На обед была в этот раз свиная рулька, с которой он еле управился. Девушки преду-смотрительно взяли одну на двоих и тихонько посмеивались, глядя как он отдувается. Хо-рошо, что он ограничился поллитром пива... Оглядывая зал, Макс вдруг наткнулся на нена-видящий взгляд позавчерашнего приказчика. "Лучшее — враг хорошего, дружок", — подумал он и спросил у Лизы:

— Паренек вас больше не беспокоит?

— Отвадил его герр Дитер, — улыбнулась она.

— А о каких подарочках шла речь?

— Пфф! — презрительно сморщилась Лиза. — Подсунул раз грошовый платок с распродажи, который пришлось взять во избежание ссоры....

В комнате у Макса Лиза с любопытством огляделась и заключила:

— Чистенько у вас, Максим. Диван удобный. И мебель из красного дерева... А это та самая проволока? И как я должна ее перевязывать?

— Вот мой эскиз. Он вам понятен?

— Мы должны сделать такую кольчатую клетку? Ходить в ней, наверно, можно, а как садить-ся?

— При усаживании кольца легко соберутся вместе и беспокойства не причинят.

— Что-то верится с трудом...

— Сделаем, накинем сверху платье, подвигаетесь в нем и поверите. Но пока надо вас обме-рить.

— Это ни к чему: свои размеры я знаю досконально.

— Тогда говорите, а я их проставлю на эскизе... Хорошо. Теперь вот еще что: сооружать пла-тье мы ведь будем здесь, больше негде? Значит, нам надо заинтересовать Олимпиаду Моде-стовну. Давайте пообещаем ей такое же платье?

— Это можно, — согласилась Лиза. — Но материя пусть будет ее.

— Тогда пойдемте говорить с ней, а потом вы снимете с нее размеры...

Итогом оживленных переговоров с хозяйкой стало ее согласие на воскресную деятельность Макса и Лизы в его комнате — под надзором Маланьи.

После ухода Лизы Городецкий малость полежал на диване, все еще переваривая плотный обед, но вскоре встал и подсел к столу: пора было составлять первую статью о ци-вилизации будущего. "Начну с железных дорог и конки", — решил он и взял из пачки бумаги первый лист, а также карандаш "Кохинур" и ластик (все купил еще позавчера, когда принял-ся за кроссворд). Были у него и гусиные перья с чернилами, но писать ими чисто он при пер-вой пробе не научился.

Общую часть о перспективах железнодорожных перевозок в мире и России Макс накатал за час. Но вот перешел на прокладку конок в Москве и призадумался: ее холмистый рельеф для них не очень-то подходит. Где же тогда их прокладывать? А, пожалуй, вдоль Москвы-реки получится, по бережку: ровненько и уклон совсем небольшой. Но там фактиче-ски нет оживленного движения... Хм, нет так будет: если проложить конку от устья Яузы по Москворецкой, Кремлевской и Пречистенской набережным. Там мигом и магазины возникнут и увеселительные заведения! А на краю пустующих Лужников можно многолюдную ярмарку устроить и уж тогда конка эта будет через каждые пять минут вагоны подвозить! Решено, так и опишу и красок не пожалею...

Вечером он как штык был на традиционной "спевке" у Надеждина и получил неожиданный втык:

— Где вы прочли про этот "стриптиз"? — сверкнул глазами Белинский. — Ни в Лондоне, ни в Париже нет такого развратного публичного танца!

— Публичного нет, а нелегальный есть, — парировал Макс. — В борделях Парижа девицы его танцуют: под музыку и у шеста. Очень будоражит, знаете ли!

— Вы что же там бывали?

— Бывал, — бодро соврал Городецкий. — С одним татарским мурзой, из Нижнего Новгорода.

— Где же подобный бордель находится? — спросил Надеждин.

— Прямо в Пале-Рояле, при ресторане "Провансальские братья", — сказал попаданец, интере-совавшийся проституцией Парижа в 19 веке, когда писал своего "Петербургского пленника".

— Все равно, придется этот вопрос из крестословицы убрать, — скривился Надеждин. — Ценсор может придраться.

