила на свет огня.

Новая песня. Теперь только женский и мужской голос вели быструю, веселую перекличку и гитара лихо обменивалась с бубном звучанием. Красиво. Словно бабочка у огня порхает девчонка. Сам начал подпевать и хлопать в ритм. Но стихла и эта мелодия.

— Давай выпьем, Сергей, в такую ночь грех спать.— И дальше, продолжая говорить на цыганском, Илья протянул мне чарку и гитару. К моему удивлению, шестиструнку. Странно, я думал, в ходу у них были больше семиструнные гитары.

Эх, где наша не пропадала. Взял инструмент. Проверил настройку. Немного необычная конструкция, но звучит хорошо. Что спеть? Чтобы не хуже вышло. А вот хоть эту ...

Снова слышу голос твой,

Слышу и бледнею;

Расставался, как с душой,

С красотой твоею!

Если б муку эту знал,

Чуял спозаранку, -

Не любил бы, не ласкал

Смуглую цыганку.

Не лелеял бы потом

Этой думы томной

В чистом поле под шатром

Днем и ночью темной.

Что ж напрасно горячить

Кровь в усталых жилах?

Не сумела ты любить,

Я — забыть не в силах.

Старый романс на стихи Афанасия Фета, что давно стал народным. Спел с душой, но никто не подпевал. Все, сидящие у костра, смотрели на меня как на чудо какое-то. Они просто замерли, впитывая каждое слово. Необычно...

Я пою неплохо, но так меня еще никто не слушал.

— Спой еще раз, Сергей, хочу запомнить твою песню. Ты — романо рат, морэ. Так петь может только тот, кто имеет каплю нашей крови. А песня... Это хороший подарок, дороже золота.

Цыгане и не знают такой песни, вот странность. И ведь не врет!

Слишком много странностей скопилось. Кибитка эта, одежда как из театра, швы не машинные, явно. Гитара не такая как надо, и главное, им не известна песня, которую знают, или хотя бы слышали все цыгане.

Какой к чертям эксперимент! Это точно та тварь с Арены...

Ведь Витька говорил, что для него пространство и время — легкий пустячок. А может шутник зашвырнул меня не только в другое место, но вообще в другой мир? Хотя Смоленск, и на русском говорят...

Стоп! Пространство мы уже видим, занесло неведомо куда, а вот время...?

— Спою Баро. — Я стараюсь говорить спокойно. — Только вначале, скажи, какой сегодня день. Сегодня тринадцатое июня тысяча девятьсот девяносто шестого года, верно?

Выражение лица Ильи изменилось. Вначале на лице отразилось какое-то странное удивление ... Почему странное? А вы удивленного цыгана видели? Вот и я нет. До этого момента. А потом оно сменилось пониманием.

— Ай, пшало! — Дальше на цыганском, но увидев непонимающее выражение на моем лице, опять перешел на русский.

— Бог привел меня к твоему огню. Далеко кочуют ромэлы, но ты дальше.

Так бывает, очень редко, но бывает. Бог избранным дарит такую дальнюю дорогу, на которой можно встретить своего пращура и поблагодарить за жизнь, что подарил. — Илья говорил торжественно и несколько возбужденно.

— Встречал мой народ таких людей как ты, Сергей. Редко, может раз в сто лет, но не первый ты, и не последний. Как и почему такие в мир приходят? Не наше дело... Зачем против течения реки времени плывут? Что люди могут знать о Промысле Божьем? Но раз ты здесь, так на то Его воля. Судьба нас свела. Знак это, Сергей. Тебя братом назову и это честью считать буду. — Хлопнул ладонью по траве, словно печать поставил.

— Ай, какой глупый цыган Илья, не увидел того чья дорога длинна, ай ...

На все вопросы тебе отвечу, чем в силах — помогу. Ты мне удачу принесешь, Сергей, не знаю как, но то, что принесешь — знаю точно. — И крикнул, повернувшись в сторону кибитки. — Ёй, Зара, еще вина давай! Человек на долгую дорогу ступил, плеснем ему ковш лучшего вина в дорожную пыль. Пусть путь будет легким!

