Мой неожиданный сиамский брат

— Вот этот передок Косте Черненке — старый друг лучше новых двух... Этот передок Громыке, давно главному дипломату ничего не посылал. Это не правильно. Андрею в Америку к Рейгану ехать скоро, пускай подкрепится... Вот этот задок Грише Романову в Ленинград фельдегерской связью пошлите. Пускай почувствует, что помнит о нем Генеральный секретарь. Перспективный кадр партии — пусть порадуется. Смотрите, чтобы не пропала кабанятина. Слышишь, Рябенко?

— Да, Леонид Ильич, сделаем, — ответил начальник охраны.

— Ну а этот задок,... Горбачеву пошлите. Пусть порадуется, побалуется мясцом... 'сородича'... А этот задок Диме Устинову, министру обороны. Надо поддержать, у него сейчас проблем много. Один Афганистан чего стоит... Вот этот передок...

Тут процесс распределения был прерван самым бесцеремонным образом. Из 'чайки' выбежала лет сорока пяти, дородная, в теле женщина. И сразу с криком — Папа! — бросилась к остолбеневшему Ильичу.

'Ну, шеф, держись', — заехидничал Викторин.

Приблизившись к папе, дочка остановилась и удивленным голосом спросила.

— Папа ты ли это? Ты такой помолодевший... Да просто красавец. Где мешки под глазами?.. Где живот?

— Ну, Галю... дочка. Сама видишь. Стараюсь быть в форме.

'Ильич, где бы ты был, если бы не сиамский брат Витя. Скромнее надо быть, скромнее',— продолжал чревовещать Трофимов. А 'первая принцесса СССР' продолжала рассматривать, тормошить, столь разительно изменившегося отца. Продолжалась эта идиллия недолго, минут пять. Неожиданно радостные воркования дочки прекратились. Она замолчала, пристально вглядываясь, куда— то за спину Ильичу. Почувствовав недоброе, папа попятился, стараясь закрыть Гале обзор, догадываясь, куда та смотрит и на кого. На веранде наступила томительная тишина.

— Так значит это, правда! — Закричала дочка, и разгневанной фурией бросилась к 'избраннице сердца' папы.

Разыгравшаяся яростная битва всем хорошо запомнилась. Дочка генсека, имея более тяжелую весовую категорию, поначалу одерживала вверх. Но Юля была моложе и в обиду себя не дала. Две женщины громко визжа, таскали друг друга за шевелюры. Слова и угрозы которыми они обменивались, от души и со вкусом, относились к тем, что обычно встречаются в идее надписей на заборах. Причем молодая соперница, явно побеждала в боевой схватке. Старшая же одерживала верх в словесной дуэли, как ни как — опыт приходит с годами.

'Ильич, спасай женщин, а то покалечат друг друга', — первым пришел, в себя Викторин. Генсек очнулся от столбняка.

— А ну прекратить! Смирно! А то прикажу обеих в бассейн забросить. — Прокричал Ильич. — Медведев! Собоченков, что смотрите? Разнимите! Держите их! — тут же рявкнул на застывших телохранителей Ильич. Охранники быстро соорудили живой шлагбаум, встав между враждующими сторонами. Возникла, пауза.

Женщины смотрели с ненавистью друг на друга, тяжело дышали, но уже не дрались. Они, конечно, понесли некоторый ущерб, но на готовность к новому столкновению это не повлияло. Волосы как у огородных пугал, помада размазаны по лицам, как боевая раскраска индейцев. У Юли на левой щеке красовалась глубокая царапина. У 'принцессы' под правым глазом наливался ультрамарином синяк.

— Все... брэк, расходимся. Галя, иди в свою комнату, приведи себя в порядок. Юленька, подымись к себе. Я сейчас приду. — Ильич устало пошел за дочерью. Дальнейшие перипетии семейных отношений остались вне знания Трофимова. Викторин решил отдохнуть и немного подремать, не подслушивая семейных тайн своего симбионта. Потом, ночью перед сном, Ильич кратко поведал о дальнейших событиях.

