Попаданецъ

А дорогу мы всё же проморгали. В наползающей серости рассвета внезапно повеяло сырой прохладой, и через пару сотен метров мы упёрлись в густые заросли прибрежного ивняка, за которым посверкивала широкая гладь реки. Значит, мы умудрились выйти аж к Оке. Дорога, если я правильно ориентируюсь в современной местности, осталась в паре километров за спиной. Что ж, так даже лучше. Я дождался Мишку, который шагал уже метрах в двадцати, постепенно отставая.

— Ладно уже, хватит дуться, — сказал я ему. Самого меня переполняла радость от того, что мы сумели всё же вырваться от шайки Юраса и дошли до верного ориентира.

— А я и не дуюсь вовсе. Это ты сам первый начал.

— Ну, извини. Мир?

— Мир. — Мишка несильно ткнул меня кулаком в плечо. — А ты молодец. И чего только я сам боялся?

— Ладно, проехали! — я позволил себе на радостях употребить фразеологизм моего времени. — Пойдём уже. Если я не ошибаюсь, нам ещё пару часов топать.

Всё же "топать", это было громко сказано. Приходилось постоянно петлять, огибая то чересчур разросшийся ивняк, то болотистые прибрежные камышовые заросли. После предрассветной тишины лес оживал птичьей перекличкой, кваканьем лягушек, звонкими шлепками капель по листьям и земле.

Неожиданно Мишка схватил меня за одежду.

— Стой! — одними губами, почти беззвучно прошептал он. Ткнул вперёд пальцем: — смотри!

Я уставился в указанном направлении, до боли напрягая глаза. Всё тот же пейзаж: лес, берег, река. Но Мишкин палец упорно указывал на заросли колючего ежевичника. Через несколько секунд мне пришлось сдаться:

— Ничего не вижу, — признался я, на всякий случай так же тихо.

— Ниже смотри. У самой земли.

И действительно — внизу, в просветах сочной тёмной зелени проглянули клоки тёмной шерсти. Листья ежевичника чуть заметно ритмично шевелились, выдавая дыхание крупного зверя, величиной с большую собаку. Приглядевшись, я различил ушки топориком, серую, с опалиной морду и оскал белых зубов.

— Это собака! Значит, люди рядом. Мишка, мы почти вышли! — чуть не закричал я от радостного возбуждения. Последнее слово вышло исковерканным, так как малец ладонью зажал мне рот.

— Ту что, совсем дурак? — яростно прошипел он мне в ухо. — Какая собака?! Это же волк!

— Волк? — я тут же понизил громкость на стопятьсот децибел и отступил назад.

— Нет — королевская ливретка! — Мишка отступил вслед за мной. — Отходим по-чуть.

Мы, крадучись, начали постепенно отодвигаться от опасных кустов. Но стоило нам отойти шагов на пять, как зелень взметнулась, и из-под шипастых веток выскочил матёрый зверина, скаля страшную морду.

— Может не тронет? — тихо спросил я. Голос предательски дрожал. — Не зима же. Уже, поди, отъелся.

— Подранок — не видишь, что ли? Он сейчас на всех зол. Мстить будет! — в Мишкином голосе тоже сквозили нотки страха.

И, правда — волк явно припал на правую переднюю лапу. Я осторожно огляделся. Буквально в пятнадцати метрах росло подходящее дерево. Толкнув мальца в бок, я указал ему на путь отступления. Мишка едва заметно кивнул.

— На счёт "три". Раз, два, три! — мы сорвались с места и припустились к спасительной ольхе.

Всё же спортивная подготовка у меня лучше. А может, страх придал мне недостающее ускорение. Опомнился я, уже взлетев на дерево, метров на пять вверх. Посмотрев вниз, я увидел, как Мишка, уцепившись за нижнюю ветку, бессильно скользит ногами по скользкому стволу. А буквально на расстоянии двух прыжков находился волк, из пасти которого капала слюна и вырывался хриплый рык. Стоп-кадр!