Ничего себе, взрыв эмоций. Но на вопрос не ответил.

-Так год-то какой?

-1810 от Рождества господа нашего.

Попал. Вот, насчет редиски, таки прав был. Крепко попал

Сказать, что у меня случился шок, будет не совсем правильно. Я по жизни — оптимистический пессимист, или, может, пессимистический оптимист. Как правильно? Короче, надеюсь на лучшее, но и готов к худшему. Перестроечная закалка, чтоб ее ..., плюс челночные вояжи. Крепко, знаете ли, все это укрепляет характер. Да и после рассказа Витюшиного, а тем более после утреннего такого экстремального пробуждения чего-то этакого ожидал. Дождался.

Шока не было, но что-то близкое к истерике намечалось. Илья, глядя на мое состояние, налил мне из небольшой баклажки какого-то зелья.

— Выпей, пшало (брат), потом спать станешь. Утром будем говорить.

Жахнул не почувствовав вкуса и уставился в огонь. Так и заснул.

Проснулся, когда солнце уже было высоко. Спал на том же ковре, укрытый подобием лоскутного одеяла. Стреноженные кони паслись неподалеку.

У костра хлопотала Зара, девчонки не было видно, Ильи тоже.

Потянулся и, поздоровавшись с цыганкой, отправился умываться. Холодная вода быстро прогнала остатки сонливости.

— Эй, Сергей, иди поешь. — Это Зара от костра. — Я тебе рыбу поджарила. Наше блюдо русские не едят. — Смеется.

Усевшись в тени кибитки, принялся за линей с лепешкой, поглядывая, как цыганка ловко переворачивает вертела с насаженными на них тушками какой-то звериной мелочи. Я слышал, что чавелы едят жареных ежей, наверное, это они и подрумянивались над углями.

Хм ... А запах весьма соблазнительный, но все равно пробовать пока не буду, в другой раз ... Если голод сильно прижмет.

Только расправился с рыбой, появился Илья, да еще и не один. Рядом с ним шел другой цыган, ведя серого коня в поводу. Молодой, худощавый и смуглый с непокрытой головой. Черные волосы с короткой стрижкой и небольшими бачками обрамляли рубленые черты лица. Еще присутствовали длинные вислые усы. Колоритный и знакомый мне портрет. Мой вчерашний знакомец, что поделился солью.

В ухе — одна золотая серьга (один сын у отца).

Подошли. Зара приняла коня, а мужчины уселись напротив меня.

— Это сын мой. Николой кличут. — Проговорил Илья.

Молодой чуть кивнул. На меня смотрит нейтрально, словно и не было вчерашней встречи. Только кнут, что я ему вчера отдал, рукой поглаживает.

— Про тебя мы говорили, Сергей. Долго говорили. Когда встречаются незнакомые цыгане, они говорят так. Кон тыро дад? ( Кто твой отец?) Эти вопросы всегда задают люди. И тебе их будут задавать. Что ты, Сергей, скажешь о родителях, о своем роде? Что ответишь на такой вопрос? Говори.

— Я, Сергей Горский. Мой отец — офицер, полковник в отставке.

А что еще рассказать? Какое значение здесь имеют мои анкетные данные оттуда?

Но вот у Ильи на этот счет было свое мнение. Он требовал еще и еще подробностей. Из какой семьи мать? Сколько лет отцу? Есть ли братья? И еще целая куча вопросов.

Никола прутиком на земле чертил какие-то узоры, расправляя второй рукой усы. Слушал, не глядя на меня. Думал. Наконец я ответил на все вопросы Ильи.

Сидим, молчим.

Потом молодой цыган посмотрел на отца.

Интересно за ними наблюдать.

Илья с Николой обменялись довольно долгим взглядом, этакий спор без слов. Взгляд отца победил. Сын вздохнул и нехотя кивнул.