— Юленька будет жить в Москве, я позвоню управделами Совмина Смиртюкову. Пусть выделит квартиру и машину с водителем. А Гальку отправил к мужу, пусть Юра утешает. Но пришлось пообещать, что уеду послезавтра в Заречье, к жене. Виктория Петровна плачет... Нельзя ее обижать. Я супругу очень уважаю. Вот такие, друг ситный, дела, — проговорил тихо, и устало генсек. Было видно, что утомился, как выжатый лимон Ильич. Все-таки возраст, не тридцать лет. Викторину стало жаль 'брата'. За эти дни Тимофеев сдружился, прирос к вынужденной 'второй половине'. Брежнев, конечно, был не ангел. Он был политиком и этим все сказано. Но Ильич, в отличие от политиков 'демо' волны не был равнодушен к судьбам и жизни остальных, простых людей. Именно поэтому Леонид Ильич Викторину нравился.

VII. Что ни день — то снова поиск, снова бой

Кабинет начальника ГРУ в доме на Хорошевском шоссе мало чем отличался от сотен и тысяч кабинетов руководителей всех рангов по всему Союзу. Скромно обставленное удобной, но неброской мебелью помещение с висящей на стене картой выделялось, пожалуй, только стоящим на столе телефоном правительственной связи и специальной конструкцией окон, заметной при тщательном осмотре. Защита от прослушивания, пусть окна смотрят не на улицу, и теоретически никто посторонний не мог бы не только записать дрожание стекол, но даже и увидеть само окно. Ну, и конечно армейская униформа на четверке сидящих за столом сразу поясняла, что все не так просто, как кажется. Идущее в кабинете совещание и по форме отличалось от обычных, напоминающих выполнение какого-то ритуала. Скорее шел неформальный обмен мнениями, невзирая на ранги.

— А что с Кармалем?

— Это забота комитетчиков. Сменят сами.

— Тогда... Предлагаю так. Сформируем еще два — три отряда из состава пятнадцатой и двадцать второй бригад. Еще один отряд можно развернуть прямо на месте. Используем добровольцев из числа участников боевых действий, с опытом и соответствующей специализацией. Организуем переподготовку, развернем... И перекроем всю приграничную территорию. Но... без вертолетов и спецтехники это невозможно, товарищ генерал. Причем не просто в усиление, а в подчинении.

— Будут. Лично Дед обещал, что все необходимое получим. И помощь от соратников по союзу. Примерно в один-два отряда численностью, если не больше.

— Поляки, немцы? Венгры? Чехословаки? — заинтересованно спросил второй из присутствующих на совещании, тоже носящий генеральские погоны.

— Всех привлечем. Кто откажется — тот откажется, но партия и правительство это возьмут на контроль.

— Значит, по составу сил пока ясности нет. Будем учитывать только свои...

— Смущает меня, Петр Иванович, предложение о платной проводке конвоев. Это мы частникам-торговцам помогать будем, да еще и зарабатывать на этом? И солдаты будут денежку получать? Как-то не по-советски получается, — опять вступил в разговор генерал.

— А когда товар пойдет в смешанном караване, вместе с оружием, и наши бойцы его пи... присваивать начнут, после уничтожения душманов? Да еще при этом недовольство местных жителей вызывать будем из-за непоступления товаров?

— В таком разрезе... не подумал, Петр Иванович.

— Ничего, Анатолий Григорьевич. Я тоже не подумал, зато Леонид Ильич подсказал. Мы, говорит, помогаем людям со средневековым мышлением, которое сразу не переделать. И должны учитывать эти реалии. Кстати, проработайте вопрос участия спецназа в качестве дальнего охранения таких караванов.

— Стоит предусмотреть и возможность охраны участвующих в этих караванах купцов и их лавок?

