Одной из характерных признаков 'оттепели' был культ интеллигенции, что противопоставляла себя 'обывательщине'. Объективно процессы турбоиндустриализации СССР и культурной революции породили обширный класс работников умственного труда, приведя к культурному расслоению общества. В примерно в 60-е годы положение этой прослойки-'класса' перестало ее устраивать. Ей требовалось больше прав и свобод, а в дальнейшем и материальных благ. Интеллигенция все чаще начала высказывать и разделять либеральные идеи, пока в ней не сформировался слой диссидентов и 'отказников' — идеологических и политических врагов коммунизма и советской власти. Хотя слой этот был узок, их деятельность вызывала сочувствие значительной части интеллигенции, которая отвергала 'серость и уравниловку', с симпатией относилась к диссидентам, к их идеям, поскольку уже провела разделение общества на цвет нации — 'свободных людей' (то есть себя) и 'серое быдло' с партноменклатурой во главе. Поддержка выражалось, прежде всего, в 'кухонной гласности' и распространении самыздата. В национальных республиках подобные настроения накладывались на националистические настроения, что порождало своеобразную смесь национализма с либерализмом.

Перестройка стала желанным процессом реализации давно зревших либеральных настроений советской интеллигенции. Парадокс состоял в том, что был запущен процесс самоликвидации интеллигенции как потенциального правящего класса. Таковым она могла стать только заняв место партноменклатуры, не меняя основ строя. Но именно этого либеральная часть интеллигенции не хотела: ей нужен был капитализм со всеми благами супермаркета. Тем самым она подписала себе смертный приговор, поскольку за Перестройкой последовал крах советской экономики, в том числе промышленных и научных отраслей, культуры и образования в которых трудилась эта интеллигенция.

Идеологи Перестройки отлично понимали, что обрекают интеллигенцию на саморазрушительный натиск, в частности подобные заявления позже сделали и Горбачев и Яковлев, но их целью был демонтаж 'тоталитарной сталинской системы'. О самоубийственном движении интеллигенции заявлял и Анатолий Чубайс, но поддерживал его, считая деконструктивные тенденции уничтожения коммунизма более ценными, чем сохранение каких-то советских социальных прослоек или категорий населения. А порожденные ее распадом войны и бедствия они считали 'неизбежным и необходимым злом'. Перестроечные реформаторы оказались первыми либерал-фашистами, заложившими для своих последователей программу разрушения социалистической экономики и замены ее 'либеральной', ярый антикоммунизм и антисоветизм.

Частью интеллигенции были советские управленцы. В целом первоначальные этапы формирования класса управленцев обеспечивали ее коммунистическую убежденность за счет жесткого диктата идеологии и постоянного обновления за счет выходцев из рабочего класса и крестьянства, для которых приобщение к партхозноменклатуре становилось социальным лифтом. Примерно в те же годы произошла стратификация этого слоя. Постепенно начали возобладать клановые, семейные и корпоративные тенденции. При формальной приверженности к идеям коммунизма этот класс во многом разделял меркантильные и мелкобуржуазные настроения. Развились коррупция и прочие негативные тенденции, приведшие к стремлению молодой части управленцев стать собственниками общественного богатства. Чему способствовала элитарное мировоззрение 'избранности', особенно распространенное во вторых-третьих поколениях 'номенклатуры'. От 'избранности' до социального расизма шаг оказался не столь уж большим. Горбачевцы взяли курс 'в общеевропейский дом', интеграцию в 'свободный мир'. На смену им пришли уже откровенные либерал-фашисты.

Младореформаторы Ельцина уже не стеснялись ни в выражениях, ни в методах. Чубайс провозгласил: "Пусть вымрут 30 миллионов (россиян), зато оставшиеся будут жить хорошо". "Шоковая терапия" Гайдара реализовала принцип на практике. Пришедшие к власти либерал-фашисты не погнушались открытым насилием и пролитием крови в октябре 1993-го года, на расстрел Белого Дома под истеричные и восторженные крики 'интеллигенции' довольно быстро пошедшей по пути либерал-фашизма. Разумеется, не остановились они перед грязной игрой на выборах, с пресловутой 'коробкой из-под ксерокса'. Полному успеху либерал-фашизма в России воспрепятствовали несколько факторов. Россиянам, особенно помнившим Войну, свойственна органическая неприязнь к различным формам фашизма, в том числе и либеральному. Не сумев победить в открытой борьбе, советские люди на местах саботировали реформы, воспроизводили советские нормы и правила жизни, демонстрируя стремление к советскому варианту социальной справедливости. Чувствуя эту инерцию 'совковой массы', младореформаторы постепенно снижали темп реформ, пока те совсем не остановились.