— Мамма мия! — воскликнул Городецкий. — Это же мне полтаблицы переделывать!

— Мы пошли вам навстречу, — улыбнулся Надеждин. — У нас в штате нашелся тот самый пе-дант, которому в сласть подобное занятие. Думаю, он справится. Вы же первое время будете ему помогать.

— Это ж другое дело! — расцвел Макс. — Я сосредоточусь на своих рассказах о будущих чуде-сах и возможных московских прожектах. Вот, кстати, принес первый рассказ, о железных до-рогах.

— Дайте сюда, почитаем. А почему написано карандашом? К тому же безграмотно, без ятей и еров?

— Уверяю вас, в будущем от этих архаизмов люди откажутся. Вам же все понятно в моем тек-сте?

— Понятно, но непривычно. Так почему карандашом?

— Мой почерк гусиным пером ужаснее карандашного, — совсем повесил голову Городецкий. — Потому я и привык писать карандашом.

— Все у вас не слава богу, — пробурчал Белинский.

— На самом деле ничего ужасного, — сказал вдруг Надеждин. — Зато идеи ваши очень интерес-ны. Надо же, создать связку "конка-ярмарка"! Одно будет тянуть за собой другое, а в итоге все будут в выигрыше: купцы, промышленники и обыватели. Хоть к генерал-губернатору с такой идеей идти!

— Вот и сходите, — сказал Макс. — Соберите группу профессоров МГУ соответствующих фа-культетов, изложите проект более основательно, с цифрами расходов и возможных доходов, и добейтесь личной встречи у Голицына.

— А что? — задумался Надеждин. — Дмитрий Владимирович основной целью жизни своей при-нял обустройство Москвы после пожара и сделал уже очень много. Данный прожект может принести в казну много денег, да и удобств у горожан прибавится. Тем более что конки мож-но проложить и по главным улицам, пристегивая, где надо дополнительных лошадей. Я зав-тра же поговорю с профессорами физико-математического факультета Перевощиковым, Ло-вецким и Павловым: они у нас известные универсалы и неоднократно консультировали чи-новников генерал-губернатора по использованию земель столицы. Что-то они мне скажут?

— Только мое имя лучше не упоминать, — спохватился Макс. — Сошлитесь на опыт Англии.

Глава десятая. Первый блин: красивый, но несъедобный

К воскресенью Городецкий приготовился: купил в достатке проволоки, а также портновский женский торс из папье-маше. Олимпиада Модестовна как правоверная христи-анка и общительная женщина отправилась в это утро на обедню, а Маланью оставила на хо-зяйстве, да для пригляда за "голубями". Лиза большой религиозностью не отличалась и, за-глянув все же в церковь для приличия, явилась к 8 утра с корзиной, в которой была ткань для платья, а также ленты, тесемочки, завязочки и принадлежности для шитья.

— Начнем день с кофе, — безапелляционно заявил Максим. — Ты не против, Маланья?

— Знамо с кофею, батюшка, — ухмыльнулась баба, с которой у Городецкого уже сложились свойские отношения. — Сам варить будешь-то?

— Сам, сам.

Он достал стеклянную банку со спиртом, поболтал ее, покрутил фитиль, поджег его огнивом, поставил на банку железную решеточку и сверху джезву из бронзы с водой. Тотчас бросил зерна кофе в ручную мельницу, смолол их и засыпал в готовую закипеть воду. Довел до кипения пару раз и вуаля — кофе (ароматнейший, с большой пенкой!) готов. Усадив Лизу в излюбленное кресло Олимпиады Модестовны, налил ей в чашечку тончайшего фарфора чуд-ную жидкость и спросил:

— Ликер, ма шери?

— Нет, нет, — затрясла головой девушка. — Просто с сахаром.

— Я хотел вдогон сливки с круассаном предложить... — замурлыкал бес.

— Н-ну, тогда да, — зарумянилась Лиза.

Оказавшись в его комнате, она всплеснула руками:

— Вы манекен даже купили? Очень хорошо: с ним у нас дело живо пойдет!