— Использовать их как приманку для банд? Проработайте вопрос... Думаю, может получится. — Ивашутин захлопнул блокнот, давая понять, что все вопросы рассмотрены. — Хорошо. На этом закончим, товарищи. Завтра, к двадцати ноль ноль жду ваших докладов с расчетом необходимых сил и средств для всего, что мы решили. Все свободны.

Трое собрались, и, поднявшись, направились к двери.

— А вас, Иван Михайлович, я попрошу остаться, — неожиданно, словно только сейчас вспомнив что-то важное, попросил Ивашутин. Шедший последним полковник неторопливо развернулся и, повинуясь молчаливому жесту генерала, снова присел за стол. На этот раз подвинув стул как можно ближе к столу начальника.

Официально полковник числился начальником службы связи штаб-квартиры ГРУ и его участие в этом совещании легендировалось необходимостью налаживания отдельной, независимой и постоянной линии связи со штабом войск и отрядами спецназа в 'стране А' (Афганистане). Но те, кому положено, знали, что этот молодой полковник, при всем его невзрачном виде, может в одиночку уделать пару хваленых зеленых беретов (имелся реальный опыт времен недавней вьетнамской войны), а сейчас, кроме официальной должности, возглавляет еще и нигде в документах незарегистрированную систему ликвидаторов ГРУ 'Тень'. Предназначенную для негласного уничтожения в случае чрезвычайной ситуации и, особенно, в предвоенный период, ключевых должностных лиц в руководстве вероятного противника. Замаскированное под несчастный случай или банальный сердечный приступ, убийство часто было необходимо, чтобы его не связывали с действиями разведки и, следовательно, не меняли заранее заготовленные планы и не разыскивали наших людей в стане врага.

— Докладывайте, — приказал Ивашутин.

Полковник не стал доставать никаких бумаг из положенной им на стол папки, а начал рассказывать по памяти, которая у него была не хуже, чем у его начальника.

— Объект А. Сенатор США. Много пьет, употребляет кокаин. Имеет беспорядочные половые связи, в том числе со своими официальными работницами. Согласно непроверенной информации, имеет прямое отношение к негласному выделению средств на контрреволюционную деятельность в стране А. Предварительное мнение — необходимо использовать агента 'Черемуха'. Подводку провести силами самого агента. Возможный диагноз — передозировка наркотиков. На реализацию задания потребуется не менее месяца после поступления приказа.

Петр Иванович молча кивнул.

— Объект Б. Советник по государственной безопасности....

Полковник невозмутимо продолжал зачитывать характеристику на второго фигуранта, но при всей внешней невозмутимости, во взгляде его читалось недоумение — неужели мы решили перейти к таким методам в мирное время.

— Хорошо, товарищ полковник, — начальник ГРУ ответил официальным тоном, намекая, что разговоры закончены, — Нам поступил приказ на начало реализации планов по объектам А и Б. Выписку из решения вышестоящей инстанции вы получите в течение недели. После ее поступления реализация планов должна быть завершена не позднее указанных вами сроков. Все ясно?

— Так точно! — полковник встал, но тут же опустился обратно, повинуясь движению руки начальника.

— Сидите, сидите. Доложите еще, какие еще спецсредства необходимо разработать для вашей службы. Получено добро на дополнительное финансирование таких разработок...

Наши геополитические соперники еще не знали, что СССР решил играть по их правилам. Они привыкли, что безнаказанно нарушать общепринятые нормы международного права, убивать своих оппонентов и свергать неугодные правительства имеют право только они. Но Викторин отлично помнил рассказы его собеседника-собутыльника Рыбакова о попытках покушения на Фиделя Кастро, о внезапных и непонятных смертях министров обороны ОВД, о поставках афганским бандам самого совершенного оружия. Помнил он и о наемниках в Чечне, о загадочной гибели в смутное время после распада СССР русских ученых, работающих на оборонную промышленность. Помнил и виденную им обложку книги о 'победе' США в Афганской войне с названием 'Война Чарли Уилсона'. Помнил и ничего не собирался прощать, ибо не верил, что библейское правило 'если тебя ударили по правой щеке, подставь левую' действует в реальной жизни. Так же, как не верил в это его 'сиамский брат'. Теперь Советский Союз собирался дать адекватный ответ, начав столь популярную в будущем 'гибридную войну' против ее зачинщиков. И одним из передовых отрядов этой войны должны были стать отряды спецназа и разведчики ГРУ.

