| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Прошу к столу! Хозяин дома гостеприимным жестом пригласил нас. Сиденьями служили скамейки. Расселись вокруг стола, вооружились ложками. Пили стаканами еще теплый бурячий (свекольный) самогон. На столе краюха хлеба, картошка, какая-то похлебка, лук, выпили, пошел душевный разговор, все это размягчило нашу бдительность: оружие карабины, винтовки мы поставили к стене у входной двери, один Тимошенко не выпустил из рук свою СВТ, пригласили к столу и часового. Мужчина маленький, хрупкий в стеганом пиджачке, делавшим его похожим на деда Щукаря, обвел нас хитрым взглядом, как бы пересчитал нас всех веселеньких после выпитого самогона, заметно улыбнулся, и вышел в сени, чуть прикрыв за собой дверь, и когда мы набросились на еду, он протянул из-за двери руку к нашему оружию, успел взять мой карабин, который стоял крайним к двери, но унести карабина не смог. Тимошенко человек открытый, волевой, умеющий мгновенно оценивать обстановку, вскинул СВТ в боевое положение и повелительным тоном: "Поставь на место!" Как бы заставил всех остальных застыть на месте, сделаться неподвижными. Буквально в считанные секунды я оказался у двери и выхватил из рук мужчины свой карабин, а тем временем и остальные ребята разобрали свое оружие. Теперь мы были тверды и напряжены. Вот так, находясь недалеко от линии фронта, из-за самогонки, мы потеряли бдительность. Теперь, чтобы выполнить задачу, нам нужно было довести её до высшего предела. До конечного объекта разведки оставалось 2-3 км. Темно, идем наугад. В дорожном кювете вверх колесами торчала разбитая автомашина, рядом подбитый немецкий танк. Бесшумно передвигаемся к деревне, прошли еще полкилометра, никаких признаков жизни, и вдруг блеснул свет, впереди, на окраине села разглядели автомашину, вокруг которой двигались 2 человека. Машина была до предела нагружена домашним скарбом. Что могут сделать 5 человек, находящихся тылу врага? Много если они обладают мужеством, бесстрашием, находчивостью. Мы решили отрезать путь автомашине и задержать. Двумя выстрелами уничтожили прислугу, раздали награбленное жителям, машину сожгли, действуя осмотрительно. Можно было бы машину захватить в качестве трофея, но среди нас никто не умел управлять ею.
К объекту разведки решили идти по два. Когда одна пара двигается 200-300 метров, вторая её прикрывает. Нам нужно было торопиться, и беречь силы для возможной схватки с противником. Путь-маршрут был очень трудным. Местность была изрезана, идти по дороге опасно. Впереди показалось село. Установив связь, двое направились к крайней хате. Подали сигнал, что никого не видят. Немцы оставили село, увозя с собой награбленное.
Вновь в составе кавалерийского эскадрона. Теперь мы отходим на Киев. И опять фашистские листовки, разбрасываемые немецкими самолетами, в них прямой призыв уничтожать комиссаров и чекистов, бросать оружие и переходить к немцам, где будет обеспечена сытая жизнь. Затем появились листовки угрожающие: "Днепр не граница, Киев не столица, сдавайтесь, все равно разобьём". Это не дословно, но примерно содержание их было таково. В листовках говорилось о поражении Красной Армии, они призывали переходить на сторону немецкой армии. Продвигаясь в тыл страны, наши части расчленяли, раскалывали вражеские колонны, отбиваясь от них и, маневрируя отходили.
Война продолжалась, фашистские солдаты жгут жилища мирных жителей, расстреливают пленных, и окружают колючей проволокой контрационные лагеря. Разбитые здания, детские тетради и школьные учебники среди развалин. Висящие крыши, висящие на арматуре балконы, искалеченные осколками деревья. Бредущие среди развалин женщины и дети. Мы видели всё это во время войны. Но ни насилия, ни пули не могли сломить нашего сопротивления.