Всё же в последний момент пацан нашёл опору и оседлал ветку, шумно переводя дух. "Пронесло", — подумал я, и тут случилось неожиданное — рыхлая ольховая древесина не выдержала, и сук с оглушающим треском обломился. Мишка полетел вниз. Нагнувшись вслед, я смотрел, как беспомощное тело всей спиной шлёпнулось о землю, головой приложившись о ствол дерева. Зверь от неожиданности запнулся на миг, а затем совершил последний смертельный прыжок.

Я уже не раздумывал. Все мысли просто отключились, как по команде "Escape". Наверно я на один миг превратился в берсеркера. Совершив три прыжка: вниз-вниз-вниз, я осознал себя стоящим на земле на трёх конечностях. В четвёртой — в правой руке — я сжимал Мишкин подарок — кованый гвоздь, насаженный на рукоятку. Из горла вырывался хриплый рык. Волк, уже подмявший мальчишку под себя, на мгновенье отпрянул. Потом, оценив нового врага, решил, что я представляю наибольшую опасность. Чуть присев на задние лапы, он бросился на меня. Я прыгнул навстречу.

Мы сшиблись буквально в воздухе. Моя рука действовала сама, опустившись на звериную морду. С противным хрустом заточка вонзилась в серую морду. Мне повезло — с первого удара я попал в глаз волку. Но столкновение всё же было сильным. Волчьей тушей меня отбросило назад. Я опрокинулся на спину. Зверь, взбрыкнув задними лапами, навалился на меня. Чудом удержав в руке рукоять моего оружия, я вырвал его из раны, и начал ожесточённо молотить остриём по агонизирующей туше — куда только рука дотягивалась. Удушающий смрад псины ударил в нос, грозя вызвать рвотные спазмы. Удар, удар... удар! На, получи, зараза! За моё попаданство, за убитых возниц, за плен у бандитов — за всё!!!

Мне кажется, что первого удара было бы достаточно, но я продолжал уничтожать врага, опомнившись только тогда, когда понял, что жёсткая шерсть дохлого волка набилась мне в рот, а я, в ярости сжав зубы, буквально выстриг зубами порядочный клок вонючей шерсти. С трудом столкнув с себя окровавленную тушу, я поднялся. Вначале на четвереньки, а затем и на ноги. Мишка уже сидел, прислонившись спиной к злополучной ольхе и уставившись на меня глазами "по семь копеек".

— Хана котёнку, не будет больше гадить! — в последний момент я сумел удержаться от матерного варианта крылатой фразы.

— Стёпка... спасибо! — Мишка неожиданно легко вскочил на ноги и протянул мне руку, помогая подняться.

— Да ладно. Я, честно говоря, и сам не знаю, как у меня получилось. Пойдём, что ли?

— Пойдём.

Мы, не сговариваясь, направились к берегу Оки. Благо, что в этом месте подход к воде был достаточно свободным. И правда — у самой воды открылся небольшой песчаный пляжик, по обрезу реки переходящий в мелкую известковую гальку.

Я, не останавливаясь, бросил котомку на песок, подошёл к самой воде, вошёл по колено, и, раскинув руки, плюхнулся в ледяную утреннюю реку, подёрнутую лёгкой зыбью тумана, остужая лихорадку первой в жизни смертельной схватки. Холод быстро привёл меня в чувство. Я встал на мелководье, стянул с себя всю одежду, и, набрав полные пригоршни песка, начал яростно оттираться, переключаясь с тела на одежду и обратно. Мишка, косясь на меня — и чего он там раньше не видел? — в это время шустро натаскал сухих сосновых веток и занялся разведением огня.

Из реки я вылез не скоро. Только тогда, когда увидел, что кожа на теле приобрела явно нездоровый синюшный оттенок. И, выбравшись на песок, почувствовал, как мышцы сковало предсудорожным холодом. Благо, что малец уже развёл весело потрескивавший смолюшками костерок. Я, совершенно не стыдясь наготы, дочапал до костра и принялся выжимать свои шмотки.

— А ты? — спросил я пацана. — Не хочешь искупаться?

— Не... холодно. Я потом, — отмазался Мишка, тем не менее, подойдя к воде, начал осторожно смывать грязь с лица и рук. Потом попытался мокрыми ладонями очистить одежду, но, по-моему, вышло только ещё хуже.