И оно пошло: Макс выгибал заранее рассчитанные и нарезанные проволочные полуовалы, а Лиза вязала на них широкие ленты по эскизу. И через час ажурный изящный кринолин уже висел на манекене, легко покачиваясь.

— Боже, какая красота! — восхитилась Лиза. — Как точно вы все вымеряли и сделали! Я уже вижу, как чудесно будет сидеть на нем платье! Вы кудесник, Максим!

— Тьфу, тьфу, тьфу! — произнес Макс, вычурно "плюя" через левое плечо. — Вот когда я это платье на вас увижу, тогда и будем либо радоваться, либо плакать. Вы не забыли, что снача-ла на каркас надо смастерить нижнюю рубашку?

— Все я помню, не волнуйтесь. Сейчас буду его обшивать....

Часа через три в квартиру вошла довольно тяжеловесная хозяйка и сразу стукнула в дверь к постояльцу:

— Могу я к вам войти, Максим Федорович?

— Милости просим, Олимпиада Модестовна, — отозвался Городецкий.

— Здравствуй, Лиза. Ой! До чего же обширно это платье! — поразилась дама. — Но и красиво, что там говорить! Напоминает наряды времен Екатерины. Но почему оно совершенно бес-цветное?

— Это нижняя рубашка, Олимпиада Модестовна, — опять зарумянилась Лиза. — Драпировать тканью я буду после.

— Ладно, я тогда пойду посмотрю, что там готовит Маланья нам на обед. А Максим Федоро-вич тебе нужен?

— Я постоянно помогаю, — поспешил всунуться Макс. — Платье действительно обширное, а Елизавете Кузьминишне то булавка нужна, то ножницы. Она все колени наверно уже изодра-ла....

— Ну, помогай, помощник...

И гранддама пошла на свою половину.

— Вы же просто глядите на меня, Максим, — с легкой укоризной сказала Лиза.

— Не только. Еще говорю ободряющие слова. А хотите, я буду рассказывать вам сказки или басни?

— И тем сбивать меня с мысли? Впрочем, расскажите сказку, только новую.

— Про конька-горбунка слышали?

— Нет. А кто автор?

— Ершов. В прошлом году напечатан, в "Библиотеке для чтения".

— Нет. Я только Пушкина читала. "Руслана и Людмилу". Очень красивая поэма...

— Тогда я вам почитаю (вчера купил на книжном развале), а вы продолжайте творить, слушая одним ухом.

Тут Городецкий вспомнил аудиозапись сказки в исполнении Табакова и стал читать, подра-жая его интонациям:

— За горами, за лесами, за широкими морями

Не на небе, на земле жил старик в одном селе...

Когда Олимпиада Модестовна пришла звать работников на обед, она услышала под дверью финальную часть сказки:

— Царь царицу тут берет, в церковь божию ведет и с невестой молодою он обходит вкруг налою....

Тут она не выдержала, вошла в комнату и сказала:

— Так и знала, что вы, Максим Федорович, будете речами обольщать мою портниху! Сейчас идем все обедать, а потом извольте сидеть рядом со мной и спрягать французские глаголы!

Часам к шести Лиза наконец позвала Макса и барыню в комнату и продемонстриро-вала на себе произведение швейного искусства.

— Боженька ты мой, — говорила Олимпиада Модестовна в восхищении. — Оно же при каждом движении колышется и так завлекательно! Скажите Максим, вы же мужчина!

— Очень сексапильно, очень, — подтвердил Макс.

— Что, что? — встала в недоумении барыня. — Как вы сказали?

— Это американское слово, означающее, что такую девушку хочется сразу схватить в объятья и тащить на сеновал.

— Вы наглец и грубиян! Единственное, что вас извиняет — выражение неподдельного восхи-щения в глазах! Извинитесь перед Лизой немедленно!

— Виноват, — сказал Городецкий, вытянувшись и попытавшись щелкнуть пятками домашних туфель. — Буду исправляться, Елизавета Кузьминишна. Но теперь попытайтесь сесть....

Лиза села на диван, но как-то боком и скукоженно.

— По-другому никак? — спросил Городецкий.

— Не получается, — кивнула портниха.

— Значит, надо вырезать снизу часть колец, — сказал задумчиво попаданец и добавил: — Как же они-то там управлялись?