Конец июля — начало августа 1941 года наш маршрут лежит на Белую Церковь. О противнике и наших войсках никаких сведений нет. Чтобы добыть данные, наше кавалерийское отделение (12 человек) послали в разведку. Мы совершили 50 км. марш. Задача во чтобы то ни стало установить связь с нашими войсками, узнать где и что они делают: обороняются, отходят, атакуют? Подошли к Белой Церкви уже ночью. Как пройти в город? Впереди река, мост под охраной, искать брод? Много уйдет времени, да и не безопасно. Решение созрело идти к мосту, передвигались бесшумно, чтобы не нарушать тишины на морды лошадей надели торбы, копыта обмотали тряпками, примерно в километре лошадей оставили в лощине, покрытой кустарником, а сами: где в рост, где пригнувшись, а где и ползком стали пробираться к объекту разведки. Поднялись на небольшую возвышенность, установили время смены наряда на мосту. Метр за метром приближаемся к реке. Противник (часовые) открыли огонь. Мы внимание свое направили за его действиями, и в очередной раз, когда противник открыл огонь, мы всего двумя выстрелами сняли охрану. Вышли на окраину города, ни огонька, ни звука, а где-то близко артиллерийские раскаты, вдруг я отчетливо заметил долговязого фашиста, который стремился к дому — шел мне навстречу. Как бы замер в оцепенении схватки, податься вперед, чтобы уложить фашиста (по званию ефрейтор) на землю, нет сил, и уступить хоть на шаг гибельно. Руками сцепились, раздираем друг другу одежду, лицо, не замечая боли...и оба молчим. Я, дело понятное, но почему немец молчал? И вдруг оглушительный удар прикладом по голове, немец валится на землю, издавая судорожное дыхание, его прикончил Боря Сенькин. Все стало ясным: наших войск в городе нет, они отходят в тыл страны. В городе только немцы, с рассветом они начнут действовать. Надо уходить и нам.
Идем на Киев, и вдруг по непонятным для нас причинам — перед нами город Черкассы. В ходе всего марша рев моторов над головой, дороги забиты беженцами. До того измотал меня этот переход, что как только была подана команда "Привал", упал на землю камнем, и заснул мгновенно. Вокруг громыхало, разрывались бомбы, дрожала земля, а мне казалось, что это сон. Я спал, во сне слышал гул бомбардировщиков, стрекотню пулеметов, крики и плач людей, грохот зениток, но проснуться не мог. А когда проснулся — вокруг груды развалин, тела убитых и раненых. На мой глупый вопрос "Что было?" — недоумение. До моего сознания дошел какой-то страшный смысл, что-то ударило в голову. Ведь можно было погибнуть бесцельно.
Такая она была война в первый период её начала. В Черкассах перешли Днепр, и пошли на Нежин, с Нежина на Юго-Восток — на Полтаву, Изюм. С Изюма вновь на Северо-Запад — Балаклея, Змиев, Харьков. Мы едва успевали закрепиться, оборудовать ячейки, как немцы обрушивали на нас огонь артиллерии и авиации. Каждый новый день мог оказаться и последним. Гитлеровцы рвались вперед с танками, артиллерией, самолетами. Пускали в ход свое излюбленное оружие — провокацию. Они стряпали листовку за листовкой и разбрасывали их по пути отхода Рабоче-Крестьянской Красной Армии (РККА) и в других, не менее важных районах Украины и Белоруссии, предлагая прекратить сопротивление. Каждый день с рассвета и до темна проклятые желтые их кресты хозяйничали в небе. Истребители, окончательно обнаглев, носились над самыми головами, гонялись за отдельными солдатами.
10 октября 1941 года по приказу Верховного Главнокомандующего И.В.Сталина на войска НКВД, в том числе и на пограничные войска, с выводом их из боя, возлагалась задача по обезвреживанию тыла действующих армий и фронтов от вражеских лазутчиков и по борьбе с дезертирством.