Я же, стараясь держаться как можно ближе к костру, напялил на себя влажную одежду, и принялся медленно поворачиваться, стараясь равномерно высушить грубую ткань. Не смотря на близость огня, зубы мои выбивали частую дробь от холода. Пока я сох, а Мишка усиленно делал вид, что приводит себя в порядок, мы, между делом прикончили оставшиеся сухари и воду из фляги. Теперь придётся задуматься о добычи пропитания. Да и такого скудного рациона моему организму явно было недостаточно. Я едва-едва утолил голод.

Похоже, что на сегодня наши злоключения были закончены. Основательно обсушившись и согревшись у костра, мы двинулись дальше. И, буквально через четверть часа, из-за излучины реки выплыли предместья моего родного, в далёком будущем, города.

Глава 3.

Всё — бояться уже нечего. Мы подошли к городу, когда красно-оранжевое солнце полностью выползло над рекой, окрашивая воду в кровавые оттенки.

— Миш, подожди, пожалуйста. Просьба у меня есть. — малец немедленно остановился. И вообще, после того случая на берегу, он стал каким-то другим. Более серьёзным, что ли.

— Чего?

— Слушай, мне надо тут по одному адресу сходить. Ты в Калуге бывал раньше?

— Бывал. — многословный ранее малец продолжал отделываться короткими ответами.

— Вот, смотри, — я вытащил изрядно уже потрёпанное письмо настоятеля и протянул ему. — Какой-то Щербачёв. Знаешь где искать такого?

— Щербачёв?! — Мишка присвистнул. — Ну, ты даёшь! Это же воевода Калужский!

— Воевода? — переспросил я, на миг удивившись осведомлённости провинциального мальчишки и связям Тихоновского старца.

— Ага, он. Самый главный в городе. Выше него только в Маськве сидят.

— Понятно. И ещё, Миш... я раньше никогда в Калугу не выбирался. Не научишь, как с таким важным дядькой вести себя?

— Ну ты и лапоть! — малец развеселился. — А ещё к Ломоносову собрался!

— И собрался! — я с трудом подавил вновь подступившую обиду, хотя, собственно, обижаться было не на что. — Я же не виноват, что с воеводами раньше никогда не встречался.

— Ладно-ладно, — Мишка явно не был настроен на конфронтацию. — Только скажи сперва — ты вольный, или раб чей?

— Вольный, естественно, — меня аж передёрнуло от перспективы называться чьим-то рабом.

— Дикий ты, вольный, если таких вещей не знаешь! — в последний раз подразнился Мишка. — Ладно, слушай!

Дальнейшие полчаса превратились для меня в урок этики восемнадцатого века. Собственно, ничего сложного в этом не было. Самое главное было не запутаться — кому в пояс кланяться, а кому земные поклоны бить...

Урок окончился. Я, раскладывая по полочкам новые знания, не спеша поднимался по крутой Смоленской горке, что вздымалась от Оки вверх, к историческому центру города. Мишка, бросив на ходу: "Я щя!", скрылся в какой-то подворотне. Впрочем, догнал он меня быстро — через пару кварталов прилепившихся к склону городских изб. Догнал, и протянул огромный горячий расстегай, умопомрачительно дохнувший на меня запахом горячего теста и мяса с луком. Я впился зубами в огненную вкуснятину.

* * *

Усадьбы воеводы, окружённой невысоким каменным забором, мы достигли уже ближе к полудню. Ворота были открыты, и во внутрь мы проникли без проблем. За воротами обнаружился садик, наподобие таких, какие я видел только в Павловске, в Петербурге. Только это была миниатюрная их копия. А вот в дом нас не впустили. Важный дядька, от которого пахло горячим хлебом и свежим перегаром, выйдя к нам на стук в резную дверь, сначала хотел, было, прогнать нас прочь, но, протянутое мной запечатанное письмо произвело магическое действо. Разглядев подпись и печать на скатанном в трубочку листе, он слегка поморщился, но, всё же распахнул перед нами двери:

— Подождать придётся, — бесцветным голосом произнёс он. — Пётра Максимыч откушать изволят!