В то же время массовый слой поддержки либерал-фашистов в правительстве не был достаточно широк и никогда не распространялся на все общество. Социальная основа тогдашнего либерал-фашима — советская интеллигенция в ходе реформ 'исчезала как класс'. Она частично люмпенизировалась, частично ушла в малый и иной бизнес, поменяв политическую активность на активность коммерческую. Значительной части пришлось испытать последствия реформ, пережить катастрофическое падение уровня жизни и попросту выживать. Разумеется, массовое превращение в неудачников не способствовало популярности идей либерального фашизма. Младореформаторы утрачивали 'поддержку масс'. Их подвела теория — все тот же либерализм. На него надеялись, как на панацею. Либерализация экономики пресловутая 'магическая рука Рынка' должна была породить коммерческую активность и подобно НЭПу сама вытянуть экономику из кризиса.

Широкие народные массы, вдохновленные примерами западных демократий, должны были самоорганизоваться в политические движения, путем свободных выборов избрать местные власти, а так же представительные и исполнительные органы более высокого уровня.

Освобожденная от цензуры творческая интеллигенция выдавать на гора шедевры, наука 'свободная от пут командно-административной системы' сделать скачек используя мощный советский задел. Армию как 'бремя экономики' следовало сократить, силовые структуры тоже

Принципиальная ошибка либералов в том, что либерализм может существовать только в искусственно поддерживаемом состоянии. Свободный рынок ведет или к хаосу и распаду, или к возникновению в условиях конкуренции более крупных субъектов, которые, в конце концов, поглотив друг друга, становятся монополиями. Монополии начинают конкурировать с монополиями иных отраслей, например, транспорт с производителями товаров, что приводит к жутким последствиям для экономики. США с подобным феноменом столкнулись столетие назад и смогли разрешить ситуацию только за счет антитрестовского законодательства, повсеместное внедрение которого приводит к периодическому дроблению государством крупных компаний, отслеживанием правил конкуренции, торговли и т.д..

В России произошли оба процесса. Хаос, вызванный разрывом экономических связей с экономиками бывших союзных республик, усугубился хаосом разрыва многих экономических связей внутри страны. В результате были утрачены целые отрасли промышленности. Многие не выдержали конкуренции с пришедшими на рынок иностранными монополиями. Работников выкинули на улицы, предприятия разграбили и продали по цене металлолома. Выжили отрасли ориентированные на экспорт или производство товаров первой необходимости. Довольно быстро в частные руки попали сырьевые предприятия, выкупленные за бесценок с помощью многочисленных афер.

Схожие процессы происходили и в политической и социальной сферах. Свобода на местах обернулась политическими махинациями, прежде всего самих либералов ставивших на местах своих либеральных комиссаров, пока митингующие массы пытались 'самоорганизоваться'. Ослабление силовых сфер образовало вакуум правопорядка. Его стихийно заполнили 'самовыдвиженцы' или попросту бандиты быстро сплотившиеся в ОПГ. Точно так же и в верхних уровнях власти начали заправлять быстро разбогатевшие магнаты.

Подобные теоретические просчеты либеральных реформаторов уже мало интересовали. Режим свободы превратился в диктат вседозволенности, разложивший самих идеалистов. Они занялись жатвой плодов своей деятельности: дележом собственности, 'назначением олигархов' из своего круга, что привело к чудовищной коррупции и закономерному итогу — появлению олигархии и захвата ею власти. Младореформаторы, вступившие во власть небогатыми идеалистами, через несколько лет превратились в состоятельных коррумпированных циников, которые спокойно могли 'уйти на покой' или на службу олигархии. Режим Ельцина мутировал из либерал-фашисткого в олигархический, который тоже в свою очередь потерпел крах.

У молодой российской буржуазии возникло понимание, что стабильно высокие прибыли можно получить только в стабильной стране, для этого необходимо обеспечить единство государства, поскольку распад приведет к повторению перестройки, конечной утрате источников прибыли, к 'потере трубы'. Сегодня усиленно муссируерся либеральный миф о 'реванше административно-командной системы', 'возвращении совка'. Дескать, либералы-идеалисты недостаточно глубоко провели реформы. Советские аппаратчики, партхозноменклатура, бывшие сотрудники КГБ ползуче вернули себе власть и теперь создают некое подобие СССР. Это только миф. 'Возвращение партаппаратчиков' было закономерно. Это был единственный слой в СССР способный хоть как-то управлять производством, экономикой, транспортом, армией.

Младореформаторы ничего подобного не умели, да и цели такой себе не ставили. Основные их усилия были направлены на то, чтобы СССР не смог возвратиться, что требовало уничтожения советских социально-экономических условий, советской экономики в частности. Порожденный этим стремлением хаос поставил Россию на грань пропасти, но он же ее и спас. По тому же закону свободного рынка, в данном случае власти, образовалась политическая монополия, названная 'партией власти', сменившей множество названий и ныне известная как ЕР — 'Единая Россия'.