Илья хлопнул по колену ладонью, и сказал только одно слово.

— Мишто. (хорошо)

Никола резко поднялся и направился к серому. Вскочил в седло, взял гнедого красавца в повод и на рысях покинул нашу гостеприимную полянку.

Не особо разговорчивый парень, когда касается дела. И лошадку увел. Я про чужой монастырь уже говорил? Вот и не лезу. Но, видимо, Никола может мне помочь с легализацией.

Илья мне вскользь сказал, что Никола де просит зла на неразумного цыгана, что со мной вчера столкнулся, не держать, а виноватого он сам накажет.

На мой непонимающий взгляд Илья неохотно дал объяснение.

Оказывается, на меня вчера наткнулся вор. А Никола шел за ним, именно с целью наказать. Цыган у цыгана не крадет, но бывают исключения... И эти исключения караются очень жестоко. Но это меня трогало мало, то их дела.

Цыгане шустро перекусили и стали сворачивать лагерь. За полчаса лошади запряжены, лагерь собран. Я со своими вещами размещен в кибитке.

С некоторой дрожью покидал полянку. Это как детский страх, вот сейчас закроешь глаза, и все плохое исчезнет. А оно, зараза, не исчезает. Зеленая полянка с кострищем — последнее, что связывало меня с прежней жизнью. Страшновато ее оставлять. Ничего, птицам тоже из гнезда жутко прыгать в первый раз. Прорвемся! Принимай меня новый — старый мир, будь ко мне добрым и снисходительным. Поехали. Нас ждет Смоленск. Баро форо.

Скрипят колеса, мягко стучат копыта по влажноватой лесной дороге. Да той дороги ..., наезженная колея, всего-то. И редкие деревеньки, которые мы проезжаем. Гляжу через задний борт на лес, на избы, на проходящих крестьян. В первый раз увидел лапти. А что, практично. Здесь они исполняют роль каждодневной обуви, на манер наших кроссовок в союзе с комнатными тапочками. Простая полотняная одежка, по жаре — самое то. Головы у всех покрыты картузами, платками, соломенными шляпами с широкими полями. Простоволосых людей нет вовсе. За исключением мальчишек, конечно.

Пропустить кибитку они просто не в силах и бегут следом, с интересом рассматривая и выкрикивая дразнилки или приветствия.

К вечеру кони вышли на более широкую дорогу, даже две телеги разминуться могут. Въезжаем в село, виден крест над небольшой каменной церквушкой.

— Что за село? — Вопрос мой к проходящей молодухе.

— Ти, Поречье знати. На постой, что ли хотите? Ти, ко мне можно. Вячэря готова. Ти, ёсти будети ли? — Интересный говор, близость Витебщины сказывается.

Приглашают на ночевку. Вот так, запросто. Непривычно, однако.

ГЛАВА 3

Если вы думаете, что судьбами простых людей управляют великие государи, политики, военачальники, то вы сильно ошибаетесь.

Простыми людьми управляет казенный документ. Если он у тебя есть, то ты — хозяин жизни, если нет, то ты — никто и звать тебя никак.

А кто выдает эти документы?

Маленькие и неприметные винтики большой государственной машины, бюрократы-крючкотворы, но их гусиные перья имеют страшную силу, большую по убойности, чем шуваловские единороги.

Опасайтесь этого крапивного семени. Начальства они бояться хуже смерти, но деньги любят больше жизни. А еще любят всласть покуражиться над просителем, полной чашей испивая свою толику власти. Ой, сладка эта чаша. Как наркотик привязывает к себе. Потому конкуренция в их рядах — жуткая, а законы царят — волчьи. Очень редко встречаются среди них люди порядочные и честные. Среда преобразует и перерабатывает человеческий материал под себя без жалости.

Дорогие современники, ругая бюрократов сегодняшних дней, имейте в виду, они пушистые щенки, по сравнению со зверьем, которое царило в присутственных местах двести лет тому назад.