Столь любимая 'цивилизованным обществом' гибридная война могла быть применена и к ним. Причем никакие вопросы: 'А нас-то за что?' получивших информацию из будущего людей не остановят. 'А ля гер, ком а ля гер' или как говорил недавно упомянутый товарищем Генеральным Секретарем товарищ Иосиф Виссарионович Сталин: 'Немцы хотели истребительной войны? Они ее получат'.

VIII. Три ступеньки ... вниз

Назавтра опять приехали советники Генсека, подготовка к Пленуму продолжалась. Во время обсуждения экономических вопросов с помощниками Брежнева Викторин изволил проснуться и спросить про нашу передовую, лучшую в мире социалистическую торговлю. Голиков привел данные о достижениях и успехах 'доблестной' советской торговли. Тут Трофимов не выдержал и выдал все, что помнил о тех временах. Виктор Иванович хорошо запомнил очереди в магазинах, презрительное хамство продавцов и полупустые прилавки. Возможность что-то достать только через знакомых, по блату. А тут опять звучит: '...имеются отдельные недостатки'.

'Леня ты меня послушай, а не этих долдонов. Я тебе правду говорю. Им то что? Тоже в спецлавочках отовариваются. Бери чего твоей душе угодно, чем не жизнь. Тут тебе будут кадить фимиам за успехи в торговле. А простые труженики? Кстати, если разобраться, на стражу их интересов ты поставлен или нет? А раз так, то слушай. Вся торговля советская это укрывательство продуктов, распределение их между собой и нужными людьми. Главное же для советской торговли создание дефицита. Заметь, Леня, умышленного дефицита. А людей довели до того, что и сосискам и колбасе с добавками туалетной бумаги рады. При царе Николае Втором, (кого вы свергли, чтобы людям вроде лучше жилось) о таком колбасно — сосисочном искусстве и не слыхивали. Да и вообще Генеральный секретарь нашей партии, тебе не мешало бы время от времени ходить по простым магазинам. Куда обычные люди ходят. Ты — то шеф...как считаешь — партия для народа или народ для партии? А то получается вы все для себя "несгибаемых ленинцев" давно коммунизм построили — ешь, пей, что хочу. Шьют вам индивидуально. Все по первому требованию доставят в лучшем виде — хочешь из Парижа, надо из Лондона. Пользуетесь плодами 'загнивающего Запада' по полной программе.

-Ты говори, да не заговаривайся,— загорелся праведным гневом 'шеф'.

— Ах, так! Не нравится! Правда глаза колет? Так я могу тебе доказать, что не только ты этому телу хозяин. Что -то я смотрю, ты в последнее время все по утрам на своего 'дружка' любуешься ...Все смотришь. Думаешь, не понимаю? Это ведь, кстати, я тебя до нужной величины и готовности к труду и обороне подтягиваю. Знаю, готовишься. Вон у зеркала вчера крутился, морщины разглядывал. Все смотришь, что седины стало меньше...Ну, ну...Вот будет у тебя сегодня с медсестрой твоей фиаско. Приструню твой норов. Полежишь в палате больничной, кашки манной поешь. И будет у тебя не сказка к лесу передом, а наоборот — к лесу задом. — Ильич сразу утих, взволновано затрепетал.

— Ну прости брат погорячился, это же шутка была... Викторин, я тебе верю. Да и сам все понимаю. Ну, хочешь, давай... Поедем пораньше завтра. Заедем в какой-нибудь магазин, все равно на Политбюро ехать.

— Вот это другое дело, а то взялся за партию горло рвать, — обрадовался Викторин

-А знаешь, Витя... все забываю тебя спросить... Ты в партии нашей состоишь?...