Режим либерального фашизма видел главную угрозу вовсе не в бюрократии, а в левых силах и основной удар обратил против них. Как в октябре 93-го, так и в ходе акции 'Голосуй или проиграешь', нарушив принцип либерализма (свободы выборов и признания любых их результатов), но следуя принципам либерал-фашизма. Эту войну они выиграли. Да и собственно новой формации не проиграли, инкорпорировавшись во властные и бизнес структуры, став частью 'элиты'.

К началу 00-х возобладали настроения усиления государства, его роли в жизни общества. Была прекращена порожденная либерал-фашистами война в Чечне, ранее бывшая одной из угроз единству государства и, воевавшему с ультра-националистами и с исламскими радикалами. Замедлились процессы приватизации и даже явочным порядком проведена частичная национализация: 'Юкос' был передан в руки государственной компании 'Роснефть', что позволило последней получить одну пятую нефтедобычи страны. Вместе с другими госкомпаниями эта доля составила треть всей добычи.

К власти пришел новый класс госчиновников, тесно связанных с крупным бизнесом, прежде всего в энергодобывающих отраслях. В России установилась власть госмонополий как формы госкапитализма. Показательно, что назначенный 'главным энергетиком' ультра-либерал Чубайс, ранее ярый сторонник денационализации промышленности, полтора десятка лет сохранял единство госмонополии производства электроэнергии, установив монопольные цены, а из полученных сверхприбылей финансировал либеральные партии России. Катастрофа на Саяно-Шушенской ГЭС заставила его покинуть пост главного энергетика, переместившись в синекуру Роснано.

На современном этапе в Росси сложилась особая форма капитализма, когда собственники средств производства одновременно являются властью во всех ее видах. Любой крупный чиновник имеет родственников бизнесменов — кормящихся от должности 'главы семейства'. Одновременно чиновники образуют единую корпорацию, где в целом все друг про друга известно. Падение чиновника может произойти, если он нарушает корпоративную этику — 'берет не по чину'. Разумеется, у каждого чиновника есть свой начальник, чем выше уровень, тем крупнее бизнес. Госкомпании работают вовсе не на высокую эффективность ради прибыли своих акционеров, их 'акционерами' является само руководство этих компаний, чиновники и бизнесмены их круга.

Описывать детально сложившуюся систему не входит в задачи данной статьи. Тем более подвергать ее критике с либеральных позиций. Сегодня достаточно материала Навального, подразумевающего некий 'идеал' государственного устройства и обличающего тотальную коррупцию современной власти. Идеал записан в Конституции и законах, тем не менее, страна существует в реальности сложившейся формации. Это симбиоз 'восточного способа производства' в виде госкапитализма и классического капитализма эпохи империализма. Либералы стремятся к некому 'западному' идеалу государства, где формально торжествует закон, где государственные чиновники работают только за зарплату ради спокойной старости.

Оставим в стороне вопрос, что сами либералы заложи основы коррумпированной власти, сами произвели самые чудовищные аферы расхищения госсобственности в виде залоговых аукционов и прочих вариантов передачи самых доходных предприятий в частное владение по ценам в десятки раз ниже их реальной стоимости. Либералы насадили систему госрасхищения. Сами установили либерал-фашистский режим, приведший к тотальной коррупции и преступности. Но представления о причинно-следственной связи или персональной или ответственности за содеянное им не свойственно вообще. Разумеется, они все и всегда списывают на 'тоталитарное наследие'. Возьмем их 'идеал'.

Коррупция всегда, во все времена была неотъемлемой частью капитализма. Просто ранее она носила неприкрытые формы. В современных условиях Запада она отстранена от основной массы обывателей в свои ниши, равно в высшие гораздо более прибыльные сферы, где скрыта той же корпоративной этикой. Где смогла, приобрела вполне легальные благопристойные формы. Легальны лобби корпораций в парламентах и правительствах, легально финансирование кандидатов на выборах любого уровня, легален уход чиновников на консультативные должности в корпорациях и т. д..

Это только цветочки. Крахи корпораций типа 'Энрон' вскрывают чудовищный уровень коррупции в корпорациях, периодические скандалы сигнализируют о массовой коррупции в сфере государственных закупок, равно хищений в государственных структурах западных стран. Впрочем, очередная монополизация СМИ крупными корпорациями (с 2800 независимых владельцев СМИ в мире в конце 80-х до 25 в начале 10-х) установила сговор с высшей властью (прежде всего в США), что на порядки снизило 'утечки' в информационное пространство данных о коррупции.

Для публики постоянно происходят показательные наказания мелких коррупционеров 'взявших не по чину'. На Западе уже не говорят о 'независимых СМИ'. Они попросту исчезли, теперь там говорят лишь об их 'транспарентности', то есть прозрачности для своих читателей потоков информации внутри СМИ. Благие пожелания... Тот же Викиликс показал масштабы коррупции и нарушения законов властями ведущих западных стран.