Ходок 2

— Согласно Восьмому Ордонансу Ордена Пчелы, представленному Ассамблее Восхода, Заката, Полудня и Полуночи восемнадцатым Гроссмейстером Ордена Пчелы ш'Кварценом, и утвержденного Ассамблеей Восхода, Заката, Полудня и Полуночи в качестве безусловного императива, скрепленного Большими Государственными Печатями всех государств — членов Ассамблеи, а также Главной Печатью Ордена Пчелы, все дети мужского пола, достигшие к Испытаниям возраста семи лет, без различия расы, вероисповедования, имущественного и гражданского состояния родителей имеют право беспрепятственного доступа к Испытаниям, в сопровождении как обоих своих родителей, так и любого из них, а равно самостоятельно!

Денис в изумлении уставился на Шэфа и, желая загладить прошлый ляп, восторженно, но стараясь не переигрывать, произнес:

— Ты эту хрень отбарабанил как Патриарх Отче Наше! — Главный руководитель усмехнулся:

— Заставляли учить... в свое время... у кого не получалось через голову — доходило через задницу... По его задумчивому виду было непонятно, каким образом он выучил эту богатую фразу, но уточнять Денис не стал, а спросил:

— Шэф, а хозяева этих рабов и крепостных, они не мешают? По идее, могли бы и не пускать?

— Негласно, конечно препятствуют, но на рожон не лезут.

— Почему?

— Ну-у... во-первых — уртаху нужны всем — чтобы маги не хулиганили. Но это так — абстрактная польза, типа зеленых насаждений — все понимают, но когда мешает парковке, срубят к чертовой матери. А во-вторых, и это поважнее будет, как-то раз один самостийный князек запретил именным указом пускать своих поданных на кастинг. На мягкий укор Ордена положил с прибором... — Шэф замолчал, будто припоминая что-то, Денис не выдержал:

— И?!

— Что "И?!" — замок взяли штурмом, с князя содрали кожу и кинули в яму с солью... — Денис, обладавший отличным воображением, нервно поежился:

— Высокие... высокие отношения!

— А то! — ухмыльнулся Шэф, — нехрен было выеживаться!

— А наоборот — рабы и крепостные не бегут под шумок?

— Да не очень-то побегаешь, с магическим клеймом. Не вернешься к хозяину — жечь начинает... типа наших червячков из Аз-Карсала, только попроще. Ладно — я продолжаю. Вся эта толпа мальчишек, тоскливо оглядываясь, заходит в главные ворота Ордена, а родители разбредаются по постоялым дворам, трактирам, кабакам и тому подобным заведениям. Потом, каждое утро, они приходят на площадь и ждут.

— Чего ждут? — не понял Денис.

— Ждут своих... но надеются, что не появится их сын, с грустно опущенной головой. Видишь ли — Орден не резиновый, а мальчишек каждый год приводят туеву хучу...

— Ну, так отбор бы какой устроили, вступительные экзамены, типа...

— Дык, елы-палы, кормилец, как же без тебя не догадались-то?.. — Шэф ухмыльнулся обычной ехидной ухмылкой, — их и устраивают, но силами самих, так сказать, абитуриентов — их помещают в казарму и для них начинается жизнь, по сравнению с которой жизнь московских новобранцев из семей музейных работников, в роте с процветающей дагестанской дедовщиной, показалась бы отдыхом в испанском отеле пять звезд олл инклюзив.

— Их что, бьют эти, красножопые... тьфу ты — краснопоясные? — испугался Денис за малышей.

— Да ни боже ж мой, — успокоил его Шэф. — Методика гениальная по простоте и эффективности: ребятишек помещают в казарму, где спальных мест заведомо меньше, чем людей, а еду дают в маленьком котле, явно недостаточном на такую ораву, количество ложек и мисок тоже ограничено и тоже меньше, чем людей. Причем детей предупреждают, что в течении десяти дней они могут вернуться к родителям. Родители это тоже знают и ждут... и надеются, что их дитятко не покажется в воротах...