С первых дней войны в тыл наших фронтов противник засылал диверсантов, агентов, распространителей ложных слухов, террористов и прочих наёмников, как из числа самих немцев, так и из завербованных изменников граждан СССР. Поэтому было принято решение о создании специальных подразделений, которые должны были поддерживать порядок в прифронтовой полосе. Так был сформирован 17 Краснознаменный пограничный полк НКВД по охране тыла Брянского фронта. В его состав вошли пограничники с довоенным стажем службы на границе, отличавшиеся хорошей выучкой и дисциплиной. Многие из них закалились и возмужали в первых боях с фашизмом. В этот полк влился и наш кавалерийский эскадрон 95 пограничного полка, который был основательно разбит в боях под городом Умань. И теперь в городе Дебальцево проходило его формирование заново, а кавалерийский эскадрон, как наиболее боеспособная единица, передавался 17 Краснознаменному, Брестскому пограничному полку под Харьковом. В городе Купянске нас погрузили вместе с лошадьми в товарные вагоны, и эшелоном направили на Брянский фронт. Нас ждали новые задачи. Я не могу назвать точную дату прибытия на Брянский фонт, но это был конец октября, начало ноября 1941 года, когда нас выгрузили на станции г. Ливны. Здесь я был избран секретарем комсомольского бюро комсомольской организации 17 пограничного полка.
Гитлеровцы, засылая в прифронтовые районы тысячи шпионов, распространителей ложных слухов, диверсантов, парашютистов пытались нарушить нормальную работу нашего тыла, посеять неуверенность и панику в войсках, деморализовать волю неустойчивой части воинов, принудить их к дезертирству.
Фашистские шпионы маскировались в форму военнослужащих Красной Армии. Для их разоблачения от нас требовалось умение распознавать врага. Этому мы учились в ходе службы.
Накануне нового, 1942 года, нам была поставлена задача — очистить город Елец от фашистской агентуры и всевозможных лазутчиков. Во всех заставах были проведены партийные и комсомольские собрания, на которых обсудили предстоящие задачи. Я провел совещание секретарей комсомольских организаций застав, проходило это в лесу, под открытым небом.
Наш 17 краснознаменный пограничный полк пополнился молодыми, и после излечения солдатами. Новички не только были не обстреляны, но и не знали тонкости службы. К тому же для нас тоже работа была не так уж знакома. Нужно было учиться самим и учить новичков, и, кроме того, учить их военному делу, морально подготовить к боевому испытанию. Сознание важности стоящей задачи удесятеряло бдительность воинов-пограничников, воодушевляло на подвиги.
В городе Ельце при организации операции по вылавливанию шпионов и диверсантов группа пограничников получала 1-2 объекта (дома) с целью проверки документов. Такое задание имела и моя группа. Город как бы вымер, светомаскировка соблюдалась строжайше. Медленно обходили улицу за улицей, заглядывали во все дворы, в квартиры. Мы вошли в одну из квартир: за столом, накрытым по-праздничному, это было во фронтовой полосе, сидели четыре офицера при полном вооружении и четыре миловидные женщины, как мне показалось все они были готовы к немедленным действиям. Нас вошло двое, со мной еще Коркюшин, один новичок, остался у входа в дом. Офицеры были в разных званиях: один майор, очень подвижный, быстрый, одетый в полевую форму, револьвер на боку, быстро поднялся, тоном, не требующим возражений, заявил: "Мы командиры, назвал воинскую часть, документы у нас в порядке, товарищи пограничники вы свободны". В действиях его чувствовалось напряжение, какое-то заостренное внимание. Я четко произнес "оперативный патруль, прошу предъявить документы". Проверив документы, и вернув владельцам, произнес извинения за вторжение. Оценив обстановку, мы вышли, оставив у подъезда и у окон квартиры наряд с задачей никого не выпускать, уж очень интеллигентными и чистыми показались мне офицеры и их подруги. Доложил по команде, и уже усиленным нарядом они были задержаны. Это были агенты, они вели сбор информации, вели враждебную агитацию, распространяли провокационные слухи. Вот так впервые в жизни, в новых условиях пришлось столкнуться с вражескими лазутчиками.