— Кто и где? — резковато спросила дама.

— Женщины в Америке, — ответствовал он.

Глава одиннадцатая. Урок Маланьи

В середине июня Макс проснулся в своей уютной кровати, потянулся до хруста в суставах и решил полежать еще, перебирая в голове события прошедшего месяца. В целом он был ими доволен: по всем избранным направлениям достигнуты успехи и немалые. В "Молве" он стал фактически ведущим журналистом, обеспечивая ее растущий тираж. Ини-циатива профессоров МГУ по перевозке горожан в вагонах по железным колеям на конной тяге получила полное одобрение генерал-губернатора. Новые платья произвели фурор на московских бульварах и улицах и заказы на них посыпались сотнями. Макс уговорил Олим-пиаду Модестовну Гречанинову (такова была ее фамилия) создать свое ателье (дворяне име-ли право это сделать, не вступая в гильдию и не платя значительный налог), а также нашел пару жестянщиков для изготовления каркасов — основными же швеями и совладельцами ста-ли Лиза и Катя. Он нашел через собратьев-журналистов толкового поверенного, который взялся оформить патент на новый фасон платья (теперь уже на имя Городецкого) и пообе-щал, что в течение года он будет получен. Пока же Макс имел по устному соглашению с женщинами 5% дохода с каждого проданного платья — до 5 рублей ассигнациями. В конце месяца таких платьев оказалось 40, и он ощутил себя богачом.

Тут он усмехнулся и поморщился. Большая часть успехов его была виртуальной. У прекраснодушного губернатора Голицына не оказалось в бюджете лишних денег (кто бы со-мневался!) и потому прокладка конки повисла в воздухе. Отчисления за платья Макс тоже пока не получал: Олимпиада Модестовна уговорила его повременить, так как она понесла значительные расходы при организации ателье. Единственное дополнительное поступление денег произошло от Надеждина, который выплатил ему премию за увеличение тиража "Мол-вы" (в 2 раза!) в размере месячного оклада.

И тут Городецкий совсем помрачнел. В жизни Николая Ивановича (единственного дружелюбно настроенного к нему мужчины) только что произошла катастрофа: он имел не-осторожность влюбиться в дворянскую дочь, Елизавету Сухово-Кобылину, и попросить ее руки. Его (поповича по рождению) унизили со всей возможной спесью и отказали от дома. Потеряв голову, он подговорил ее бежать с ним за границу. Лиза согласилась, но опоздала к намеченному сроку. Побег не удался, а о подготовке к нему узнали. Теперь Надеждин дол-жен был срочно эмигрировать, иначе его могли закатать в тюрьму. Газета же и журнал оста-вались на Белинском, с которым Городецкий находился фактически в состоянии вооружен-ного нейтралитета....

Встав, наконец, с постели, Макс провел гигиенические процедуры и, запахнувшись в халат, пошел на кухню, где орудовала Маланья.

— Что, Олимпия учесала в свое ателье? — спросил он об очевидном.

— Туда, болезная, — проворчала домработница, сверкнув глазами на квартиранта. — Черт тя к нам принес, окаянного! Жили мы, не тужили в тепле и сладости, а теперь што? Вертитца Ли-па подобно егозам своим, Лизке да Катьке! Денег лишних тщитца заработать! Тока вместо прибытков пока одни убытки!

— В этой фразе ключевое слово "пока", Маланьюшка, — сказал с назидательной ноткой Макс. — Поверь, через месяц ты по-другому заговоришь. Сама будешь ходить как барыня. Глядишь и замуж вдруг выскочишь!

— Што в том замужестве хорошево-та? Суета одна да криводушие. Уж я-то знаю, нагляделась на Липу с ее Лексеем Иванычем...

— Давай подробности, — хохотнул Макс, занимаясь приготовлением кофе.

— Подробности те? На милай, учись. Бывало, токо Лексей-то за порог ступит, а к Липке го-голь катит, усами шевелит. Ухватит ее за бока да в спаленку. То-то визгу оттуда, стонов да стуков! Потом на кухне сидят красные да кофием отпаиваютца....