— И в конце десятидневки остается ровно то количество мальчишек, сколько коек в казарме, — произнес догадливый Денис.

— Йес, сэр — обычно даже раньше, остается ровно сто пятьдесят мальчишек — сто пятьдесят маленьких волчат, сдавших свой самый первый в жизни экзамен... я бы сказал — самый важный экзамен — экзамен на твердость характера. В Ордене эти первые десять дней называют: "Тест на яйца". Остаются только те, чей дух не был сломлен. И далеко не всегда это самые физически сильные мальчишки, хотя большинство именно такие.

— Понятно... — стереотипно отреагировал Денис, а потом внезапно добавил. — Лучше иметь твердый шанкр, чем мягкий характер!

— Молодец — службу понимаешь! — одобрил Шэф.

— Но ведь отсеиваются самые умные и утонченные, — задумчиво продолжил Денис, — они-то наверняка всю эту дедовщину не выдерживают.

— А Орден Пчелы это знаешь ли не Университеты дружбы народов имени Патриса Лумумбы, — зло усмехнулся главком, — интеллектуалов здесь готовят в других местах... наверное... я точно не знаю.

— Понятно. И чё дальше с маленькими головорезами... пардон — с волчатами?

— Дальше им дают белые пояса и желтую одежду и обучают разным занятным штукам, а через восемь лет, примерно половина из них, сдает экзамен на красный пояс.

— А другая половина?

— А ее нет, другой половины — или сами уходят — не выдерживают, или гибнут... но гибнут, в основном, на Испытании, а это дело добровольное... А так, в быту, если можно так выразиться, несчастные случаи со смертельным исходом довольно редки... хотя время от времени случаются... не без этого... ребята-то резкие... как сейчас любят выражаться — конкретные... да чего там рассказывать — сам все увидишь. — Последнее высказывание Шэфа Дениса насторожило.

— В каком смысле?

— В прямом блин, в каком еще — когда будешь с ними в спаррингах работать.

— А это обязательно? Может мне приемчики какие изучить, и хватит...

— Ага... ага — и лучше по книге? — ласково улыбнулся мудрый руководитель.

— А можно? — загорелся Денис.

— В принципе можно... — Шэф улыбнулся, — знавал я одного мальца, он каратэ изучал по книге, как сейчас помню называлась она... нет не помню... толстая такая, коричневая... с картинками...

— И?

— И... как-то гопы его тормознули на предмет закурить, или еще чего, я подробностей не знаю, а он стал на них ногами махать и кричать: "Киии-ий-яяяяя!"... — Шэф сделал длинную, хорошо рассчитанную, паузу, в конце которой Денис не выдержал:

— Ну!?

— Что "ну"? — печальным тоном продолжил дорогой руководитель, — так они его этой же книжкой и побили по голове — сотрясение получил... Так что в принципе можно — но, не в этот раз.

Денис тоскливо вздохнул, перед ним все отчетливее стали вырисовываться колоссальные размеры задницы, в которую он попал. Шеф же, увидев его вытянувшееся и слегка взбледнувшее лицо, отчего-то развеселился пуще прежнего и бодро продолжил:

— Значитца, так, Шарапов, как я тебе уже сказал, до экзамена на красный пояс доходят, минимум, человек, скажем так — сто; максимум — сто пятьдесят, если никто добровольно не ушел и не было несчастных случаев. Впереди Испытание.

— Что за испытание?

— Подробности в газетах, — отмахнулся Шэф, не давая себя сбить, и продолжил, — вот здесь начинается главный отсев, если можно так выразиться, на групповой стадии — кто-то не идет на испытание и уходит с белым поясом, кто-то идет и гибнет, а кто-то идет и проходит — таких обычно около семидесяти человек, иногда чуть меньше, иногда чуть больше, но в среднем — семьдесят. Будем считать, что из ста пятидесяти поступивших "белых поясов", через восемь лет получилось семьдесят "красных".