Но есть у этой братии одна "ахиллесова пята". На уровне инстинкта они стремятся удержаться у хлебного места, а при первой возможности пролезть, оттирая и затаптывая других, повыше. Поспособствуй чинуше в карьере, и уж за такую услугу он тебе какую хочешь бумагу добудет.

И вот, где-то на просторах Смоленской губернии лошади, везущие подрессоренную коляску с солидным чиновником на важный доклад к высокому начальству, вдруг по неизвестной причине понесли.

ДТП.

Коляска переворачивается, чиновник получает кучу ушибов и, естественно, не попадает на такой нужный доклад, а его замещает другой. Именно другой и принимает от высокого начальства награду — повышение по службе и перевод в столицу. Все просто. Оказаться в нужном месте в нужное время.

Результатом дорожной диверсии, исполнителем которой являлся сын Ильи Никола, стали все нужные бумаги, подтверждающие личность Горского Сергея Александровича, потомственного дворянина, проживавшего последние годы за границей, в Богемии, Австрии и Герцогстве Варшавском. Знаю, что таких совпадений не бывает, но и фамилия, и имя с отчеством совпали полностью.

— Зачем ты это делаешь, Илья? Ведь не просто вам достались мои бумаги. — Заданный вопрос, казалось, изрядно позабавил Илью.

— Ты уже заплатил за них с излишком, песнями своими. Сколько их спел нам? Много... Хороших песен. Цыгану песни монеты заменяют, они — его хлеб. Но ты еще заплатишь, сам найдешь как. Знаю... Такой ты человек, Сергей. Свое подарищь — не поморщишься. Теперь наши дороги разойдутся. Мы на Москву подадимся, а дальше — кто знает? Но еще встретимся. Дорога сводит людей.

Цыган отвечал, сидя развалившись у колеса кибитки. Она стояла в полной готовности тронуться в дорогу, только ждала хозяина. Зара с мелкой уже сидели внутри. Илья же не спешил взяться за вожжи.

Достал кисет с трубкой, решив покурить на дорожку.

Я последовал его примеру и закурил сам.

Попыхивая трубочкой, стал говорить, еще не зная, как воспримет мои слова собеседник.

— Через два года будет большая война. Французы и другие народы пойдут на Москву. Цыган стрелять будут, за лошадей. Они много добра возьмут. Потом назад побегут. Добро бросать будут, прятать. И еще... Перед войной, весной, русский император турка побьет. Бессарабию под себя заберет. Навсегда. Думай, Баро. Тепло там. Сытно.

Сидим, курим. Илья подарил мне отличную трубку-носогрейку, с янтарным мундштуком, а мелкая по имени Мирела — кисет с вышитыми шелком белым шестиконечным крестом 'моего' герба. Зара, глядя на подарок, только усмехалась, а Илья весело щурил глаза. Пускай, зато дымить теперь могу вволю. Вот и дымлю.

А цыган держит паузу. Мастера они говорить и слушать. Психологи природные, без дипломов. Ложь и правду различают на раз. А этот — явно не из последних. Мастер.

Наконец Илья заговорил, тихо, но со значением, так не только от себя говорят.

— Щедро платишь, брат. Золотым словом. Благодарю. В долгу перед тобой. — Пустил последний клуб дыма, выбил трубочку. — Помощь будет нужна, подойди к цыгану, скажи: 'Сергей, брат Ильи Черного'. Все. Прощай брат.

Поднялся, крепко взял меня за плечи, непроизвольно ответил таким же крепким пожатием.

— Тэ дэл о Дэвэл о дром лачо! (Пусть даст Бог добрый путь)

— Джя Дэвлэса! ( Иди с Богом )

Ну, вот и еще одна страничка перевернута. Теперь я, Сергей Александрович Горский из Горских, герба Прус. (Prus primo, Turzyma представлен в красном поле белого цвета щестиконечный крест, у которого одного кончика недостает).