При получении очередного задания младший лейтенант Макагон В. нас информировал, что в городе Ливны каждую ночь работает приёмо-передатчик. Было приказано прочесать город и найти агента, работающего в эфире. Прочесали каждый дом, сарай, надворные постройки, ничего не обнаружили.
Командир отделения, младший сержант, звали его Саша, фамилии я его не помню, как-то заметил женщину, слишком навязчиво предлагавшую себя офицерам, часто появлялась в расположении воинских частей, она показалась подозрительной. Установили за ней наблюдение, определили дом, в котором она жила, а когда заработал передатчик, мы ворвались к ней в дом. Она лежала в постели, обыск ничего не дал, мы попросили её сойти с постели. Она показала на свой вид, дескать, я женщина, и к тому раздета, не могу же в таком виде предстать перед мужчинами. При встряхивании пуховой подушки извлекли шифр и передатчик.
Каждая операция готовилась и проводилась тайно. Все время нахождения на Брянском фронте я пребывал в обстановке такого нагромождения тайн, что никакая новая тайна никого не удивляла. Всякую тайну я воспринимал как должное в цепи последующих событий. В один из дней дежурил на железнодорожной станции, там крутился пожилой человек с бородой и в темных очках, играл на гармошке, прося подаяния. Но играл он только тогда, когда проходили воинские эшелоны. Я в этом увидел что-то неладное. При задержании у него оказалась радиостанция, вмонтированная в гармонь. Нажатием клавишей он передавал позывные.
Нам было приказано разыскать вражеского лазутчика, который в нашем тылу ежедневно, в ночное время, из сигнального пистолета-ракетницы передавал сигнал немецким самолетам и артиллерии — наводил их на цель.
Мы разыскивали и задерживали дезертиров и многое, многое другое. Одним словом, с октября 1941 года по июль 1942 года, не зная ни сна, ни отдыха, днем и ночью вместе со своими товарищами-пограничниками вылавливал шпионов, диверсантов и прочее охвостье фашистов.
В конце 1941 года, когда Красная Армия испытывала острейшую потребность в командном составе, особенно среднего звена ЦК ВКП(б), СНК (Совет народных комиссаров), Верховное главнокомандование организуют трех— и шестимесячные курсы подготовки командиров взводов и рот. Получив необходимые знания, молодые командиры отправлялись в подразделения и части действующих армий.
В августе 1942 года с Брянского фронта я с товарищем по оружию, сержантом Краснослободцевым, был тоже направлен на шестимесячные курсы лейтенантов. По окончании трехмесячных курсов присваивалось звание младший лейтенант. В то время их называли "ускоренные лейтенанты". Чтобы прибыть на курсы в город Орджоникидзе, нам нужно было совершить маневр: от Брянска на перекладных в Москву, с Москвы до Астрахани — на товарных и пассажирских поездах, от Астрахани до Махачкалы — на военном корабле.
Говорят, мир тесен. Действительно так. Ожидая посадки на военный корабль в зале морского вокзала, совершенно случайно встретился с товарищем детства Колей Николаевым — Николаем Николаевичем Николаевым. Он вместе с родителями и сестрой жил в нашем доме — снимали квартиру (комнату). Мы, будучи почти одногодками, подружились. Окончив накануне войны 10 классов, он поступил в Ленинградское военно-морское училище, и вот в августе 1942 года я его встретил в звании лейтенанта, он идет тем же кораблем, что и я, с той лишь разницей, что у меня палуба, у него — каюта на двоих, он берет меня к себе в каюту. В его тесной каюте я питался из его запасов весь путь от Астрахани до Махачкала (своих запасов питания у меня конечно нет). Он молодой лейтенант с открытым симпатичным лицом, был со мной на равных, вежлив и предупредителен. Объяснялись мы с ним и его товарищем по каюте без затруднений. Все было хорошо, но, к сожалению, я трудно переносил морскую болезнь, не выходил из каюты, подкошенный ею, качка валила с ног. Уже вечером, без всякой надежды на лучший исход, "травил", выходя на переполненную людьми палубу, на которой стояла мертвая тишина.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