Уже вступив в прохладу обширной прихожей, я вдруг понял, что остался один. Обернувшись, я увидел, что Мишка совершенно не собирается идти вслед за мной. В ответ на мой вопросительный взгляд, он сказал:

— Иди уж! А я тут подожду...

Через полчаса я стоял по стойке смирно в роскошном, даже по моим понятиям, кабинете и ожидал, пока городской воевода ознакомится с содержанием письма настоятеля монастыря...

— Читал что написано? — Пётр Максимович, наконец, оторвался от документа.

— Нет. Я письмо уже с печатью получил.

— В общем, пишется здесь, что из тебя может выйти замечательный учёный... хотя нет — на, читай сам. — Воевода протянул мне листок.

Я взял бумагу, краем глаза отметив, что градоправитель внимательно наблюдает за мной. Это что — тест такой на моё знание грамматики? Я уставился в текст. Естественно, с ятями, фитами и прочими прелестями старого письма. Впрочем, общий смысл улавливался легко. Настоятель писал, что нашёл меня совершенно случайно, описывал как перспективного к наукам молодого человека, особо — к точным наукам и просил содействия в отправке в Петербург. Отдельно отмечалось, что я выходец из рода вольнопоселенцев, поселившихся в давние времена на монастырских землях. Люди странные, но прилежные, вроде как выходцы из северных пределов. За неимением надобности, ранее никаких документов не выправлял...

Ай, да старец! Низкий поклон ему от меня. Обязательно свечку поставлю за его здравие, хоть и не знаю, нужно ли ему это.

— Ну, что скажешь? — воевода заметил, что я закончил чтение и погрузился в размышление.

— Что тут говорить? Всё верно написано. Могу только добавить, что не силён оказался в языках иноземных, а точные науки было дело, постиг, на сколько смог, — сразу уточнил я во избежание ещё одной проверки. За остальные предметы не опасался.

— Постиг, говоришь? А давай-ка проверим! — подтвердил мои подозрения Щербачёв и дальше начался экзамен.

Не меньше четверти часа гонял он меня по всем темам, какие он сам только смог вспомнить. Подавляющее большинство вопросов не составило для меня проблемы. А если что и не знал, то в том честно и признавался. Наконец воевода выдохся.

— Всё, убедил, молодец! — почти по-военному отчеканил он, переводя дух. И тут же огорошил меня неожиданным предложением: — Не хочешь здесь остаться? На службе. Карьерно помогу, не обижу. Да и от родных мест недалеко.

Пока я размышлял, как бы поделикатнее отказать градоначальнику, он видимо прочёл на моём лице всё, что я думаю по этому поводу.

— Всё ясно — не хочешь. Эх, молодость! Всё бы вам в небеса рваться... а земля-то она вот, под ногами... Обещай, что хоть потом подумаешь над моим предложением. Такие самородки нам ох как нужны. Эх, при Петре-батюшке тебе бы быстро ход дали. А нонче времена неспокойные. Ладно. Справим тебе и документ, и подорожную. До Москвы отправим. А дальше уж сам. С деньгами, я понимаю, тоже проблема?

— Ну, почему же? — я гордо продемонстрировал кошель, который презентовал мне настоятель.

— Ну-ка! — градоначальник требовательно протянул руку. Я положил всё своё богачество на его ладонь. Он высыпал содержимое кошеля на стол. Образовалась небольшая горка медных монеток. — Не густо! — Пётр Максимович усмехнулся в пышные усы. — И на сколько этого тебе хватит?

— Не знаю, — пожал я плечами. А что я ему скажу? Что не бум-бум в современных ценах? — Мы как-то всё больше без денег обходились.

— Понятное дело — дярёвня лапотна! — подразнил он меня, впрочем, беззлобно. — Хорошо, денежное довольствие из казны выделю. Надеюсь на твоё благоразумие — не пропей, смотри. Много не дам, но в обрез хватит.

Я осмелел. Судя по всему, судьба, после испытания разбойниками соизволила меня побаловать. Поэтому решился на несколько рискованный вопрос: