Тетрадь 79

— Нет. Женя, я вспомнил. Она, мисс Дженнифер Джонс, — он заговорил по-английски, — она была в том же имении, учила хозяйских детей.

— Ну и что? — Женя погладила его по плечу, спине. — Что в этом такого, Эркин?

— Если она узнает меня... — Эркин не договорил.

— Ну и что? — по-прежнему не понимала Женя. — Ты был там скотником, да?

— Да, — кивнул Эркин. — Что я... спальник, знает ли она это... Не знаю.

— Даже если и знает... Ну, успокойся, Эркин, ничего страшного в этом нет. Или, — вдруг догадалась она. — Эркин, она... обижала тебя?

— Нет, — Эркин невольно улыбнулся. Женя не увидела, а почувствовала его улыбку. — Нет, Женя, у меня нет обиды на неё.

Ну, вот видишь, всё в порядке.

Женя поцеловала его в щёку.

— Ты докури и ложись. А то поздно уже.

— Да, — он снова заговорил по-русски. — Ты ложись, Женя, я сейчас.

Она ещё раз поцеловала его и ушла. Света они не зажигали, и, глядя в окно, Эркин видел не себя, а ночную заснеженную улицу. "Ничего страшного". Если б только он мог объяснить... она скажет правду, а правда однозначна: попытка изнасилования. Даже если забыть, что он спальник, что цветной, индеец, раб... да, здесь это неважно, но остаются один на один: сильный мужчина и слабая девушка. Он — нормальный здоровый мужчина, и ему не доказать, что тогда он был... перегоревшим спальником, неспособным на изнасилование... просто потому, что не способен. А изнасилование — всюду преступление. И попытка тоже. Об этом много толковали в лагерной курилке у пожарки. Что же ему делать? И один ответ. Ничего. До сих пор она его не узнала. Может, и потом не узнает. Значит, надо оставить всё как есть. И жить дальше так, будто ничего не было. И может... может, и обойдётся. Всё-таки была ночь, темно, и он тогдашний... Вряд ли она его разглядела, а до этого он видел её только издали, а она рабов не рассматривала. Может, и обойдётся.

Эркин подошёл к мойке, повернул слегка кран и погасил под струйкой воды окурок, выкинул его в ведро и пошёл в спальню. Нет, Жене знать об этом незачем. Сделать вид, что ничего не было, и жить дальше. Может, и обойдётся.

* * *

Добираться домой на своей машине Стэну было нелегко. Он никак не мог привыкнуть к ручному управлению. Но упрямо отказывался от чьей-либо помощи. Для него и так сделали всё возможное. И невозможное тоже.

С третьей попытки он завёл машину в гараж, и фотоэлемент опустил дверь. Ну, вот он и дома. Пересесть из машины в коляску уже легче. Он забрал с заднего сиденья пакет с продуктами и через внутреннюю дверь проехал в кухню.

Дом был тих, тёмен и пуст. Маленький одноэтажный дом — ведь лестница была бы слишком трудным препятствием для хозяина. Но эти пустота и тишина не задевали Стэна. Да, он остался один, но у него есть работа, товарищи, он никому не обуза и не помеха.

Стэн разложил покупки, включил плиту и поставил греться кофейник, сунул в духовку пакет из фольги с замороженным стейком — прямо удивительно, какая удобная штука! Ну вот. А пока будет вариться и запекаться, можно пропустить стаканчик. И поставить пластинку, пусть побренчит что-нибудь весёлое, но не танцевальное. Он въехал в гостиную, мимоходом шлёпнув ладонью по выключателю, и замер.

В углу дивана перед камином неподвижно сидел человек. А коляска продолжала катиться по инерции к бару.

В следующее мгновение Стэн ударом по колесу затормозил её, едва не опрокинув, и выхватил пистолет.

Пришелец медленным плавным движением поднял руки ладонями вперёд.

— Я голый.

— Ковбой?! — изумлённо спросил Стэн.

Тем же плавным движением Фредди сдвинул шляпу на затылок, открывая лицо. Стэн опустил, но не убрал пистолет.

— Что тебе нужно?

— Поговорить.

Лёгким наклоном головы Фредди указал на маленький столик перед диваном. На столе бутылка коньяка и две рюмки. Стэн невольно усмехнулся: судя по марке, разговор серьёзный. Что ж, если Ковбой сразу не выстрелил... но всё равно.

— Я полицейский. Нам не о чём разговаривать.

Фредди раздвинул губы в улыбке.

— Твоего напарника, Гаррета, кончил Найф. Так?

— Да, — настороженно кивнул Стэн.

Неужели Ковбой всё-таки причастен и знает того парня? И что? Пришёл откупать? Робинс опять прав?!

— Да, — повторил Стэн. — И что тебе до этого?

Фредди кивнул. Медленно потянулся к бутылке — Стэн машинально отметил тонкие кожаные перчатки на его руках — и налил коньяк. Себе на дно, отпил, налил во вторую рюмку и снова себе. Стэн улыбнулся уже открыто.

— Мог и не стараться. Я же знаю, что ты кольту не изменяешь.

Улыбнулся и Фредди, ожидая, когда Стэн возьмёт рюмку.

— За что пьёшь? — пистолет по-прежнему лежал на коленях Стэна.

— За кого, — поправил его Фредди. — За парня, который выпустил кишки Найфу.

— За него выпью, — Стэн убрал пистолет и взял рюмку.

Они одновременно коснулись губами тёмно-жёлтой пахучей жидкости, глотнули.

— Чего ты хочешь, Ковбой? Закрытия дела?

Фредди качнул головой.

— Я не хочу невозможного.

— Верю, — кивнул Стэн. — Это невозможно. Ты знаешь, где парень?

— Я хочу это знать.

— И...?

— И когда вы на него выйдете, дай мне знать.

— За сколько шагов?

— Как сможешь.

— И почему я это сделаю?

— Долги надо платить.

Стэн кивнул.

— Что ты ему должен?

— Я — жизнь.

— Понятно. А если это не тот?

— Мешать не буду.

Стэн снова кивнул, внимательно разглядывая собеседника. Знаменитый Ковбой, киллер, чистильщик экстра-класса, уорринговец, как и Найф, кстати и уорринговские карты у обоих не сохранились, тоже наводит на размышления, но трудно поверить, что не знал, что Найфа убирали без него, но, похоже, что так, и похоже, что к тому парню у него свои... чувства.

— А если ты будешь первым?

И твёрдый спокойный ответ:

— Дам знать.

Стэн кивнул. Следующим должен был последовать уговор о деньгах, но оба понимали: его не будет. Стэна не покупали.

Молча глядя друг на друга, они допили свои рюмки, и Фредди встал. Ушёл, не прощаясь и не оглядываясь. Любые слова будут уже лишними.

Стэн вернулся на кухню и выключил плиту. Кофе наполовину выкипел, а стейк... фольга спасла, получился пережаренный, но не сгоревший. Плиту придётся отмывать, ну, это не слишком большая проблема. Но... но никогда не думал, что Ковбой способен на такое. Что ж... Да, он вступил в сговор с преступником, и не жалеет об этом. Когда Пенроз позвонил, что экспертиза в общем закончена... да, и он читал этот акт... да за одно то, что лицо Найфа было залито слезами, что значит Найф понял, прочувствовал свою смерть... да за одно это он вытащит того парня, сам вместо него сядет!

Он накрыл на стол и принялся за ужин. От коньяка приятно кружилась голова. Кто бы подумал, что Ковбой в коньяках разбирается. Ну, это ему могли и подсказать. Хотя... вряд ли Ковбой потерпит подсказку. И подсказчика.

Сев в машину, Фредди сразу включил мотор и рванул с места. Тяжело говорить голым, но рисковать он не мог. В таких разговорах хитрить нельзя, в мелочах особенно. Ну, что ж, что мог — он сделал, а дальше... самим им трепыхаться нельзя, наведём, Алекс тогда всё чётко разложил, значит, ждём.

Отъехав на два квартала, он привычно проверил улицу за спиной, содрал и выкинул на ходу в окно перчатки, удачно попав в канализационный — здесь он всегда открыт — люк, и прибавил скорость. А неплохо Чак справился с "ферри". Из обычной легковушки сделал... машину. Что значит — и улыбнулся — профессионал. Бульдог его, конечно, основательно выпотрошил, ну, так это Бульдог, и менять шофёра и автомеханика им пока незачем.

* * *

Крис и раньше замечал, что за хорошим обязательно идёт что-то плохое. Только-только у них с Люсей всё наладилось, всё стало так хорошо, что сам своему счастью не веришь, так на тебе! У Люси разболелась рана на боку. Он сам каждое утро и на ночь накладывал мазь и повязку... и ничего не мог понять. Жёлтые корки жёстко топорщились чешуйками, ожог под ними перестал мокнуть, и блеск стал другим. Люся жаловалась, что повязка ей мешает, хотя он старался сделать всё как можно лучше. И мазь ведь хорошая, "бальзам Вишневецкого", а не помогает. Люся стала плохо спать, плачет.

— Люся, — они лежали рядом в постели, её рука у него на груди. — Люся, может... я утомляю тебя? — нашёл он нужное слово. — Ну... этим.

— Нет, — Люся погладила его по груди. — Нет, Кирочка, мне... мне хорошо, когда у нас... это. Правда. Нет, я не знаю, отчего.

— Люся, а если мази больше класть?

— Ну, куда уж больше, она уже наружу проступает, нет, Кирочка, ты всё хорошо делаешь. Это я такая, — она вздохнула, — невезучая.

Вздохнул и Крис и, повернув голову, коснулся губами лба Люси — она лежала на боку.

— Люся, что мне сделать для тебя?

— Ой, Кирочка, — она вздохнула уже по-другому, не под плач, а под смех. — Мне так хорошо-о... Знаешь, когда я вот так, с тобой, я и бока не чувствую, — и хихикнула. — Вот если бы на работу не ходить...

— Ага, — подхватил Крис. — Встали, поели и снова легли.

Люся негромко засмеялась, потёрлась носом о его плечо.

— Ой, хорошо бы, Кирочка, да без работы есть будет нечего. Давай спать, да?

— Давай, — согласился Крис, хотя усталым себя не чувствовал. Странно, но после волны усталости не было. Мягкая блаженная пустота, покой, но не усталость.

— Кира, — уже совсем сонным голосом сказала Люся, — ты руку положи мне на бок, ладно?

— Да, конечно.

Он повернулся набок лицом к ней и мягко накрыл своей ладонью её повязку. Люся вздохнула, и он почувствовал, как обмякает, расслабляется её тело. Конечно, на боку спать неудобно, непривычно, но ничего, потерпит. И надо поговорить с Юрием Анатольевичем, попросить посмотреть Люсю. Он же врач, лечил Люсю, а если что будет нужно из еды там что-нибудь особенное, то сходить в город и купить — не проблема, деньги есть.

Под эти мысли Крис и заснул.

Рабочий день уже заканчивался. Аристов отдал Люсе пачку обработанных историй болезни.

— Это всё в регистратуру.

Картотеку он теперь ей не доверял, сам ею занимался, но в остальном... в остальном всё было как раньше. И Люся решила рискнуть.

— Юрий Анатольевич, я... я попросить вас хотела...

Она запнулась и покраснела так, что здоровая половина лица сравнялась по цвету с обожжённой.

Аристов поднял взгляд от своей рабочей тетради.

— И о чём? Ну, — и улыбнулся, — проси, раз хотела.

— Юрий Анатольевич, вы... вы не посмотрите меня? — и, увидев его удивление, заторопилась: — Меня бок совсем замучил, и мазь вдвое мажу, а не проходит, я ни спать, ни работать не могу.

— Да? — Аристов порывисто встал из-за стола. — Ну-ка, за ширму и раздевайся, посмотрим твой бок.

Люся послушно положила обратно на стол стопку папок и, расстёгивая на ходу халатик, пошла за ширму. Раздеваясь, она слышала, как щёлкает переключатель на селекторе, журчит вода из крана... Её давно не смотрели, с весны, и, когда Аристов вошёл за ширму, она прикрыла грудь руками.

— Нет, Люся, подними руку, мне же так не видно.

Аристов снял повязку, стёр тампоном мазь. Люся затаила дыхание.

— Так больно, Люся? А так?

— Н-нет, — неуверенно ответила она, — как-то...

— Как? — терпеливо спросил Аристов.

— Ну-у, щекотно как-то.

— Так-так, понятно. Так, Люся. Так, что ты говоришь? Болит у тебя?

— Ну, не очень болит, ну, я не знаю, свербит, ну, прямо так бы и выдрала себе сама всё.

— Понятно. Ну, Люся, — голос у Аристова стал весёлый, — поздравляю.

— С чем? — изумилась Люся.

— С регенерацией, Люся. Ну-ка, постой так.

Он смазал ей бок — запах был новый, незнакомый — и наложил повязку.

— Вот так, зуд это снимет. Одевайся.

— Ага, ага.

Пока Аристов мыл руки, она быстро одевалась и слушала. Вот он вернулся к столу, зашелестел бумагами, карточку её ищет, что ли? Ре-ге-не-ра-ция... что это? Как он говорил, получается, что хорошо. Она застегнула халатик, завязала поясок и вышла из-за ширмы.

— Юрий Анатольевич... — робко начала она.

Он опять что-то писал и ответил, не поднимая головы.

— Вот, Люся, по этому рецепту возьмёшь в нашей аптеке, много не мажь.

— Ага.

— И покажись дерматологу. Если процесс общий, то и голову он затронет.

Люся ойкнула, и Аристов оторвался от письма, увидел её испуганные глаза и рассмеялся.

— Всё хорошо, Люся, прямо отлично, заживление у тебя началось. Поняла?

Она неуверенно кивнула. Взяла рецепт и спрятала его в карман халата, забрала стопку историй болезни.

— Спасибо, Юрий Анатольевич, так это в регистратуру, да?

— Да, Люся.

Люсе очень хотелось спросить, можно ли им, нет, ей жить как живёт, но не решилась и убежала.

Аристов, перебрав картотеку, достал Люсину карточку и только начал писать, как в дверь постучали. Так обычно стучали парни: мягко, даже вкрадчиво, но не услышать нельзя.

— Да, войдите.

И удивился, увидев Криса. После той ночи, когда он застал его с Люсей, они фактически не разговаривали. Не специально, а как-то само собой получалось. Крис был со смены, в халате и шапочке.

— Извините, что побеспокоил, Юрий Анатольевич, — осторожно начал Крис.

— Ничего, — кивнул Аристов. — Заходи. Что стряслось?

— Нет, спасибо, ничего особенного, — Крис вошёл в кабинет, прикрыв за собой дверь. — Я хотел только попросить вас. Посмотрите Люсю, пожалуйста. У неё... её бок беспокоит.

Аристов с невольной улыбкой кивнул.

— Я её уже посмотрел. Знаешь, что у неё? — Крис мотнул головой, с надеждой и страхом глядя на него. — Регенерация. Знаешь, что это такое?

— Восстановление, — Крис сразу почувствовал себя на уроке. — Правильно?

— Правильно, — кивнул Аристов. — У неё восстанавливается наружный кожный покров.

Аристов говорил, используя термины, и все силы Криса уходили на понимание терминологии а на переживания уже не оставалось.

— Всё понял?

— Да, — кивнул Крис. — И... и ничего не менять, ну, как мы живём?

Аристову понадобилось минуты две, чтобы понять, о чём беспокоится Крис. А поняв, ответил очень серьёзно.

— Положительные эмоции способствуют процессу.

— Ага, — просиял Крис. — Спасибо, Юрий Анатольевич, извините за беспокойство, — и стремительно выскочил за дверь.

Словно боялся, что Аристов передумает и запретит ему... жить по-прежнему.

Как ни хотелось Крису найти и обрадовать Люсю, но он пошёл к Жарикову. Он должен поговорить с ним. Доктор Ваня всё сделал для него, пришёл тогда, той страшной ночью, успокоил, уладил всё, нет, он должен рассказать. И что парни с вопросами не лезут, хотя он же знает, как им это важно, так это тоже... доктор Ваня сделал. И сначала расскажет ему, посоветуется заодно, как для Люси лучше, а потом уже к парням пойдёт.

Жариков был у себя, хотя приём закончил и в соответствии с распорядком, и фактически, что совпадало довольно редко. И потому на стук в дверь он откликнулся сразу, приглашая войти запоздавшего и, скорее всего, непланового пациента.

— Здравствуйте, Иван Дормидонтович, — вошёл Крис. — Я... я пришёл поговорить.