— Пардон! — Денис хотя и был в растрепанных чувствах, но считать не разучился, — ты хочешь сказать, что этим бугаям, — он кивнул в сторону "белопоясников", продолжавших что-то делать в столовой и тем, на кухне, по пятнадцать лет?

— Да нет, конечно. Просто, когда, курсант не выдерживает и уходит сам, или не выходит на Испытание, а в хозслужбе, на его счастье, есть вакансии — он может остаться в Ордене.

— Это большое счастье? — теперь уже усмехнулся Денис.

— Это очень большое счастье, — серьезно ответил Шэф, — любой человек страшится перемен, а особенно кардинальных перемен. Поменять работу, жену, любовницу, что там еще... страну, город — и то стресс, но все это пустяки. У человека есть два неотъемлемых, я бы сказал: встроенных в его суть, страха — это страх рождения и страх смерти. Каждый человек страшится покидать матку, в которой было так уютно и безопасно, он не знает чем кончатся родовые муки, что ждет его впереди, он боится, что впереди черная пустота небытия и точно так же человек боится смерти, боится потерять физическое тело, страшась того же небытия. — Шэф в упор взглянул на притихшего Дениса и продолжил. — Орден для этих мальчишек — матка, и они боятся его покидать. Так что, когда есть возможность в нем остаться — для них это счастье.

— Понятно... а что с теми, для кого не нашлось места?

— Для них тоже все неплохо. Хотя они остались с белым поясом, но они умеют читать, писать, считать — то есть без куска хлеба не останутся, а это по здешним меркам — не так уж мало. А самое главное — они Пчелы. На Маргеланде, видишь ли, по-настоящему свободных людей, кроме аристократов и Пчел, нет. Кстати, это очень многим, из аристократии, сильно не нравится — но Ордену на это плевать, пока...

— А почему кроме аристократов и Пчел нет по-настоящему свободных?

— Всем аристократам, при рождении, ставят неснимаемую магическую блокировку клеймения — из аристократа невозможно сделать раба... убить можно, а раба сделать — нет.

— Круто! А Пчелам тоже ставят блокировку?

— Нет.

— Так а как?..

— С Пчелами никто не связывается... один раз, давно, Император Балик III решил, что законы Ордена ему не писаны...

— Погоди, — перебил Шэфа Денис, — дай угадаю: кожа, яма, соль?

— Абсолютно точно — с тех пор никто не рискует.

— Ну хорошо, официально Пчел никто взять в рабство не может, а всякие разбойники, пираты?..

— Не связываются — у Ордена длинные руки. Рано или поздно — достанут, не его, так детей, внуков, братьев, род в конце концов... Свои же и сдадут. Неотомщенных Пчел не бывает, и все это знают. С Орденом пока никто не связывается...

— Почему "пока"? — Денис обратил внимание на оговорку мудрого руководителя, уже дважды повторенную — тенденция однако...

— Потому что ничего вечного нет.

— Тогда еще вопрос... а если одна Пчела убьет другую — тогда что? Или так не бывает?

— Сплошь и рядом.

— И?

— И ничего — это их дело, тех кто дрался.

— А друзья... типа кровная месть? — Шэф скривился:

— Бывает и такое, но неписанными законами не приветствуется: позволил себя убить — сам виноват...

— Высокие отношения...

— Ладно. Возвращаемся к нашим баранам: еще через два года интенсивного обучения, "красные" сдают экзамен на оранжевый пояс, обычно сдает меньше половины, будем считать — человек тридцать его получают. Еще два года — экзамен на желтый пояс, пропорции сохраняются, итого — пятнадцать "желтых поясов" — каждый десятый из принятых. Еще два года — восемь "зеленых", еще два — четыре "голубых"... — Денис ухмыльнулся, но Шэф посмотрел на него очень жестко, — ты зря хихикаешь, один "голубой пояс" гарантировано вырежет отделение любого земного спецназа, что нашего ГРУ, что ихних "Морских котиков"... если его не подстрелят с дистанции, конечно... Дальше, еще два года — два "синих пояса", еще два — один "фиолетовый".

— То есть, в двадцать семь лет, один из ста пятидесяти принятых на обучение мальчишек, получает фиолетовый пояс? — быстро сосчитал Денис.

— Да.

— Шэф, а куда деваются все кто отсеивается?

— Ну-у... белопоясные "везунчики" на хоздвор, остальные — в писари, мажордомы, управляющие... — это ты уже знаешь, а "цветные", кто куда — профессионалы везде нужны — на Маргеланде очень много работы для уртаху: разборки с магами, нечисть всякая беспокойная, личная гвардия разных князьков, в наемники охотно берут... Короче, без работы никто не остается. Чем круче пояс — тем больше платят — цветовая дифференциации штанов в действии!

— А почему "Пчелы"?

— Ну-у... тут неоднозначно. С одной стороны, символ Пчелы играет важную роль в местной теологии. С другой — когда послушник, уйдя из Ордена, начинает самостоятельно зарабатывать, он часть отправляет в Орден — типа пчела несет в улей нектар. С третьей — пчелы кроме меда могут больно ужалить. С четвертой... не помню. Короче, Склифасовский, много тысяч лет назад были у людей причины так назвать Орден. Ферштейн?

— Ферштейн, ферштейн... А кто следит, сколько он отправил — может жилит и недоплачивает? — вычленил главное, из объяснений мудрого наставника, Денис.

— Никто не следит, — пожал плечами Шэф, — сколько считает нужным, столько и отправляет.

— А есть которые не платят?

— Может и есть — откуда мне знать? — я плачу, Орден существует, а на остальное мне плевать — это не мое дело. Ну все — хватит трендеть и жир копить, у нас еще есть дела — пошли.

Денису очень не хотелось куда-то идти и заниматься какими-то делами, зная Шэфа — наверняка не сильно приятными, к тому же была еще парочка вопросов, на которые надо было получить ответы — ну не то, чтобы совсем уж "надо", но желательно...

— Шэф, — каким-то странным тоном, заставившем начальство насторожиться, произнес Денис, — ты ведь меня и сам не поймешь, если я не спрошу... — в ответ удивленный Шэф только пожал плечами и не без подковырки согласился:

— Ну-ну... спрашивай...

— Шэф, — повторил Денис, — ты... там — на Земле, говорил, что местный... а по всему выходит... — ты с Маргеланда... — Денис не спросил: "Зачем врал?", но это явно читалось между строк.

— Ты значит решил, что я тебя обманываю? — привычно ухмыльнулся Шэф.

— Ну-у...

— Причем так примитивно: по рабоче-крестьянски — на Земле одно пиздел, а здесь рассказываю всякие байки, не стыкующиеся с моим земным происхождением. — Шэф весело посмотрел на смутившегося Дениса. — Так?

— Ну-у-у... так! — Денис собрался с духом: если Шэф врет, ему-то чего стесняться — пусть он и стесняется.

— А скажи пожалуйста, Дэн, похож я на человека, который может врать?

— Да! — твердо ответил Денис.

— Пр-а-а-вильно... — вкрадчиво, в стиле кота Матроскина, отозвался Шэф, — а теперь скажи: похож я на человека, который может попасться на такой элементарной лаже, как забыть то, о чем рассказывал раньше?

— Нет... вроде...

— И это правильно... — уже с шипящими интонациями Каа, подзывающего бандерлогов, согласился Шэф, — но нет должной уверенности в голосе.

— А должна быть?

— А как же — ты наверняка не помнишь, но в благословенное время оно была такая душевная песня: "Вера в людей, вера в людей — главное наше оружие"... — он усмехнулся, — по степени лицемерия с ней может соперничать только современный слоган: "Что нас всех объединяет? — Доброта!"... Так вот — не веришь ты людям Дэн... — уже грустно продолжил Шэф, с выражением вселенской скорби на лице, но глядя на вконец смутившегося компаньона, не выдержал и заржал: — И правильно делаешь — верить, в крайнем случае! Где-то слышал — где не помню, но очень правильная мысль.

Денис был окончательно сбит с толку: